«Мессинг вводил себя в транс: вдруг раз — и отключится, глаза стекленеют, и он уже где-то там, а с тобой как бы наполовину. Как-то раз в таком состоянии он посмотрел на меня и выдал очередной прогноз», — вспоминает доктор Александр Гольбин.
Мессинга я видел в детстве среди гостей моего дедушки — ученого и большого эстета, — рассказывает доктор Александр Гольбин. — По вечерам в наш маленький домик в Алма-Ате часто приходили артисты, художники, научные работники. Наш город после войны превратился в культурный центр — со времен эвакуации там еще оставалось много творческой публики. И центром интеллектуальной жизни благодаря деду был наш дом. Вот и Мессинг, когда бывал в Алма-Ате, всякий раз появлялся у нас на пороге. От бабушки я слышал, что дед с Мессингом знают друг друга еще с войны, но подробности их встречи пропустил мимо ушей: мне, ребенку, этот косматый человек в старом пальто был абсолютно неинтересен. Мало ли с кем и о чем дед там беседует в доме?
После смерти деда Вольф Григорьевич и вовсе перестал у нас бывать. Я только видел его афиши: Мессинг по-прежнему иногда давал концерты в Алма-Ате. Так было и в те дни, когда я в первый раз поступал в медицинский институт. Я пребывал в эйфории, потому что все профильные предметы сдал на отлично и считал, что студенческий билет у меня уже в кармане. Последним экзаменом было сочинение. Накануне мама сказала мне: «Как напишешь, сразу приезжай в привокзальную гостиницу. Мне надо тебя кое с кем познакомить». Имени она почему-то не назвала, а я и не спросил. И вот я, в полной уверенности, что хорошо написал сочинение и получу за него очередную пятерку, помчался в гостиницу. Влетаю в номер, вижу — Мессинг (конечно, я сразу его узнал) пьет с моей мамой чай.
Я был так возбужден, что даже забыл поздороваться и сразу выпалил: «Мама, сдал все на отлично, я — студент медицинского института!» Но Мессинг моментально сбил мою спесь. «Не ври, — рассердился он. — Никуда ты не поступил! Но ты поступишь — учи стихи!» Мессинг мне и в детстве казался странным, а тут я и вовсе решил, что передо мной сумасшедший: «При чем тут какие-то дурацкие стихи? Я что, в литературный поступаю?!» Я ужасно разозлился и сказал что-то резкое. Вольф Григорьевич не проронил больше ни слова, а мама, извинившись, поскорее меня увела. Дома мне от нее здорово влетело: «Как можно было так неприлично себя вести?» Я завелся: «Что это вообще за тип такой?» Мама напомнила: «Друг твоего деда еще с войны, и мой друг, кстати, тоже». Такой ответ меня не устроил: «Но при чем тут мое поступление? Зачем он говорит, что я не поступил?» Мама сказала: «Он, поверь мне, знает!»
Свежие комментарии