Елена Лядова: «Я абсолютный фаталист — верю в судьбу»

«Какое бы счастье на стороне ты себе ни строил, сердце будет принадлежать близким, и надо...

«Какое бы счастье на стороне ты себе ни строил, сердце будет принадлежать близким, и надо постараться это зафиксировать, запомнить и по этому пути двигаться. На стороне счастья не найдешь», — говорит актриса Елена Лядова.

— Лена, 29 сентября в онлайн-кинотеатре Okko выходят финальные серии сериала «Что делать женщине, если у нее два любовника, а выбрать нужно одного». Это уже второй проект кинокомпании «Студия Видеопрокат», где вы заняты. Похоже, вы нашли своих людей?

— Да, мне очень нравится их подход к делу. Продюсеры погружены в процесс. Это не значит, что режиссер обезглавлен и художник лишен каких-то инициатив. Нет, тут все работают совместно, явно с энтузиазмом, с уважительным отношением друг к другу. Хотят делать классные проекты, поэтому привносят много свежих идей, над которыми думают коллективно. Не всегда это на пользу, но в «Студии Видеопрокат» собралась команда ребят, которые все-таки не лебедь, рак и щука, а в одном направлении смотрят. Это здорово, они знают, чего хотят, ищут похожих по духу людей, чтобы не возникало внутри творческих конфликтов, и вместе делают общее дело.

— Вы сразу получили предложение сыграть главную героиню Анну? Была какая-то конкуренция?

— Какая у меня конкуренция, На­таша? (Смеется.)

— Вот и я думаю, что никакой. Видимо, вас утвердили без проб.

— Это было предложение. Но и пробы были для того, чтобы посмотреть ансамбль, партнеров, и чтобы режиссер и продюсеры тоже убедились, что они ничего лишнего по поводу меня не нафантазировали. Мне казалось, это совсем не мой материал, и я совершенно не хотела в нем сниматься. Я думала, что не смогу передать характер героини, который заложил сценарист Александр Цыпкин и хотел воплотить режиссер Алексей Кузьмин-Тарасов. Так что по поводу этой работы у меня штампов не было. Я не знала, из какого кармана платки вытаскивать, и честно признавалась: тут фокус может не пройти. Но меня убедили.

— Кто был самым убедительным?

— Наверное, режиссер. Но, в принципе, меня убедила серьезность намерений всей команды, и Сережи Бондарчука, и Алексея Киселева. Я с ребятами не первый раз в реку входила, доверяю им. Может быть, им виднее. Но я вообще практически всегда сразу от всего отказываюсь, я в этом смысле консервативный человек, Козерог. Меня надо убедить, поуговаривать. И, главное, мне самой нужно понимать, зачем я это делаю. Без этого к материалу приступить не могу, он не «вкусный» для меня. Спасибо режиссеру за то, что он не сдался и деликатно, мягко убедил в том, что я и в этом материале буду выглядеть хорошо и не стыдно.

— Ваша Анна выбирает между героями Гоши Куценко и Антона Фи­липенко, с кем из них вам как с партнером было комфортнее?

— Это абсолютно два разных актера и по психофизике, и по подаче, и по партнерству. С Гошей я впервые встретилась на площадке, очень рада была поработать вместе. Мне кажется, это одна из лучших его ролей именно в его таком сочном, уже зрелом мужском возрасте.

— Все мои знакомые женщины, которые смотрят сериал, выбирают именно Урия — Гошу.

— Потому что он такой сладкий, мягкий пухлик, от него веет родством и спокойствием. Часть зрительниц выбирает более опытного и постарше. Но жизнь показывает, как бы женщина себе ни выстраивала стабильность и безопасность, рядом оказывается самый большой по жизни охламон, и она потом таскается с ним и пытается из него сделать уютного…

А в Антоне Филипенко — другая энергетика. Кстати, мы с ним познакомились на съемках картины с рабочим названием «Не личная жизнь», где в главных ролях он, Максим Ла­гашкин, Аскар Нигамедзянов, Алексей Серебряков и я. Антон там играл моего брата. Это чистая комедия. Она снималась раньше, чем «Что делать женщине…», но выйдет после Нового года. А второй раз, когда мы встретились, Антон был уже в другой ипостаси — играл не неуверенного слабака, а метросексуального самца. Интересно было наблюдать за метаморфозами… В «Что делать женщине…» у меня еще один замечательный партнер — Саша Робак. Хорошая компания, режиссер отличный, мягкий, добрый. С шутками-прибаутками проходила работа. Все было как-то тепло, по-молодежному, задорно.

— Что для вас настоящая актерская смелость?

— У каждого своя смелость. Для кого-то «вышак» — трусы с себя в кадре снять, потому что он закрытый, очень религиозный и воспитанный в пуританских традициях человек. А для кого-то сложно играть драматическую роль, погрузиться в пучину собственных переживаний, их транслировать, обсуждать это с чужим человеком, хоть и с режиссером. Это обнажение для него самое мучительное.

Моя смелость — взяться за роль, которая далека от меня, и присвоить себе, сделать своим телом, своей эманацией. Брать то, что знакомо, неинтересно. Сложно брать вершины.

— Многие сравнивают «Что делать женщине…» с сериалом «Из­мены», выход которого в 2015 году произвел эффект взорвавшейся бомбы. Вас это не смущает?

— Сравнивают, потому что в центре героиня, которая выбирает, с кем из мужиков остаться. Знаете, фильмы про войну тоже все одинаковые. Есть внешний враг и наши ребята. Чего тогда смотреть «В бой идут одни «старики»?

Понятно, что разница между «Что делать женщине…» и «Изменами» не такая, как между «Изменами» и «Людьми в черном». Все где-то рядом. В центре — сильная и независимая героиня, вокруг — мужчины. Тема — расширение сексуальных границ, попытки стать счастливой. Наверное, в этом есть схожесть. Но в «Изменах» сюжет строится на том, чтобы мужчины не узнали о существовании друг друга. А здесь надо выбрать. Какая разница! Видали?

— Вы всегда говорили, что, когда соглашаетесь на какой-то проект, для вас самое важное — месседж. Какой он в этой истории?

— Важнее всего семья, дети. И какое бы счастье на стороне ты себе ни строил, твое сердце будет принадлежать твоим близким, и надо постараться это зафиксировать, запомнить и по этому пути двигаться. На стороне счастья не найдешь, там не будет любви, которой от тебя ждут, которую ты можешь дать и которую тебе дадут взамен. Как бы героиня нашей истории ни пыталась организовать свою жизнь математически верно, отправив от себя сына подальше, чтобы он не мешал, оправдываясь тем, что оплатила ему престижный институт в Лондоне, это не приносит счастья. Близкие приходят за помощью, им больше некуда идти, они просят от тебя включенности в свою жизнь. И счастье ты испытываешь, только когда занимаешься ими.

Вот в чем история. Моя Анна так не хотела становиться бабушкой, так хотела свободы, раскрепощенных отношений, быть крутой, делать эту жизнь… Но еще больше ей хотелось, чтобы подставили мягкое теплое плечо, чтобы сын позвонил. И пусть он со своей пакистанкой едет сюда, и внучку привозит! И даже ее бывший муж говорит: «Внучку я воспитаю в наших русских традициях!» То есть мы сразу принимаем свое родство, заступаемся за него и создаем свой мир, микроклимат. А герой Куценко понимает, что он дед, и очень любит внучку. И ему нельзя отказаться от нее, ее проблем, ночных звонков, потому что только тогда он живет, а не когда сидит тупо, курит, телевизор смотрит и пиво пьет, хотя это лучший досуг для него — чтобы его не трогали. Но живем мы, оказывается, когда нас трогают близкие. У героя Филипенко тоже все сводится в итоге к семье. В общем, месседж в сериале светлый, чистый, про семью и близкие, доверительные отношения.

— Значит, героиня не так далека от вас, как вы думали сначала.

— Не знаю, близкие мы или далекие, но ценности у нас похожие.

— Признаюсь, мне как зрителю не хватает вас на экране. Кажется, вы просто очень увлеклись карьерой вашего мужа Владимира Вдовиченкова. У него все здорово складывается во многом благодаря тому, что вы его агент и директор. Ощущение, что для вас это номер один, а своей актерской истории вы меньше внимания уделяете.

— Это вам только кажется. Уделять внимание карьере — это не значит сниматься где попало каждый день. Я не настолько люблю деньги, мне важнее семья, здоровье, спокойствие. И вообще, ради чего все это? Разве не для того, чтобы радоваться, обниматься, целоваться?

— Своим нужно помогать?

— Конечно, своим нужно помогать. А кто же им поможет?

— Брату Никите Лысенко, начинающему актеру, помогаете? Он был занят в спектакле Театра на Бронной «Бульба. Пир», пока тот не закрыли. Снялся в нескольких проектах, которые пока не вышли. Может быть, вы станете директором брата и у него карьера будет двигаться бодрей?

— Все его проекты пока в производстве, судя по «Кинопоиску». У нас в стране нет практики продвижения актера агентами. Агент просто администрирует. Он не может повлиять на судьбу, куда-то засунуть актера, у него не такие длинные руки. Большая удача, когда агент совмещает несколько профессий: является, например, кастинг-директором и может приглашать на пробы своих людей из агентства.

— Как научить ждать человека, которому хочется всего и сразу: много сниматься, быть востребованным, узнаваемым?

— Нужно гасить в себе амбиции. Жизнь преподает свои уроки. Учит трезво относиться к тому, что ты не получаешь всего, о чем мечтаешь. Во всяком случае сразу. А возможно, и никогда не получишь. И, может быть, нужно мечту менять.

— После первого нашего интервью, семь лет назад, вы пошли на крышу подышать. Я помню, вы смотрели на небо и задавали вопрос: «Как думаете, есть инопланетяне или нет?» И я почувствовала, что все предыдущие вопросы, которые я задавала, — ерунда, а вот это вас действительно больше всего волнует. И еще устройство мира. Это так?

— Ой, с такими вопросами вам, наверное, надо в журнал «Вокруг света»… Да, меня волнуют вопросы мироздания — кто мы и зачем, наши чувства, наше сознание. Ничего нового, все, что интересовало Платона с Сократом и всех остальных.

— Почему вы перестали есть мясо, рыбу и моллюсков? Вряд ли из соображений здорового питания…

— Я идейный вегетарианец, не ищите тут ничего другого. Я просто думаю, что это не самое большое духовное достижение человека: на­учиться жарить, солить себе подобных, которые могут жить, плодиться, у которых есть характер и свои задачи. Мне кажется это просто очень примитивным: убить и сожрать. Помните Библию? «В этом саду вкушайте плоды с любого дерева». Там ничего нет про козу и вола.

— Вы всегда так думали? Или был какой-то случай, который стал поворотным моментом?

— Меня пригласил один иностранный режиссер для участия в его картине, где надо было убить оленя, разделать его и съесть еще на этапе подготовки к съемкам. Я отказалась. Не стала сниматься, уехала со скандалом, к несчастью и расстройству всей съемочной группы. Но это был для меня самый главный триггер. Потому что режиссер мне задал вопрос: «Хорошо, ты не убиваешь, не разделываешь, а есть-то ты же будешь?» И я долго как уж на сковородке вертелась, пытаясь ему сказать: «Но это же делают люди, которые взяли на себя ответственность, это их профессия, это они как-то с Вселенной договариваются, что могут убивать. Есть же хищники в природе…»

Крутилась как могла, но мои ответы даже меня не удовлетворили ни капли. И я стала разговаривать с собственной совестью: ну как можно интересоваться эзотерикой, мирозданием, про душу что-то пытаться узнать, если ты мясо жрешь? Как это вообще согласуется? Никак невозможно оправдаться тем, что это не ты убил, а специально обученные люди. Невозможно снять с себя ответственность. Чтобы стать честной, надо было просто отказаться от мяса. Может быть, встреча с тем режиссером и нужна была только ради этого… Потому что он год меня уговаривал приехать на съемки фильма, мы вели долгие переговоры, я отказывалась, ссылаясь на большую занятость в российском кинематографе. И в итоге почувствовала, что мне надо к нему ехать. Что это тот материал, в котором я должна участвовать, такой правильный, такой гениальный. Все планы разрушились. Но я благодарна той встрече, где мне сказали: ты просто врушка.

— Жизнь изменилась, когда вы перестали есть живых существ?

— Конечно, изменилась. До этого ты самонадеянно считаешь себя венцом творения, а всех остальных — покоренным видом, тупым и бездушным. Все равно что тля о себе будет что-то эдакое думать. А над тлей огромный мир… Наверняка муравьи себя тоже считают вершиной эволюции.

— Они круче, чем тля?

— Да, они же ее пасут, жрут. А божьи коровки считают вершиной себя, потому что жрут муравьев. А есть какие-то мухи, которые жрут божьих коровок. И нас, людей, наверное, тоже используют более развитые существа, и мы совсем не венец творения. Мне как-то странно есть курицу, похожую по строению на мою собаку. Нет, я все понимаю, север, охота и так далее…

— Что говорит о вашем вегетарианстве ваша бабушка Тамара, которая всю жизнь работала на птицефабрике?

— Это другая бабушка — Валентина. Она была главным инженером на мясо-птицефабрике города Моршанска и, видимо, таким вопросом не задавалась. Ее нет, спросить невозможно. А Тамара у меня бухгалтер. Бухгалтер считает вегетарианство вредным.

— Как близкие принимают ваш выбор? Владимир же наверняка ест шашлыки, стейки. Или он, как и вы, перешел на искусственное мясо?

— Нет, не перешел. Но меньше употребляет животного белка, сказывается сожительство со мной. И, конечно, в его рационе стало больше клетчатки.

— Кто ваши единомышленники? У вас есть круг по интересам?

— По вегетарианству? Я вообще одна такая из всех моих друзей. Им сложно со мной, они теперь всегда парятся — надо какой-то ботвы пожарить, потому что иначе мне есть нечего. Невозможно весь вечер меня солеными огурцами кормить. Приходится кабачок какой-нибудь приготовить, грибочков баночку открыть. На самом деле, совсем не сложно быть вегетарианцем, не нужно никаких экзотических блюд в рационе, все просто — ботва сплошная. Хотя это мало кому нравится, как я понимаю.

— А как же утверждение медиков, что не есть мясо вредно для нервной системы, для иммунитета и прочее?

— Спорить не буду, но по анализам у меня все в порядке и с железом, и с другими микроэлементами, которые в огромном количестве присутствуют и в других продуктах, не только в мясе. И про аминокислоты уникальные, содержащиеся в мясных продуктах, не стоит слушать поборников мясоедения.

Вообще-то мы в нашей стране очень близки к вегетарианцам. Столько постов, сколько у православных, нет ни у кого. В любом ресторане уже к этому адаптировались и есть постные меню. Русские люди испокон веков, как мне кажется, ели ботву, ну это я условно так называю. Мясо — это очень дорого всегда было. Чтобы забить свинью и сожрать ее всей семьей, нужен подходящий сезон и серьезный повод. В нашей культуре нет ежедневного употребления мяса. А сейчас мы напичканы сосисками, колбасками, и производитель нам внушает миф о пользе хамона и мраморной говядины. Поверьте, все то же самое есть в растительном белке, если его правильно употреблять.

— Как физическая пища влияет на организм, так и духовная — на душу. А что вас в этом смысле питает? Фильмы, книги, музыка, поездки с друзьями?

— Меня питает одиночество, спокойствие, тишина, отсутствие каких-либо социальных контактов, мой закрытый рот. Тогда я подсоединяюсь к своей розеточке. Это, наверное, мой самый важный элемент питания. А еще сон долгий, глубокий, безделье, дни, лишенные ответственности. Это отдых. Потому что нужно как-то бороться с профицитом информации, иначе сойдешь с ума. Надо дверку закрыть в собственный мир и там покоматозиться.

— Но это сложнее всего — ничего не делать, не общаться, выставить границы. Это огромная, порой недостижимая роскошь для многих.

— Прятаться мне помогает моя работа. Я не служу на государевой службе, чтобы каждый день в восемь идти в контору, в поликлинику, детей учить. Могу неделями, месяцами не ходить на съемки. И даже когда я много работаю, знаю, что проект кончится и наступит пауза.

— Скажите, а желание переехать из центра Москвы куда-нибудь за город у вас не возникало?

— Эта перспектива кажется мне скучноватой. Хотя хочется, конечно, иметь загородную недвижимость, небольшой клочок земли с лесом, чтобы и птичек послушать, и на небо посмотреть. Это очень важно — энергию получать от земли. Я человек, рожденный в небольшом провинциальном городе, все мои школьные каникулы проходили на земле, а не в бетонной коробке. Поэтому смотреть на цветочки и зеленую траву — тоже для меня подпитка.

— Как известной актрисе побыть в одиночестве в мегаполисе? Это же в принципе невозможно. Если я сейчас выйду из кафе, ко мне никто не подойдет. А вы, даже если с вами никто не заговорит, без внимания не останетесь. Люди зацепят вас взглядом, своими мыслями. Вам это наверняка не нравится.

— Я интроверт, мне вообще совершенно никто не нужен. И даже не имеет значения, знаком мне человек или нет. Я в принципе травмируюсь от общения с кем бы то ни было. (Смеется.) Но я согласовываю это все-таки со своей профессией, своей задачей. Я актриса. Люди здороваются. Если кто-то, проходя мимо, улыбнулся — это счастье! Я же понимаю, что моя задача жизненная — нести смех и радость через экран. И вот меня человек в жизни видит и думает: «О, класс, и она в обычную поликлинику ходит! Тогда не страшно обращаться к этому врачу». Все, дело сделано, ради этого была встреча… Это такой тонкий момент, когда на уровне мыслей соприкосновение идет. А вот когда навязчиво вторгаются в твое пространство — это хамство и бескультурье в чистом виде.

— Не все же могут быть корректными в высказывании своих чувств и восторгов…

— Не все. Хорошо, чтобы было как в песне у Гуфа:

«Я хочу, чтобы окружающие понимали:Поднятый вверх большой палец — самое нормальное!»

Володе это очень нравится. Не надо к нему под рубашку-то лезть, нюхать, чем он пахнет, тебе зачем это?

— Есть какая-то закономерность, почему один человек становится известным артистом, а другой нет?

— Судьба. Я верю в судьбу полностью. Я — абсолютный фаталист. Есть небольшая импровизация в заданных рамках. Ваше отношение к происходящему — вот в чем ваш свободный выбор.

— Ну, это слишком маленькая импровизация.

— Ничего себе! Да это полностью меняет состав крови. Ваши чувства, ваши намерения. Вы же не просто физический объект, а биоэнергетический комплекс. Знаете, от того, что вы шевельнули ногой, то есть совершили действие, мир не сотрясется. А от того, что прокляли в душе кого-то, — да. Это очень мощная энергия. Можете просто пожелать гадости, и человек споткнется, ногу сломает, все что угодно. Мы же влияем на мир по-разному. Поэтому не думайте о себе так примитивно.

Наши мысли имеют значение. Иногда не понимаешь: почему у меня все не складывается? А потому, что ты что-то придумал и всем рассказал, и они позасовывали свои мнения в твою ситуацию, и она испортилась. Существует восточная мудрость: хочешь продолжения — не говори о начале. Значит, все-таки влияние есть. Молчи, не болтай. Все важно. Даже взгляд. Некоторые так неприятно могут посмотреть... А кто-то так душевно! И вам хорошо, хотя даже слова человек не произнес, и вы вообще никогда не пересечетесь. Вот вы думаете: «Сплошные неудачи, жизнь течет мимо меня, и я уже стою где-то на реке Стикс». Ан нет, прошла какая-то дамочка, взглянула на ваши сапожки, и вы почувствовали, как они ей понравились. И думаете: «Ну а что, я еще ничего, и сапожки мои баба-то заметила». Ваше настроение улучшилось, вы с улыбкой пошли дальше и в поликлинике не нахамили тете, которая долго карточку вашу ищет. Подумали: «Да ладно, она тоже баба». И вот оно добро — как косички, стало плестись.

— В прошлый раз вы шутили, что ваши планы — гонять аэропланы. Как обстоят дела с аэропланами?

— Вы про фильм «Воздух»? Планы гонять аэропланы в планах. (Смеется.) Надеюсь, эта долгожданная картина скоро выйдет. Я там погоняла на аэроплане. Мы снимали очень долго, на какое-то время нас останавливала пандемия. Технически это были сложные съемки. Алексей Алексеевич Герман старался не использовать компьютерной графики, мы строили копии немецких «Мессершмиттов», они летали. Некоторые съемки производились в воздухе. Сложнейшая история. Хотя часть самолетов была, конечно, чистой декорацией. Они разваливались на ветру на Финском заливе, художникам приходилось восстанавливать. Это не просто звездочку на погоне поправить, нужно целый самолет клеить, красить, сушить. Холод, ужас, сырость повсюду. Очень тяжелые съемки. Плюс по сюжету — одна из самых снежных, холодных зим Великой Отечественной войны, а снега не было. Что делать? Переписывать, переснимать? Часть в снегу снята, а назавтра все растаяло, и вода в Финском заливе не замерзает. Герман то боролся, то шел за стихией. Много массовки, каскадерских трюков. Это история не про красиво летающих летчиков во время парада, а про военные действия. Их подбивали, они горели, умирали. Горящие самолеты надо снять. Словом, это один из самых тяжелых проектов в жизни Алексея Алексеевича. Надеюсь, что у него получится. Я очень жду. У меня там малюсенькая роль.

— Прямо малюсенькая?

— Ну не малюсенькая, а небольшая. Но поучаствовать было любопытно.

— Про то, что вы не любите одной краской красить забор, то есть играть в фильмах одного жанра, вы говорили. А есть какие-то интересные разноплановые предложения?

— Я вообще считаю, что комедия — уже большое достижение, отхождение от привычного мне образа женщины с тяжелой судьбой. Другой ракурс, подача, существование. В «Что делать женщине…» у меня один образ, а в «Не личной жизни» — совсем другой. Хотя и там, и там комедия. Надеюсь, тот проект тоже будет интересным. Он про порно. (Смеется.)

— Почему вас выбирают в проекты на такие темы — любовники, измены?

— Так сложилось… Но все-таки речь не идет о том, чтобы до бесконечности расширить границы моей сексуальности, это мы оставим другим. Так что, не переживайте, все мое пуританство и отряд дублеров остаются при мне…

Статьи по теме:

• Дэвид Линч и фантастика типа «Дюны»: Елена Лядова рассказала о проектах мечты