Игорь Гудков (он же Панкер) был завсегдатаем питерского рок-клуба. Он дружил с Майком Науменко,...
Игорь Гудков (он же Панкер) был завсегдатаем питерского рок-клуба. Он дружил с Майком Науменко, Андреем Пановым, Константином Кинчевым, Виктором Цоем и Алексеем Рыбиным. Когда золотой век ленинградского рок-н-ролла закончился, Панкер нашел себя в киноиндустрии. Работал с Иваном Дыховичным, над «Сталинградом» Федора Бондарчука и «Белой гвардией» Сергея Снежкина. Сейчас в его планах снять сериал о Горшке — Михаиле Горшеневе, лидере группы «Король и Шут».
— Фильм Учителя о Викторе Цое я не люблю, полностью на стороне правообладателей — это безобразная история. И то, что фильм «Цой» провалился в прокате, логичное тому подтверждение. Больше всего мне было обидно за Рикошета: он экранный совершенно не похож на себя. Если честно, до конца я так и не досмотрел.
Сейчас в Москве будут делать выставку к шестидесятилетию Цоя. Масштабную, каких никогда не было. Пройдет она в столичном Манеже. Я знаю, что выставка будет долгой, а поскольку в проекте принимают участие мои знакомые, они просят у меня раритет — две картины Виктора, которые никто не видел. Вернее, это плакаты, Цой рисовал их на продажу: срисовывал западных звезд либо с альбомов, либо с настоящих плакатов.
Фирменный плакат стоил пятнадцать рублей, а нарисованный Виктором — от рубля до трех. Те, что у меня, не очень получились, потому не продались и таким образом сохранились. Такие же плакаты были тогда у многих наших: Цой часто был стеснен в средствах, родители много не зарабатывали, поэтому он эти рисунки дарил друзьям на дни рождения. На моих, случайно сохранившихся, нет подписи, но она и не требуется — Виктор узнаваем. Помню, как Мика Джаггера он срисовал с журнала «Крокодил», где была ругательная статья про The Rolling Stones. Естественно, мы ее вырезали и бережно хранили. Наверное, эти картины я все-таки дам на выставку: хочется, чтобы люди их увидели.
— Как вы встретились с Цоем?
— Небольшая предыстория: я родился в коммунальной квартире на Невском проспекте. Родители — папа инженер, мама врач — после института уехали по распределению в Донецк. Услышав мой украинский говор через год моего нахождения там, бабушка пришла в ужас и забрала меня назад в Ленинград. Потом мы жили на Гражданке, а позднее родители развелись и я переехал в квартиру на Бухарестской улице в Купчине, которую получил отчим.
Я учился в восьмом классе и вовсю интересовался музыкой. Пару раз съездил к старым товарищам, но так как путь из Купчина до Гражданки неблизкий, дружба эта рассосалась. На пластиночном «толчке» познакомился с Андреем Пановым — Свином, первым панком и вдохновителем этого движения в России. Получается, что я был вторым панком. Мы сразу понравились друг другу, а еще выяснилось, что живем рядом, всего в шести автобусных остановках.
У Андрея уже была своя компания, в которую я влился. В нее входили в том числе Леша Рыбин, Витя Цой, Игорь «Пиночет», Евгений Юфит. Там на наших глазах и организовалась первая группа Цоя и Рыбы «Гарин и гиперболоиды». Собирались мы обычно у Панова, его мама, Лия Петровна, была не против. И мама, и отец Свина были звездами балета, но в 1974 году его отец Валерий Шульман эмигрировал и развелся с женой. Из-за границы он присылал Свину джинсы, куртки, другую одежду, а мы все это продавали и неплохо потом проводили время.
На самом деле мы со Свиньей были мажорами. Мой отчим работал в обкоме партии, и мы пользовались всеми благами: проходками в кино, театр, музеи, на концерты. Плюс нас всегда выпускали из милиции благодаря нескольким серьезным пропускам без фото, на предъявителя. Дальше меня пробивали по базе и видели, что я живу в квартире высокопоставленного отчима. Нас же забирали не как антисоветчиков, а за антиобщественное поведение. Пьяных к примеру. Компания собиралась разношерстная, но всех нас объединяла любовь к западной музыке.
Время мы проводили так: слушали пластинки, выпивали, курили, обсуждали любимые группы, разговаривали обо всем, кроме политики. Я читал потом воспоминания Оззи Осборна, у него в юности все было примерно так же, как у нас. Мечтал с друзьями о группе, о гастролях, о славе, только сидели они в баре, а мы на кухне.
Однажды все же организовали группу. Правда играть никто толком не умел, зато Андрей писал хорошие песни, а потом, к моему удивлению, начал неплохо писать и Цой. Первой песней, которую я услышал от Виктора, была «Когда-то ты был битником», она мне понравилась сразу. Сначала Виктор играл в группе «Палата № 6» на басу, а потом они с Рыбой стали играть на две гитары, так и появилось «Кино».
Потихоньку наша компания стала знакомиться с другими ленинградскими музыкантами: я встретился с Майком Науменко и Борисом Гребенщиковым. Увидел их на новогодней дискотеке в архитектурном институте, непосредственно перед танцами играла группа без названия. Входили в нее Борис, Майк, Женя Губерман, Михаил Файнштейн. Они выглядели шикарно: накрашенные глаза, кружевные жабо, настоящий рок-н-ролл. Как выяснилось потом, у коллектива все же было название — «Группировка имени Чака Берри».
Ребята играли рок-н-ролльные стандарты. И вот они играли, играли... и вдруг запели песню на русском языке. «Летающая тарелка» меня поразила, я был убит наповал! Борис сказал со сцены: «Мы записали новый альбом, кто хочет купить — подходите». Конечно, я подошел и тут же получил домашний телефон Гребенщикова.
Назавтра позвонил ему и выяснил, что мой дом не так уж далеко от его. «Ну заезжай!» — пригласил Борис. Уже через час я сидел у него, мы разговаривали о музыке, и выяснилось — у нас похожие вкусы. В дальнейшем Борис очень сильно повлиял на нашу компанию, а «Аквариум» до сих пор одна из моих самых любимых групп. В то время мы с Пановым работали в радиомагазине, в СССР это было престижно, и пластинок у нас было до фига. Именно я дал Гребенщикову послушать альбом Sex Pistols, а Боря осчастливил меня группой The Clash.
«Кстати, со мной парень играет, Майк, он тоже недавно альбом записал», — рассказал Гребенщиков. Конечно, мне был нужен и этот альбом! Боря позвонил Майку, и я тут же к нему поехал, жил Науменко тогда тоже не очень далеко.
Оказавшись в его комнате, я попал в знакомую атмосферу: всюду висели плакаты Марка Болана, Дэвида Боуи, The Rolling Stones, лежали книги, у стены стояла гитара. Майк в тот момент неважно себя чувствовал.
— Может, тебе выпить?, — тут же дал я «дельный» совет.
— Я б выпил, — вздохнул он, — но сам не дойду до магазина, а принести некому.
Я тут же сбегал в гастроном. Майку слегка полегчало, в тот же вечер мы поехали к Алексею Рыбину. Честно говоря, Майк очень влиял на меня и на Рыбу. Он же был старше на пять лет, разбирался в музыке и в жизни. Потом появился рок-клуб, куда мы все радостно вступили.
— Панов в жизни был таким же сумасшедшим и неистовым, как на сцене?
— Панов был абсолютным лидером, и добрую половину вещей, которые мы вытворяли, придумывал он. Андрей легко поступил в ЛГИТМиК на курс Игоря Горбачева вместе с Колей Фоменко, но проучился недолго. Через полгода стал понимать, что ему тяжело. Театральный институт — довольно жесткая организация, и быть там нужно с утра до вечера. Он лишился музыки, атмосферы, нас и совершенно не мог этого вынести. Бросил институт и какое-то время скрывал все от мамы. В том, что он стал бы блестящим актером, я не сомневаюсь. Комедийным конечно — у Андрея был талант смешить людей.
Наши пути с ним все-таки разошлись. Он же был идеологом и однажды выбрал неприемлемую для меня позицию. «Знаешь, мы какие-то неправильные панки, — сообщил Панов. — Посмотри, мы из интеллигентных семей, живем в достатке, а настоящие панки — с улицы, они маргиналы». И Андрей привел реальных людей с улицы.
Прихожу, а у него сидят три человека из песни Майка «Гопники», озираются по сторонам, не понимают, куда попали. Свин уже провел с ними какие-то беседы, и теперь они для него не гопники, а панки. Он даже клички им дал, но кличка не меняет человека. Один из них сидел в тюрьме, чем очень гордился.
С ними было совсем неинтересно общаться, но Андрей считал, что они адаптируются. Я так не думал и от новых знакомых пришел в тихий ужас. Сказал: «Все, Андрюх, я ухожу...» — и ушел, полностью переключившись на Майка. Теперь я проводил много времени не у Панова дома, а у Науменко в комнате коммунальной квартиры на Боровой, куда он переселился с женой Наташей. Мы с Андреем не поссорились, виделись и обнимались при встрече, но прежняя дружба так и не восстановилась.
...Умер Панов нелепо. У него был аппендицит, но Свин долго не вызывал врача. Вызвал бы — ему сделали бы операцию и все обошлось. Но Андрей врачей не любил и думал, что боль в животе сама пройдет. Когда же его все-таки увезли из дома, спасти уже было невозможно.
Но вернемся к Майку: с ним было очень интересно. Помню момент, когда «Зоопарк» репетировал у меня дома и Науменко решил сделать из меня барабанщика. Но это дохлый номер: таланта мне явно не хватало. Зато я стал звукооператором и записал «Зоопарку» альбом в театральном институте, на студии, куда меня устроил на работу отчим. Там же был записан первый альбом Кости Кинчева «Нервная ночь», туда же приходили Гребенщиков с Курехиным и записывали много бесконечного фри-джаза. Они запирались в комнате с роялем и исступленно играли. Фри-джаз интересно исполнять, но неинтересно слушать. Они же еще и слушали то, что записали, по несколько раз. Я мучился, но терпел.
В театральном институте, где работал в студии, этажом ниже, прямо подо мной, занимался актерский курс Аркадия Кацмана, там учились Максим Леонидов и Дима Рубин, они придумали знаменитый спектакль «Ах, эти звезды!», на который билеты в Учебный театр достать было невозможно. По роду своей работы я помогал им записывать фонограммы для спектакля. Мы быстро подружились, в итоге я даже женился на девушке с этого курса. Вскоре образовалась группа «Секрет», и какое-то время я был их представителем, ведь тогда такие понятия, как «директор» и «продюсер», отсутствовали. Привел ребят в рок-клуб, познакомил с Майком, приняли их очень хорошо, они сразу же стали лауреатами второго фестиваля Ленинградского рок-клуба. Потом записали песни Майка «Мажорный рок-н-ролл» и «Буги-вуги», Науменко был счастлив. Кстати, он получал авторские, когда «Секрет» гастролировал: по тем временам приличные деньги.
— Вы сказали, что Цой из небогатой семьи. Это было заметно?
— Цой жил скромно. У него поначалу не было даже проигрывателя пластинок, но он переписывал музыку на пленки, пользуясь общей фонотекой. Курил, как и все мы тогда, «Беломор», на выпивку скидывался сколько мог. У нас не было такого: если ты не заплатил, то тебе не нальют.
Да, Цой был из небогатой семьи, но в СССР все были примерно равны. Ну не было у него джинсового костюма, и что? Витя хорошо рисовал, великолепно вырезал по дереву, дарил потом нэцке и пепельницы своим друзьям. У меня сохранились три нэцке его работы.
Если говорить про его характер, Цой никогда не был предводителем. Часто молчал, ведь он был помладше нас. Когда я слышу сейчас рассуждения о том, что Цой настоящий кореец, мне становится очень смешно. Для нас он всегда был русским парнем, как корейца мы его не воспринимали. В СССР существовала настоящая толерантность: мы не делили людей на русских, украинцев, молдаван, евреев, корейцев... Гопники Витю задирали на районе, но не более того.
Заводилой он не был, но во всех наших акциях исправно участвовал. Помню, ездил снег бить лопатами на станцию Ковалево. Это Женя Юфит придумал и на камеру снял, потом фильм смонтировал. «А шо он лежит? Кто ему разрешал?!» — рассуждал о снеге голос за кадром. Цой воодушевился мероприятием, хохотал от души, он есть во многих фильмах Юфита той поры.
— Снова о кино: о фильме «Лето». Как вы думаете, романтическая история между женой Майка Наташей и Цоем была в действительности?
— В целом фильм «Лето» мне понравился. Меня даже хотели привлечь в него консультантом, искренне жалею, что тогда не согласился. Подсказал бы пару моментов, способных сделать картину лучше.
К слову, мы с Рыбой хотели снять свое кино о нашей компании и юных годах Цоя, только не нашли финансирования. Но в фильме «Лето» нет даже персонажа Алексея Рыбина, что юридически является жестким нарушением. Если бы все персонажи носили измененные имена — это другое дело, а авторы изменили только несколько, в том числе и Лешу на Леонида. Этот Леонид и играет рядом с Цоем на гитаре, а ведь исторический факт, что «Кино» организовали Цой и Рыба. Это как снять кино про The Beatles, а рядом с Джоном Ленноном вместо Пола Маккартни поставить Джека или Фрэнка. Наезжать на Серебренникова мы тогда не стали — он сел под домашний арест и пинать человека не хотелось.
На мой взгляд, абсолютная неудача Серебренникова — экранный Цой, а удача — Рома Зверь в роли Майка. Я не ожидал, что он будет так органично выглядеть. Когда на экране появлялся Цой-актер, мне становилось тяжело смотреть, а вообще это просто красивая романтическая история, не очень правдивая, но атмосферная.
Да и наплевать на этот романти?к: сценаристам все рассказывала Наташа Науменко, свечку там никто не держал, а уж что она поведала — ее дело. Но в фильме смещены акценты и никак не отражен следующий исторический момент: Цою помогал не Майк, а Гребенщиков. Это БГ помог Виктору записать первый альбом, это он был его продюсером. Я прекрасно помню их первую встречу — мы с Виктором и Рыбой ехали с какого-то концерта и пересеклись с Борисом в электричке. Я представил их друг другу. Цой спел свои пеcни, Гребенщикову понравилось, и они начали общаться. Майк же на самом деле был инертным человеком, вряд ли он кинулся бы что-то продюсировать.
— Что еще вы подсказали бы создателям «Лета»?
— На этот фильм многие смотрят как на документальный, поэтому имена персонажей и факты менять нельзя. Я бы сделал «Лето» подинамичнее — убрал оттуда несколько песен, они затянули картину. Но самая неприятная для меня сцена на пляже. Многие говорят, что Свинья на себя похож. Да не похож он ни фига! Вел себя Андрей по-другому, помягче.
Любовную линию комментировать не хочу, хотя события происходили на моих глазах. Майк ведь был прямолинейным, в себе ничего не держал, поэтому вряд ли ушел бы, оставив Цоя с женой наедине, как показано в фильме. Возможно, какие-то перегляды и улыбочки между Наташей и Виктором были, но Майк это жестко пресек.
— Вы ко мне приходите в гости? — спросил он как-то у Цоя с Рыбой.
— Да, к тебе.
— Тогда и приходите, когда я дома.
— С какого момента Майк ушел в алкоголь?
— Это происходило незаметно, я часто видел такое в жизни. Сам Майк проблемы не осознавал. Мы стали меньше видеться — он ездил с «Зоопарком» на гастроли. Последний раз я общался с ним месяца за три до смерти. Приехал, а он уже в плачевном состоянии. Не работала одна рука — явный след микроинсульта. Майк рассказал, что чистил зубы и упал — потерял сознание. Я не сторонник криминальной версии его гибели, думаю, Науменко подвело здоровье. Это очень распространенная алкогольная смерть, когда человек падает и ударяется головой. Тем более что на дворе был день, да и Майк никогда не искал приключений и никого не задирал.
— Майк и Цой на самом деле много общались?
— К Майку мы все приходили в гости, в том числе и Виктор с Борисом. Еще Цой, Майк и Гребенщиков играли вместе на концертах, помню, в Киев они ездили, в Москву и другие города.
На гастролях произошел известный случай: ребят замели милиционеры и заставили в отделении писать объяснительные. Слава богу, играли они квартирник, ведь за большой концерт можно было угодить в тюрьму. Эти объяснительные сохранились: «Мы просто зашли к другу, поиграли на гитарах...»
Борис вообще сильно пострадал из-за рок-н-ролла: его выгнали из комсомола, а потом из НИИ, в котором он работал. Это за фестиваль в Тбилиси, где ребята изобразили из себя панков. А учился он, на минутку, на факультете прикладной математики. Его запрещали много раз из-за концертов. Майка тоже запрещали, но в тюрьму из всех нас сел только Алексей Романов из «Воскресения», его взяли на продаже билетов перед концертом.
— Каким был Ленинградский рок-клуб?
— Это было удивительное место. Поначалу там собирались только музыканты, потом уже подтянулись художники и фотографы. Поэтому чтобы попадать на все концерты, мы с Пашей Крусановым, ныне известным писателем, придумали группу «Абзац» — только для того, чтобы вступить в клуб. Наша группа не дала ни одного концерта, но упоминается во многих рок-энциклопедиях. Билеты на мероприятия мы получали исправно и являлись очень активными членами рок-сообщества.
Честно говоря, ни на чем играть я так и не научился. Однако выступил на первом концерте «Кино» в рок-клубе — вышел с саксофоном на последнем номере и дудел одну ноту. Звук был отвратительным, но так как ко мне присоединялись Гребенщиков и Майк с гитарой, выглядело все очень забавно. Насколько помню, это мало кому понравилось тогда, но мы все были довольны результатом, что немедленно отметили распитием напитков у Майка.
Кстати, мы удачно попали с «Абзацем» в число первых коллективов. Позднее в рок-клуб просто так никого не брали, устраивали прослушивание. Помню, как принимали группу «АукцЫон». Мы приехали в актовый зал какого-то завода, где у ребят была «точка». Посмотрели программу, вердикт был однозначным: «Берем!» По правилам еще писали протокол и рецензию. К слову, тех, чья музыка была сыровата, принимали в кандидаты. Но ни «АукцЫон», ни группа «Секрет», которую я позднее представлял рок-клубу, в их число не входили.
О «Секрете» расскажу отдельно: их принимали прямо в театральном институте. Аппаратуру для концерта мы установили в аудитории Кацмана. Утром приехала комиссия из рок-клуба, ребята сыграли, я выставил бухло и повел комиссию выпивать. Никто не раздумывал — «Секрет» приняли, я спустился на первый этаж, сообщил ребятам радостную новость, мы обнялись.
— В чем секрет такой ошеломительной популярности «Секрета»?
— Бойз-бенд, веселые, умеющие себя подать и играющие в The Beatles. Поклонниц у них было — как у «Ласкового мая». Помню, насколько стремительно росла армия девочек с красными галстуками на шее. При этом группа не нарушала идеологии рок-клуба. Это было абсолютное попадание: так же группа «Браво» вписывалась в атмосферу рок-лаборатории в Москве.
Я был с ребятами до момента, когда они пошли на профессиональную сцену. Туда меня просто не взяли: там была жесткая история, мы поругались года на три, а потом я все простил. Сейчас нормально общаемся, я даже делал трибьют-альбом на пятнадцатилетие «Секрета».
— А остальным товарищам юности обиды простили?
— Обиды стали случаться, когда группы потихоньку поднялись на профессиональную сцену и стали зарабатывать. Веры в рок-н-ролльное братство поубавилось. У меня, как я уже сказал, была обида на «Секрет», а еще на Костю Кинчева за «Нервную ночь», но сейчас я смотрю на них как на сиюминутные эмоции. Они же не хотели обидеть именно меня, просто преследовали в тот момент свои, важные и выгодные цели.
Кинчев попросил у меня оригинал «Нервной ночи», объяснив, что ему это нужно для телевидения. Я дал, он долго не возвращал мне пленку под разными предлогами, а потом как-то обнял меня и сказал: «Я у тебя ее украл. Относись к этому так». Ну украл и украл, мы пошли пить дальше. Наверное, ему было нужнее...
Конечно, Костя получал деньги за выход альбомов, но не такие уж большие. И наверное, без меня и без Андрея Тропилло альбомы «Нервная ночь» и «Энергия» не получились бы такими, какие они есть сейчас. Но это не изменило бы ход событий: альбомы у Кинчева все равно были бы. И Кинчев был.
— Вы собираетесь снимать сериал про группу «Король и Шут». Как она попала в вашу жизнь? Ведь вроде бы не классика из рок-клуба.
— «КиШ» появился в моей жизни случайно — его слушал сын-школьник одной знакомой. Мне понравилось с первых аккордов: это был именно тот панк-рок, которого не хватало у Свина.
Честно говоря, уже забыл, как с ними познакомился. Помню, после того как вышел их первый альбом «Камнем по голове», я предложил снять живой концерт группы в «Полигоне». Мы довольно плотно общались, через полтора года сняли еще один концерт в клубе «Спартак» — «Ели мясо мужики». Ребята предлагали стать их директором, но я уже знал о проблемах Михаила с наркотиками и отказался.
Скоро будем снимать сериал про «КиШ». Пока рассказывать нечего — кастинг начался в декабре. Андрей Князев сопродюсер, мы хотим делать фильм на известных фактах, не будем ничего придумывать и залезать в чье-то белье. Очень хочется показать, как сначала чистые и открытые ребята собираются в группу, а с годами у них накапливаются негатив и претензии друг к другу и происходит раскол. Для меня история Горшка и Князя — история двух лидеров, которые не нашли компромисса.
Не сомневаюсь, что сериал будет востребован. Вижу, что сейчас идет новый всплеск популярности группы, ее по-прежнему слушают подростки. Кстати, у нашего фильма может быть рейтинг «10+», потому что ни в одной песне «КиШ» нет нецензурной лексики, Князь ее при написании текстов не использовал, хотя это и панк-группа.
— Что вы слушаете дома, вспоминая «былые времена»?
— Я люблю музыку Цоя и «Кино». Как-то лежал, болел гриппом и достал коробку со всеми альбомами группы. Переслушал их заново и поразился, сколько там хитов и практически нет проходных песен. Больше остальных, конечно, люблю первый альбом «45» — за его искренность и, наверное, потому что он рождался на моих глазах.
Статьи по теме:
Свежие комментарии