Вячеслав Спесивцев. Глазами клоуна

Алексей Петренко — артист реалистический и с каждым разом душил героиню все дольше, тихо что-то приговаривая. «Маш, что он бормочет, когда тебя душит?» — спросил я жену, которая играла Дездемону. «Повторяет: «Спесивцевские гаденыши!»

Нет-нет да и вспомнится одно пророчество. Оно было сделано совершенно бесплатно, бескорыстно, может, поэтому в него стоит верить?

Однажды с одноклассниками шли через Царицынский парк мимо табора. Ко мне пристала цыганка:

— Давай погадаю.

— Денег нет.

— Я бесплатно!

Взяла мою ладонь, взглянула и произнесла:

— Жить будешь восемьдесят восемь лет, у тебя родится пятеро сыновей.

Ребята потом высказали предположение: «Она тебя выбрала потому, что в бабочке ходишь».

Да, в десятом классе я ходил в бабочке. А в шестилетнем возрасте уже знал, кто такой Чайковский и чем он отличается от Мусоргского, хотя папа был кузнецом, а мама — бухгалтером. Чуть позже начал слушать оперы, зачитываться пьесами Шекспира. Особое впечатление произвел на меня Отелло, я становился перед зеркалом и рыдая произносил его монологи. И с ранних лет решил: стану заниматься только театром.

Мы жили в бараке на окраине Москвы — в Царицыно. У нас была соседка Екатерина Николаевна Томфельд, родом из немецких аристократов, но уверовавшая в идеи революции. В Москву на старости лет она перебралась из Сибири. Сын ее был уже большим начальником, командовал Люблинским транспортным узлом. Естественно, он звал мать к себе, но Екатерина Николаевна не согласилась: «Ленечка, не для того я делала революцию, буду жить там, где твои рабочие». И оказалась в комнатке, которую делила с другой старушкой. Папе она сказала: «Сеня, я не могу жить праздно, буду воспитывать вашего ребенка».

И крепко за меня взялась, в угол ставила за любую провинность. Но я не роптал. Мне было с графиней интересно, она много знала. Позже Екатерина Николаевна еще раз обратилась к папе: «Сеня, без музыки не может быть полноценного образования, купите ребенку пианино».

И он приобрел на барахолке концертный рояль, который занял ровно треть нашей девятнадцатиметровой комнаты. Когда в гости приезжал дед, ложился спать под роялем и всю ночь боялся, что тот на него рухнет. На нашем широком подоконнике я расположил свой театр кукол, которых сам вырезал из картона. Они разговаривали друг с другом, были в постоянном конфликте.