Двадцать четвертого сентября дочери Владимира Конкина не стало. До сих пор непонятно, что привело к...
Двадцать четвертого сентября дочери Владимира Конкина не стало. До сих пор непонятно, что привело к трагедии. Вряд ли бедная Соня предполагала, что ее смерть откроет ящик Пандоры и на голову отца обрушится столько гадостей. Вся страна следит за этой «Санта-Барбарой» в семье известного артиста. Хотя дело это сугубо личное...
— Я долго думала и колебалась: давать это интервью или нет? Но решилась только потому, что защитников у Владимира Алексеевича не оказалось, как ни странно, даже в его семье. Бог им судья!
Этот человек всю свою жизнь говорил о своих коллегах в превосходной степени, тем более не позволил себе ничего плохого говорить о детях и жене.
Жила-была большая счастливая семья: муж с женой, трое детей, бабушки и прабабушки, внуки и внучки. Собирались за огромным столом, пили чай, дарили друг другу подарки. А потом начались невзгоды, пошли потери одна за другой. 2009 год был ознаменован тяжелейшей операцией на сердце Владимира Алексеевича. От переживаний за жизнь мужа в 2010-м заболевает и умирает Алла Львовна, в 2020-м трагически погибает дочь, и на фоне этого события — предательство сына. Неожиданный, страшный удар — нож в спину...
— Как вы думаете, почему сын Конкина Ярослав решил выступить с обвинениями против отца именно сейчас?
— У всех в семьях есть то, о чем не кричат на площади на потеху толпы. Когда случается трагедия, прощается все: конфликты, обиды, недомолвки. Мне казалось, что все должны были сплотиться вокруг убитого горем Владимира Алексеевича, как говорится, встать горой, проявить любовь и милосердие к отцу. Но увы, вышло по-другому.
В этой истории все больше появляются никому не известные персонажи, которые с пеной у рта на ток-шоу кричат: «Распни! Распни его!» Самое страшное, что в этом шабаше участвует сын Конкина. Ярослав, один из близнецов, сейчас живет с женой и детьми в Германии. Кстати, на похороны сестры семья Ярослава не приехала, зато позже появилась на ток-шоу. И открылся ящик Пандоры...
Еще и траур по сестре не закончился, как Ярослав вышел в эфир со своими «разоблачениями». Предательство известно еще с библейских времен: Авель и Каин, Иуда со своими тридцатью сребрениками. В советские времена был Павлик Морозов. Только Павлик предал отца не за деньги...
А вы знаете, почему это произошло? На мой взгляд, это богоотступничество. А когда Бога нет, все дозволено, и даже предательство отца! Ярослава, к сожалению, к этому подвели обстоятельства его жизни. Я уверена в этом: трое детей, жена — их надо содержать, а денег не хватает.
Идеальных отцов не бывает. И мне кажется, никто на свете не сможет привести такой пример. Вечный конфликт отцов и детей, все семьи сталкиваются с подростковыми проблемами. Но сводить счеты в такой момент?! Добивать пожилого человека можно, только если у тебя нет совести...
По меткому выражению участника одного из ток-шоу, этот «плач Ярослава» льется с экранов чуть ли не каждый день: отец бил, наказывал, выгонял, денег не давал. Да и вообще — дети Конкину-старшему никогда не были нужны. Оказывается, он увидел первенцев-близнецов только через год после их рождения! Так легко бросать эти обвинения, не называя причины. Главное, чтобы все поняли, какой плохой Конкин отец. Почему-то Ярослав забыл все хорошее, связанное с отцом: барханы Туркмении, Прибалтику, Болгарию, бесконечные путешествия. Как отец купил близнецам старый уазик, который они вначале разобрали, а потом вновь собрали, как мог устроить сюрприз, неожиданно посадив всех на поезд и отправившись в путешествие. Все так странно...
Когда родились Ярослав и Святослав, Владимир Алексеевич снимался в картине «Как закалялась сталь» на Киностудии Довженко. Над фильмом работали долго — почти два года. Во время съемок пришла телеграмма от Аллы, она сообщала мужу о рождении близнецов, но режиссер Николай Мащенко ни за что не отпускал Конкина в Саратов. Когда он вернулся наконец домой, привез из Киева сыновьям подарки — игрушки и две картинки. С тех пор прошло сорок восемь лет. Смешной Поросенок и бесстрашный Львенок до сих пор висят на стене дачи. А под ними снимок: счастливые родители со своими близнецами...
А еще, оказывается, все детство мальчик питался картошкой с консервами, а деликатесы прятались для отца на особой полке в холодильнике. Какая чушь! Конкин из всех поездок тащил на себе сумки с гостинцами и подарками. Сказать такое — это выставить себя полным дурачком. Все прекрасно помнят время страшного дефицита, когда советские семьи долго копили на Новый год баночки с икрой, шпротами и крабами. Ярослав не понимает, что оскорбляет память мамы и бабушек. Получается, это они держали впроголодь детей, отдавая все самое вкусненькое Конкину-старшему. Слышала бы это мама Алла...
И хотя Ярослав периодически спохватывается и добавляет: «Я люблю своего отца», никакой любви там нет, только одни претензии и жалобы. Такое впечатление, что он обижен на весь мир! Ему все были должны. Гибель Сони лишь повод, чтобы свести давние счеты с отцом, отомстить ему за то, что тот успешен, состоялся как актер, как писатель. А сын — нет. Зависть плохая штука, тем более к родителю. Ярослав жалуется, что у него на иждивении жена и трое детей, что он целыми днями «крутит гаечным ключом», реставрируя старинные машины. Но между прочим, он забыл, что у отца с двадцати лет была на иждивении большая семья...
Надо ли говорить, как Владимир Алексеевич был потрясен валом неприкрытой лжи. Вот что он ответил на это: «Зачем? Зачем они это делают? Чего вам не хватало? Я всех поставил на ноги. Мне, инвалиду второй группы, почти семидесятилетнему, что, содержать сорокавосьмилетних мальчиков, тридцатидвухлетнюю девочку? У них все было... Я никому не сел на шею. В двадцать лет после театрального училища счастье свое поехал искать. И я его нашел. Потому что умею трудиться, умею любить, умею уважать...»
А ведь он гордился своим сыном. Как-то мы с сестрой приехали его навестить после операции на сердце. Конкин с женой Аллой Львовной и мы с сестрой пошли в парк героев Первой мировой войны рядом с их домом. Медленно гуляя по узким тропинкам, вдруг набрели на броневик, стоявший на временном постаменте. Молодые ребята, которые были рядом, поздоровались с актером:
— Рады вас видеть. А вы знаете, кто этот броневик сделал?
— Нет.
— Мы его из Питера прикатили.
— Да? У меня там сын сейчас живет.
— Так он его и сделал. Ярослав Конкин.
Отцу было так приятно услышать это, так приятно увидеть творение рук сына...
Недавно Владимиру Конкину пришло письмо от его друга, полковника, профессора Академии имени Жуковского Александра Ивановича Желанникова. Там кроме слов поддержки в трудные времена есть такие строчки: «Ты для нас всех и для меня по-прежнему Павка Корчагин. И это многим не нравится. Для меня ты всегда был, есть и будешь порядочным человеком, любящим свою семью, жену и детей...»
— Но Ярослав рассказал в одном из ток-шоу шокирующую историю о том, что однажды отец стрелял в него из травматического оружия. Это правда?
— Это случилось в те времена, когда я уже работала у Владимира Конкина директором. Рано утром меня срочно вызвала его жена. У подъезда дома на Соколе толпились журналисты, в квартире работали криминалисты. Владимир Алексеевич в милицейском участке давал показания.
Я его ни в чем не оправдываю, просто рассказываю как было. Накануне вечером он вернулся с гастролей. После тяжелой поездки ему нужно было расслабиться, побыть одному. Алла Львовна ушла к соседке. В это время, хорошо посидев в кафе, пришли Ярослав, София и их двоюродная сестра. Они долго и безуспешно звонили в дверь. Слышно было, как в дальней комнате гремит музыка. Может, Конкин заснул — было уже одиннадцать ночи, а может, не слышал звонка. Тридцатишестилетний «мальчик», возможно, был навеселе. И он решил похулиганить, показать сестрам, какой он мачо. Ярослав залез на третий этаж по пожарной лестнице и стал ногой выбивать стеклопакет. София рассказывала, как они с сестрой смеялись, глядя на его «подвиг». Но тут дело приняло серьезный оборот. Владимир Алексеевич выбежал на шум с травматическим пистолетом. Естественно, он не узнал в темном силуэте своего сына. Решил, что в квартиру лезут воры, и выстрелил. Резиновая пуля прошла по касательной по животу Ярослава, он спрыгнул на капот машины соседа, продавив его. Конкин потом заплатил владельцу за причиненный ущерб. Конечно, все это очень трагично. Этого можно было избежать и не провоцировать ситуацию. Сейчас, рассказывая в красках об этой истории, Ярослав заявил, что отец выпустил в него девять (!) пуль. Прямо какой-то Терминатор получается!
Врачи скорой заклеили пострадавшему пластырем царапину на животе. На следующий день он уже спокойно общался с журналистами. Конкин, узнав об этом, махнул рукой: «Да бог с ним...» А тем временем в милиции завели дело, но хода ему не дали — Ярослав забрал заявление. На юбилейной передаче, посвященной шестидесятилетию отца, Ярослав обнял его в знак примирения. Для чего же сейчас ворошить прошлое? Неужели в памяти осталось только дерьмо?! Ничего хорошего об отце и не вспомнить? Сын сейчас говорит, что мог бы тогда посадить отца. Но отец точно так же его когда-то спас. Ярослав помнит об этом и помалкивает...
Эту историю Владимир Алексеевич никогда никому не рассказывал. Я знаю ее со слов Аллы Львовны. Случилось это в 1985-м, Ярославу было лет тринадцать. Однажды Владимир Алексеевич, вернувшись с очередных гастролей, застал жену в слезах.
— Что случилось?
— Беда. Ярослав что-то натворил...
Конкин бросился в отделение милиции, где ему сказали, что сын выбил ногой дверь какой-то квартиры. Подросток объяснил свой поступок тем, что хотел забрать свои музыкальные кассеты... Владимир Алексеевич стал уговаривать: «Вы уж простите его. Он больше никогда так поступать не будет». Милицейское начальство пошло навстречу известному актеру, и дело замяли.
— Почему Святослав, брат Ярослава, ведет себя в этой ситуации по-другому, рассказывает об отце много хорошего?
— Не знаю. По воспоминаниям родителей, близнецы росли совершенно разными. Их можно было распознать по характеру: один ревновал другого к матери, считал, что того больше любят, другой был сильнее, чем брат, но дрались между собой отменно. Алла Львовна никого не выделяла, относилась к обоим одинаково. Недавно Святослав позвонил отцу: «Папа, я с тобой. В ужасе от того, что брат говорит, но не могу его остановить. Ярослав явно не перевернул страницу своего «обиженного» детства».
Что с ним случилось? Как можно так говорить об отце на всю страну и получать от этого удовольствие?!
Алла Львовна однажды сказала мне, что Ярослав маленьким «упал с велосипедика». Эта фраза до сих пор звенит в ушах. Очень точно! Таким он и остался, «упавшим с велосипедика». Она жаловалась, что сыну нельзя было слова сказать: он сразу вспыхивал, обижался, дерзил в ответ на замечания.
Братья очень рано стали жить самостоятельно. В девяностых они открыли реставрационную мастерскую. Отец благословил их: «Летите, голуби!» У близнецов был выбор: пойти учиться или жениться и зарабатывать деньги. Они выбрали то, что выбрали. Кстати, оба были спасены от армии — отец выхлопотал.
Виноват ли Конкин в том, что у Святослава есть высшее образование, а у Ярослава нет? И если не пошел он в Строгановку просить, то правильно сделал. Я часто слышала, как Алла Львовна сетовала: «Вот как же Володя такое допустил?» А вот так! Он считал: «Если талантливы, вас и так возьмут!» Он сделал все, чтобы они нашли свой путь в жизни. Дал им старт. Однажды мальчиков пригласили в фильм «Отцы и дети», где их отец играл главную роль Аркадия Кирсанова. Одиннадцатилетние близнецы Конкины сыграли Петьку и Федьку в имении Кирсановых. Но им не понравился режим: долго ждать, когда начнутся съемки, рано вставать, да и они сами не хотели этой каторжной доли. И не горели желанием продолжать актерскую династию Конкиных...
В их доме я появилась, когда сыновья уже давно вели самостоятельный образ жизни, Софии было одиннадцать. Мальчики были под родительским крылом до семнадцати лет, в это время как раз родилась Соня. Ярослав как-то упрекнул отца, что тот не давал ему тепла. О каком тепле он говорил? Тепло — это деньги? А я помню, с какими посылками и сумками с вещами Алла Львовна и Владимир Алексеевич ездили в Питер, где поначалу жил Ярослав с женой и детьми. Возили подарки и, видимо, деньги. Владимир Алексеевич едва оправился после сложной операции, которую ему делали в госпитале Бурденко. Ему заменили два клапана на сердце, после этого он стал инвалидом второй группы.
Однажды Алла Львовна, плача, сказала мне: «Посмотри, Лена! Он лежит под пледом, а его не видно...» Это было просто теловычитание...
Года три шла реабилитация. Через месяц после операции, закованный в корсет, он полетел в Екатеринбург играть спектакль. Тогда уже заболела его жена, срочно понадобились деньги, а их актерам платили не ахти какие. Откуда он брал на это силы? Не представляю. Вот поэтому у него периодически сбивался ритм и он снова оказывался в реанимации. И так раз, два, три, четыре...
Почему не сказать: «Спасибо, папа» — ведь он вернулся после операции с того света и работает снова как каторжный? Почему не навестить его, просто побыть рядом? Это им, инвалиду и умирающей матери, должны были помогать дети.
Ярослав выжигает землю между собой и отцом, вместо того чтобы протянуть руку. Сколько раз Владимир Алексеевич говорил:
— Хочу поговорить с Ярославом, — но каждый раз натыкался на ответ:
— Я не готов.
Неужели трудно понять, что твой отец одинок, ему нужны внимание и забота? Поговорить с ним по-человечески — вот и все! Но после всего этого ужаса возможно ли их общение в дальнейшем?
— Как вы познакомились с Владимиром Конкиным?
— Мне было лет тринадцать-четырнадцать, когда на экраны вышел фильм «Как закалялась сталь». Для нас, вступающих в комсомол, подвиг Павла Корчагина был настоящим примером. Мы плакали, глядя, как он, изможденный, босой, тащит на себе тяжелые бревна. На всю жизнь врезалось в память лицо Володи Конкина: буденовка, впалые щеки, горящие глаза...
Только сейчас, размышляя об этом, вдруг поняла, что в его крупных планах было что-то иконописное. Режиссер фильма Николай Мащенко как-то признался, что снимал «коммунистическую идею». Вот он ее и нашел. Володя Конкин был еще совсем мальчиком, когда пришел на съемочную площадку. Это была его первая серьезная роль. Но отдача была сумасшедшей. Съемки продолжались почти два года. Конкин спал в холодной казарме, его поливали ледяным дождем, режиссер запрещал его кормить, он снимался на грани голодного обморока.
После выхода фильма «Как закалялась сталь» слава молодого актера была невероятной! Шквал писем, приглашения во все ведущие театры страны. В двадцать два года он получил звание заслуженного артиста, премию Ленинского комсомола, его избрали делегатом XVII съезда комсомола. Как еще молодому актеру эту лавину славы выдержать? Конечно, были срывы. Он успел поменять одиннадцать театров, злые языки говорили о его неуживчивом, скандальном характере, называли его «везунчиком». Но он всегда умел держать удар. И в помощь ему был ангел-хранитель святой Владимир...
— Получается, что Владимир Конкин в роли Павла Корчагина повлиял на ваше актерское будущее?
— Я с детства вела дневники. После просмотра фильма написала такие строчки: «Твердо теперь знаю, что буду актрисой!» Но это случилось скорее благодаря моему отцу — режиссеру, стоявшему у истоков саранского телевидения. В двенадцать лет я участвовала в детских передачах, отец писал к ним сценарии. Игорь Александрович Переслени был заслуженным работником культуры Мордовской АССР, ставил телевизионные спектакли по классике. Его хорошо знал театр русской драмы, где я начинала свой путь как актриса вспомогательного состава.
Это было до того, как я поступила в ГИТИС.
Школьницей вырезала из журналов портреты Конкина и развешивала их на стенке. Это была детская влюбленность в актера. Как все девчонки, я обожала Олега Видова, обливалась слезами, когда погибал Лев Прыгунов в «Сердце Бонивура». И когда недавно на передаче мне кто-то бросил фразу: «Да она просто фанатка!», я опешила. Никогда никому не писала писем, не дежурила у служебного входа, не просила автограф, стоя у подъезда. Это яркое увлечение с годами не померкло, оно залегло в сердце в ожидании встречи. Вы не поверите, но в моем дневнике есть запись: «Может быть, я буду стоять на сцене рядом с этим актером».
До встречи с Конкиным у меня была своя большая актерская судьба. Открываю «Википедию» и поражаюсь — все перекручено, все неправда. Мне приписывают некие фильмы, умалчивая о том, где на самом деле я работала. В ГИТИСе моим педагогом был Александр Леонидович Дунаев, мы, его студенты, воспитывались на лучших спектаклях Театра на Малой Бронной. Потом был Театр Балтийского флота имени Вишневского в Лиепае, где я встретилась с моим будущим мужем. Мы с Эдуардом много колесили по стране: в Минске играли на сцене на белорусском языке, потом переехали в Ленинград в Театр реального искусства. Рушился Советский Союз. По Москве в это время грохотали танки, настало страшное время. Режиссер Горошевский спас нас с мужем, пригласив в свой замечательный театр. Помню, как он покупал ящик тушенки и кормил голодных актеров на репетиции. А потом Эдуарда пригласили в столицу...
В Москве мы с мужем жили на съемной квартире. Как-то он приходит домой и говорит: «Знаешь, а я познакомился с Владимиром Конкиным». Тогда настало время антрепризных спектаклей, и таким образом мой муж встретился со знаменитым актером. Так получилось, что они нашли общие темы для разговора. Конкин, между прочим, потрясающе интересный собеседник, очень многое знающий человек. «Представляешь, — говорил мне муж, — мы с ним сегодня долго сидели на Гоголевском бульваре. Все никак не могли наговориться...» Конкина узнавали прохожие, здоровались, иногда подсаживались или просили автограф.
Однажды звонит Эдуард: «Лен, давай позовем его в гости». Мы стали дружить. Как-то меня пригласили в театр на читку пьесы с Владимиром Конкиным. Это была радостная неожиданность.
В мой день рождения, первого января, Владимир Алексеевич пригласил нас отметить 2000 год у него дома. Тогда мы и познакомились с его женой Аллочкой. Маленькому Глебу, сыну Ярослава, мы с мужем подарили огромного ежа. За праздничным столом собрались домашние: Владимир с Аллой, ее мама Зоя Семеновна. Бабушки к тому времени уже ушли из жизни. А когда-то они все были у него под крылом: его мама, мама и бабушка Аллы. Они жили вместе с Конкиными, у каждой было по комнате. Помню, как Зоя Семеновна поглядела на нас с Эдуардом и сказала: «Какая же вы красивая пара!» Она была классной руководительницей Конкина в саратовской школе и преподавала ему английский язык, а в итоге стала его тещей.
— София была долгожданным ребенком в семье Конкиных?
— Когда Алла рожала Софию, Владимир Алексеевич улетел с Сашей Белявским на Дальний Восток зарабатывать деньги для большой семьи. Встречать маму с новорожденной сестрой в роддом пришли Святослав и Ярослав. Это естественно в актерских семьях. Теперь это тоже ставится в вину: мол, не нужны были дети Конкину...
В одной из книг Владимира Алексеевича напечатаны письма к дочери. Он очень ее любил и надеялся, что у нее будет светлая, хорошая жизнь. Маленькая Соня молчала до двух лет. Все понимала, но не говорила. Ее первым словом было не «папа», не «мама», а «читать». Однажды она вошла в гостиную с тяжелым томом Пушкина и вдруг пролепетала:
— Читать, читать, читать!
— Мой ребенок! — радостно воскликнул Конкин.
Он очень гордился этим. Ему с детства привили любовь к книгам, и он старался. Оказывается, читал дочке сказки, когда она была еще в животе у Аллы. Жаль, что об этом не знает или забыл Ярослав. Мамы нет, Софии нет, можно говорить все что угодно.
Но ведь вот как важно это сейчас знать. Владимир Алексеевич передал мне недавно некоторые записи Софии, адресованные ему лично. Там была память о всей семье. Я плакала. София любила отца, семью, братьев. И не оголтелым зевакам и лжесвидетелям судить об этом.
Соня родилась в 1988 году. Страна трещала по швам, никто не понимал, куда мы катимся. Владимир Алексеевич делал все возможное, чтобы дочка не почувствовала это тяжелое время. Соня окончила музыкальную школу имени Дунаевского по классу фортепиано, училась в православной гимназии, занималась вокалом. Помню, как на день рождения она пригласила домой подружек. Девочки садились по очереди за старинное пианино и играли. Уже сейчас, разбирая вещи дочери, он нашел коробку с музыкальными дисками: «Мне больно было это слушать. Как мы похожи! Наши вкусы совпадали...» Она хорошо писала, у нее был прекрасный слог, была жизнелюбива, всегда улыбалась, не помню ее грустной.
Соня была последним ребенком в семье, ей ни в чем не было отказа. Владимир Алексеевич ее прекрасно понимал и разбирался в характере, в стремлении жить самостоятельно. Она очень многим увлекалась — загоралась, записывалась, например, на курсы визажистов, а потом бросала. Была по образованию юристом, ходила еще и на психологические курсы.
У нее было много увлечений: «Пап, хочу в Аргентину поехать, мне нужно столько-то евро», «Хочу в Грецию, учить греческий язык». Занималась дайвингом, в Подмосковье прыгала с парашютом. От отца все скрывали, чтобы не тревожить его больное сердце. Володя все узнавал постфактум. Такова была политика семьи. Алла Львовна его от всего оберегала, а себя уберечь не смогла...
— Как складывались ваши отношения с Аллой Львовной? Вы действительно были подругами?
— Перед смертью Алла Львовна сказала ему: «Володя, у тебя впереди шестидесятилетие, надо сделать спектакль...» Еще при ее жизни мы стали репетировать бенефисный спектакль «Муж, жена и сыщик». Конкин выступал в ней и как режиссер, и как актер. Эта работа спасла его после ухода жены. Только работа дает ему силу и поддержку. Кстати, фамилия Конкин произошла от греческого слова «конон» — труженик.
То, что мы с Конкиным стали вместе работать, было прежде всего желанием Аллы Львовны. Она постепенно передавала мне свои дела, просила то позвонить куда-то, то записать что-то, то напомнить Владимиру Алексеевичу о концерте. Как-то взяла меня на творческий вечер Конкина и там протянула мне большой кожаный блокнот: «Дарю. Записывай сюда телефоны, у меня уже нет сил заниматься его делами». И знаете, эта работа не из легких.
Вспоминаю об Алле очень тепло. В то время в их доме все еще было хорошо. Как-то Владимир Алексеевич был на гастролях, а я тогда сломала руку. Алла Львовна отвезла меня в клинику, сказав: «Ты актриса, не дай бог, неправильно срастется. Тебе нужна операция». Мне сделал ее прекрасный хирург Королев. Потом она забрала меня к себе. Помню, как лежала у них дома на диване под пледом, она поставила рядом маленький столик, застеленный крахмальной салфеткой, и принесла чашку чая с лимоном, сидела в ногах и читала мне книгу, пока я не заснула, как в детстве, крепким сном.
Как-то мы с мужем Эдуардом приехали навестить Аллу, когда она была уже больна. Спросила нас: «Как репетиция? Какие новости? Не бросайте Володю, пожалуйста, в одиночестве. Продолжайте работать...» Она была уже слаба. Когда мы остались одни, вдруг сказала, сжав мою руку:
— Прости меня за все...
Я ответила:
— И ты меня прости...
— Не оставляй Володю.
Знала бы она, что происходит сейчас...
Рядом в этот трудный момент никого из детей не оказалось — у всех семьи, маленькие дети. По возможности к маме заходили Святослав с женой. Порой я там ночевала, чаще оставался рядом с Аллой Владимир Алексеевич. Ярослав пришел в хоспис, когда его мама уже умерла. Соне было трудно вырваться к матери, потому что у нее на руках была маленькая дочь и за ней нужен был ежечасный уход. Надо было возить продукты, готовить еду. Все легло на плечи Владимира Алексеевича. Мы с Эдуардом ему помогали. Он зарабатывал деньги, а они были нужны теперь больной жене. Ему нельзя было летать: сбивался ритм сердца и он снова оказывался в больнице.
Алла всегда была очень религиозным человеком. В день ее смерти мне позвонили из хосписа и сказали, что она уходит и близким надо собраться у ее постели. Алла попросила именно меня прочитать псалтырь над ее ложем. Я пыталась отказаться, но она прошептала: «Прошу тебя...» В итоге не посмела отказать ей, умирающей...
Вы спросите: почему я все это делала? Какая у меня корысть? Все очень просто. Для меня совсем необременительная ноша прийти на помощь, быть в дружбе, проявлять милосердие к ближнему. Наверное, все оттого, что моя бабушка была сестрой милосердия в войну 1914 года. Там, на фронте, она познакомилась с моим дедом, офицером русской армии. Переслени Наталья Даниловна много лет работала главврачом в московском противотуберкулезном диспансере. По ее стопам пошла моя тетушка Наталья Александровна, в войну она, беременная, рыла окопы, потом стала врачом-рентгенологом и работала всю жизнь с детьми-гемофиликами. Мой отец под Орлом в Отечественную войну получил ранение. Он умер, когда мне исполнилось двадцать пять лет. Я так любила отца, что не поменяла фамилию, выйдя замуж. В моем роду все женщины были врачевателями, а мужчины военными. Все защищали Отечество. Наверное, они все с Небес смотрят на эту вакханалию и переживают за меня...
Когда появилась версия, что фамилию Переслени я получила благодаря мифическому мужу-итальянцу, от которого сбежала, оставив слепого ребенка, я потеряла дар речи. Как и мои многочисленные родственники, живущие в Москве и Петербурге. Эта сказка побила все рекорды лжи, которая льется с телеэкрана. Даже не удосужились посмотреть происхождение моей фамилии...
— Как вы думаете, у Софии с отцом отношения были доверительными?
— Три года назад они с Алиской жили какое-то время у Владимира Алексеевича. У Сони был неудачный брак, осталась одна с ребенком. Пожила на съемной квартире, потом переехала к отцу. Он очень любил дочь, но они не могли жить под одной крышей — настолько разными были образы их жизни. Владимира Алексеевича это очень удручало. Мне он рассказывал, как однажды пришел в ужас от ее слов. Соня тогда пришла домой в возбужденном состоянии.
— Где ты работаешь? — спросил Конкин дочь.
— Нигде!
— Ну подожди, может, мы что-то придумаем...
И вдруг она закричала:
— Найди мне мужа! Купи мне квартиру! Купи машину!
Конкин хотел устроить ее помощницей депутата в Думу — она же юрист по образованию. Там, мол, она и мужа заодно найдет, но Соня отказалась.
В ней было много эксцентрики. Стала работать курьером в компании по доставке вещей, продавала платья по каталогу.
Она могла уйти в ночь на свидание. Отец просил:
— Не надо так поздно. Когда придешь?
— Когда приду, тогда и приду!
Одиннадцатилетняя внучка Алиса была архисамостоятельным человечком. Она могла хлопнуть дверью и уйти, не говоря ни слова. «Бегу за ней в подъезд, — рассказывал Конкин, — стоит это маленькое существо у лифта.
— Ты куда?
— На занятия по плаванию.
— Давай я тебя провожу.
— Не надо. Меня там встретят».
Однажды раздался звонок в дверь.
— Кто там? — спрашивает Владимир Алексеевич.
— Откройте, полиция, — на пороге человек в форме держит за руку зареванную Алису.
— Что случилось?
— Девочка не смогла дверь в метро открыть. Мы ее остановили, расспросили, где живет, и привели...
Она была такой маленькой, хрупкой. Я сама с трудом открывала тяжелую старинную дверь в метро «Сокол».
Помню, как потом спросила у Софии, не боится ли она отпускать дочку одну? Та ответила: «Она должна уметь самостоятельно жить в большом городе». Такие у нее были методы воспитания. На самом деле девочки были друг к другу привязаны. И праздники, и выходные проводили вместе.
Соня иногда предлагала: «Лен, давайте купим хорошего сыра, вина, винограда». Она любила красное, папа пил белое. Но только бокал — не больше. Мы смеялись, отец читал отрывки из его новой книги. Однако я никогда не видела, чтобы Соня хоть раз напилась...
Такие вечера бывали редко. Ужиться они так и не смогли. Слава богу, что отец наконец приобрел ей квартиру в коттеджном поселке. Мы с ней разговаривали по скайпу, я видела, что они с Алисой там прекрасно устроились. А после ее смерти вскрылось, что, оказывается, они эту квартиру сдали, а другую сняли. Зачем? Почему отцу об этом не сказать?
— В эфире одной из программ ее бойфренд заявил, что София не любила Переслени. Это так?
— Все возможно... Но тогда что это было? Когда мы в последнее время встречались, она меня часто просила «Ну посиди со мной, — брала мою ладонь и утыкалась в нее лицом: — Я тебя очень люблю». Соня не делилась сокровенным с отцом. О том, что дочь выходит замуж беременной, он узнал только на свадьбе. От него всегда все скрывали, чтобы не расстраивать. Скорее я была ее подругой. Мы с ней встречались, общались, я передавала Софии приветы от отца, деньги.
— Как ты?
— Нормально.
Из нее все надо было клещами вытаскивать. Последнее время она работала в шоу-руме и продавала красивые платья. Об этом говорила охотно, показывала каталог с моделями:
— Может, ты у меня купишь?
— А сколько стоит это?
— Шестьдесят тысяч.
— Не могу. Дорого.
Иногда мы с ней летом, когда все открылось после карантина, встречались на открытой террасе. «Я так люблю сидеть в кафе, когда за окном идет дождь, тянуть через трубочку какой-нибудь коктейль...» — говорила она.
Мы с ней обменивались маленькими подарочками. Ей нравилось, что я не задаю трудные, без конца мучащие ее вопросы. Я была связной между ней и отцом. Если ей нужны были деньги, чтобы заплатить за квартиру, я шла посланником к отцу. Самой ей делать это было неприятно — обращаться приходилось очень часто.
— София, ну пойди к папе, посидите вдвоем, пообщайтесь.
— Приду... Потом как-нибудь...
В нашу последнюю встречу я подарила ей перчатки. Соня шутливо сказала: «Ну, я еще молодая, буду в них зажигать!» А через день ее не стало...
— Лена, а как вы объясните, что и на вас нападают?
— В меня рикошетом полетели все камни! Я не ожидала этого. Меня буквально растерзали на этих эфирах. Кажется, что не успели родиться близнецы, как я уже там присутствовала. И все самое плохое, что случилось в семье, произошло по моей вине.
Владимир Конкин — известная личность, а я его директор и актриса, занимаюсь его делами, мы вместе играем в антрепризном спектакле. То, что мы любим друг друга по-человечески, очень трудно понять. Я никогда его не оставлю в беде и не предам. Владимир Алексеевич поставил в этом вопросе точку, сказав однажды о своей покойной жене Аллочке: «Другой женщины в моей жизни уже не будет...» И свой загородный дом он назвал в честь Аллы Львовны «Вилла Алла». Они были счастливы в браке почти сорок лет.
Создается впечатление, что кто-то пытается доказать: я вообще ничто и никто. Но у меня есть своя судьба, своя семья, муж, с которым мы вместе много лет. Есть человек, с которым я работала и буду работать с бо?льшим рвением, чем прежде. Недавно на вечере во Владимире сказала со сцены: «Я служу этому человеку от большой дружбы и милосердия. И никогда его не брошу!» Меня поддерживает память о моих родственниках, моя вера в собственную правоту.
Ярослав не пожалел памяти о матери. Как можно утверждать, что у нас с Конкиным все началось еще при жизни Аллы Львовны! Но моя совесть чиста. Никогда не разбивала чужую семью. По первой же просьбе Аллы Львовны приходила на помощь, и когда я просила, она помогала мне. Владимир Алексеевич очень благодарный человек. Сколько он мне помогал, когда в пандемию заболел мой муж! И словом, и делом. В этом и есть весь смысл жизни: помогать ближнему. К сожалению, это сейчас трудно понять. Не существует ни настоящей дружбы, ни бескорыстной помощи.
Я не знаю, кому перешел дорогу Владимир Конкин, кого так сильно обидел, что на него набросились как стервятники? Ему на следующий год исполнится семьдесят. Сейчас бы прощать всем...
Что это? Зависть? Он остался один с растерзанным сердцем. Приезжайте, проведайте, позвоните. И если меня подозреваете, что никого к нему не допускаю, — звоните на телефон вашей мамы. Владимир Алексеевич по-прежнему работает, никуда не лезет, пишет книги, и не мемуары актерские, а хорошую беллетристику. У него есть награды: Конкин получил памятную медаль Бунина, Московская организация Союза писателей России назвала его «писателем XXI века». А ведь он не учился в Литературном институте. Он настоящий книгочей, и это дало свои плоды. Его книга «У жизни есть начало» имела успех. Владимир Алексеевич стал лауреатом премии Дельвига.
Это испытание нам придется пройти до конца. Я прощаю все, мне не больно. Больно за Эдуарда, который увидел весь этот шабаш на ТВ, лежа в больнице на реабилитации после перенесенного инсульта. Спасибо большое за человеколюбие!
То, что вокруг Владимира Алексеевича сейчас происходит, это чудовищная несправедливость. Как перенесет его больное сердце двойной удар: смерть дочери и предательство сына? Ярослав, к сожалению, не понимает, что стал орудием в чужих руках. Как хочется перевернуть эту страшную страницу жизни...
Так вот, ящик Пандоры открыт. Как гласит легенда, на дне ящика должно остаться самое важное. И это Надежда! Она умирает последней.
Алиса... Для всей семьи это теперь самое главное. Что будет с ней после смерти матери? Какой она вырастет? Как переживет это страшное событие? Она сейчас в Петербурге у своего опекуна — племянницы Аллы Львовны. Я ее видела на похоронах, очень хорошая женщина. Владимир Алексеевич уважает и любит эту семью. Он звонит внучке: «Как ты? Алисочка, мы скоро увидимся, я к тебе приеду...» Сейчас он как никто нужен маленькой девочке, а она нужна ему. Как память о дочери. Соня ушла, а жизнь теперь для него продолжается в Алисе...
Статьи по теме:
Свежие комментарии