«Когда Владимир Львович предложил мне преподавать в Школе Табакова, сначала отказалась».
«Когда Владимир Львович предложил мне преподавать в Школе Табакова, сначала отказалась.
Объяснила: «Потому что каждый новый спектакль — такое ощущение, что начинаю заново учиться этой профессии. Как я могу кого-то учить?» На что он улыбнулся и сказал: «Это значит, что ты можешь преподавать. Потому что артист, который решил, что все умеет и все знает, он остановился. Все, его больше нет».— Яна, позвольте начать разговор с «Волшебника Изумрудного города», поскольку первого января состоится премьера в кино. У вас там необычная работа. Почему заинтересовались этим предложением?
— Во-первых, это режиссер Игорь Волошин, мы с ним уже работали. Умный, подробный, талантливый, интеллигентный, азартный человек, с которым всегда интересно пересечься. А второе, с «Волшебником Изумрудного города» у меня связаны хорошие воспоминания, ведь это одна из первых моих ролей на профессиональной сцене. Когда мне было 14 лет и я занималась в театральной студии при Рижском молодежном театре, им для спектакля понадобилась актриса на роль Тотошки. Поэтому то, что эта сказка появилась в моей жизни второй раз, конечно, очень трогательно, я очень хотела принять в этом участие.
— А сейчас какая роль?
— А сейчас... Знаете, это интересно... Когда вышел трейлер фильма, его во всех кинотеатрах показывали, я присылала знакомым ролик и просила: «Найдите, кого я играю». Они называли разных персонажей. И только моя сестра позвонила и спросила: «Ты — мышь?» На что я ответила: «Сама ты мышь! Я — Королева мышей!» Это Рамина, с которой Элли и ее друзья пересекутся, когда попадут на поле сонных маков. Не буду раскрывать секреты, но на съемках применялись очень интересные технологии. На площадке постоянно присутствовали специалисты по компьютерной графике. Кстати, когда шла на пробы, взяла у дочери Ани корону и показалась прямо в ней. Режиссер очень смеялся и сказал: «Все, ты утверждена».
— Еще вопрос о кино. Премьеру фильма «Мастер и Маргарита» обсуждали все. У вас там небольшая роль фельдшера Прасковьи Федоровны. Но ее заметили и даже номинировали как лучшую роль театральной актрисы в кино. А что для вас значит эта работа?
— Конечно, ждала с огромным трепетом и страхом, когда выйдет этот фильм. У меня не получилось прийти на премьеру, в тот день был спектакль, и мы с мужем пошли в кинотеатр поздно ночью. Я очень редко смотрю свои фильмы, не люблю себя на экране, но этот, по ощущениям, получился, мне кажется, это удача. Я знаю, что многие начнут со мной спорить, и это тоже хорошо. Изначально это такой материал, в этих спорах высекается всегда какая-то искра. Знаю, что после выхода «Мастера и Маргариты» продажи романа взлетели в разы. А после просмотра фильма первый раз в жизни сказала мужу: «Знаешь, Игорь, мне так хочется, чтобы меня узнали. А меня, блин, совсем не узнают». Он засмеялся и ответил: «Ну ты хоть хромать начни, дай людям хоть какой-то шанс». Роль маленькая, но мы с режиссером много репетировали, придумывали какие-то ходы. Вообще, это сейчас большая редкость — когда фильм репетируется. Обычно артисты на площадке встречаются впервые и говорят: «Ну-ка, давай сейчас придумаем, что бы нам тут сыграть». И мы какие-то вещи туда закладывали, придумывали, но я не думала, что это считает зритель.
Скажу честно, была потрясена, когда стала читать отзывы, когда поняла, что это все считалось, попало в людей. Сказать, что я счастлива, — ничего не сказать. Рада, что приняла участие в этой истории.
— Яна, знаю, у вас сейчас были гастроли... Поскольку мы давно сотрудничаем с театром, замечаю, что Владимир Львович не выбирает стандартные места для гастролей. Сначала Ямал меня потряс, потом Тобольск.
— Мы вчера ехали, муж с дочерью встретили меня в аэропорту, я рассказываю про Тобольск, рассказываю... Митя говорит дочери: «Слушай, Аня, какая огромная, великая страна». Потому что вроде бы все так говорим — огромная страна... Но еще так много мест, где большинство людей никогда не были. И это, конечно, потрясает, когда ты видишь Салехард, Тобольск... А я понимаю, что это никакие не крайние точки... Сибирь, эти немыслимые просторы, суровый климат, и ты понимаешь, что да, там живут люди.
— Там сейчас уже холодно?
— Когда мы только приехали, в первый день было минус пятнадцать, а когда улетали, уже плюс три. А у нас с дочерью есть такая традиция, мы отовсюду посылаем друг другу открытки. Был смешной момент. Во-первых, оказалось, сейчас целая проблема найти почтовую открытку. То есть открыток с видами, красивых, много, а почтовых нет. Но я нашла, пришла на почту, говорю: «Дайте, пожалуйста, марку». На меня женщина смотрит: «Что? Зачем?» Причем очень искренне. Я объясняю: «Ну марка почтовая, мне нужно наклеить ее на открытку, чтобы послать». И она так обрадовалась!.. То есть уходит эта культура, эта традиция.
Наш бывший студент Миша Шугарев, он только выпустился из Школы Табакова, стал артистом нашего театра, слышит эту историю... Я на него так смотрю и говорю: «Миш, а ты получал когда-нибудь письмо по почте?» — «Нет» — «Дай мне адрес, я тебе пришлю». А раньше мы переписывались. У моей мамы сохранены все письма. Когда я в 1998 году поступила в Школу-студию МХАТ, писала ей письма от руки. Как я сейчас понимаю, делала это где-то на лекциях. И все это сохранено! И я пытаюсь это привить своей дочери. Она пока не знает, но я ей написала: «Аня, пишу тебе из первого города Сибири. Отсюда началось завоевание Сибири, здесь много снега, но он весь растает от огромной маминой любви к тебе. Мама очень скучает, поэтому скоро мама поедет домой». Видимо, действительно, моя любовь к ней настолько большая, что, когда мы уезжали, было плюс три и дождь. Конечно, была и экскурсионная программа. Успела увидеть и тюремный замок, и кремль...
— А когда были на Ямале, вы не ездили на стойбище?
— Это тоже очень смешная история. Дело в том, что это я решила, что нам всем коллективом нужно туда поехать. Знаете, как в «Служебном романе»: Шура была активная. Чтобы успеть съездить до репетиции, решили собраться в восемь утра. Мне говорят: «Да ты же первая не встанешь». — «Встану!» Я всех убеждала, агитировала, уговаривала. И вот восемь утра, холодно. Мы все, одетые в комбинезоны, в ватные штаны, шапки, собираемся... В общем, не работало стойбище в тот день. Не знаю, почему они закрылись, но с нами поступили дико. Я понимаю, что надо как-то выкручиваться, говорю: «Ребята, пошли гулять». В общем, разные слова мне сказали коллеги. Со мной пошли гулять, но не все. Так что со стойбищем пока не сложилось. Но мы в Салехарде были уже не один раз, думаю, поедем туда снова, и в стойбище я их все равно свожу.
— Яна, помимо работы в театре и съемок в кино, вы преподаете в Школе Табакова. Я понимаю, что это большой труд. Как вы к этому пришли?
— Когда Владимир Львович в какой-то момент позвал меня к себе в кабинет и сказал, что хочет, чтобы я пришла в Школу, ушла думать. Два дня ходила, мучилась, все это в себе переворачивала... Пришла к нему и сказала: «Владимир Львович, нет, ну нет. Прям вот нет». — «Почему?» — «Потому что, вот клянусь, приступая к каждой новой роли, ты понимаешь, что даже не знаешь, как это начать делать, как к этому подступиться. Каждый новый спектакль — такое ощущение, что начинаю заново учиться этой профессии. И как я могу, ничего не умея, ничего не понимая в этом сама, прийти и кого-то учить?»
На что он улыбнулся и сказал: «Это значит, что ты можешь преподавать. Потому что артист, который решил, что все умеет и все знает, он остановился. Все, его больше нет». Владимир Львович всегда говорит, что актерство — это профессия, в которой нет конечной точки, к которой ты мог бы прийти. Он любит повторять, и мне тоже очень нравится это выражение: «Движение к постоянно достигаемой и никогда не достижимой цели».
— У нас даже недавно вышла мини-статья «Крылатые выражения Владимира Машкова».
— Вспоминаю эти свои ощущения и мысли, когда Машков только пришел, что Школа — это единое целое с театром, постоянная подпитка, молодая кровь. Меня это тогда испугало, не буду врать. Потому что я не очень понимала, как это будет. Теперь, спустя годы наблюдений и своих личных взаимоотношений со Школой, я пришла к единственному пониманию, что только так и может быть. Когда приехала 17-летней девчонкой в Школу-студию на курс Олега Павловича, с нами были его ученики, педагоги — и постарше, и совсем молодые. Если бы не было этих людей, которые каждый день приходили в аудиторию и репетировали с тобой до зубовного скрежета, до слез, до крика, до восторга от твоих маленьких побед... Если бы они ежедневно, ежечасно, ежеминутно не вкладывали, меня бы не было. И если это делали они, то почему я не должна делать то же самое дальше? Это то, что всегда говорил Олег Павлович: «Смысл жизни в том, что она на тебе не заканчивается». Поэтому преподавание — это действительно одна из важнейших частей жизни нашего театра, если не главная.
— А что вам в этой деятельности нравится больше всего? И что сложнее всего?
— То, что ты, как никогда, как нигде, должен искать эти слова, эти формулировки. Проверяя это снова и снова с самим собой. А я вообще так живу? А я так делаю? Красивых фраз, конечно, могу наговорить много, а дальше я приду сама в репзал, а, простите, оно работает вообще? А я сама так могу? Мы вместе выходим на сцену, работаем в одних спектаклях. И ты каждый день видишь, что студенты смотрят на тебя: как ты сам живешь в этой профессии?
— Я как раз посмотрела недавно спектакль, где участвует много студентов, легендарную «Матросскую Тишину», третий раз в жизни. Вот у меня все время был к вам вопрос... Вы появляетесь на сцене буквально на пять минут. И я думала: такая большая артистка, согласилась на такую маленькую роль. Почему?
— Вы знаете, меня однажды один человек в нашем театре, из служб, много лет назад спросил: «Яна, как ты берешь такие маленькие роли?» И я впервые в жизни подумала: «Почему маленькие?» Причем очень искренне. Вы сейчас можете подумать, что это какое-то кокетство.
— Нет, потому что я понимаю значение этой роли.
— Я была шокирована тем, что, оказывается, маленькие роли играю... Много раз своим студентам говорила: «Нет маленьких ролей! Маленькая роль у тебя в голове». И я просто счастлива, что это понимание дано мне как подарок. Каким мерилом измеряется роль? Количеством текста, количеством времени пребывания на сцене? Роль может измеряться одним: целью и смыслом. И еще в моем лексиконе нет слова «массовка».
— Тогда вспомним и «Страсти по Бумбарашу»... Приглядываюсь — среди молодежи, среди танцующих — Яна Сексте. Я удивилась...
— Ну если выходишь на сцену и считаешь, что ты — массовка, что ты здесь «для мяса», чтобы просто занять метраж планшета сцены... Ну тогда у тебя проблемы, тогда ты будешь очень несчастным в этой профессии. Первоначально меня в «Бумбараше» не было. Я пришла к Владимиру Львовичу, сказала: «Как может быть, что в «Бумбараше» меня нет? Весь театр там есть, вся Школа есть, а меня нет». Он, видимо, сначала подумал, что я пришла требовать главную женскую роль.
Надеялся, что мне не хватило наглости требовать роль юной Вари. И сказал: «Ян, я немножко по-другому сейчас представляю Софью Николаевну». Я сказала, что вовсе не по этому поводу. В спектакле есть банда черных вдов, которых в первоначальном варианте не было. Прошла какая-то секунда, и он говорит: «Ну что, тебя на репетицию, что ли, вызвать?» Ответила: «Можете не вызывать, я все равно приду». (Улыбается.)
— Но когда я увидела вас среди пляшущих, поняла, что это не массовка. Для меня это был маркер, что я должна обратить внимание на этих персонажей. Серьезно, здорово.
— Понимаете, артисты молодые, они все время думают, что массовка — это я бегаю формально, халтурно. Что вот дайте мне Гамлета — тогда я сыграю. Да не сыграешь! Если ты до этого все роли и выходы репетируешь, как массовку, — не сыграешь никогда. Сначала научись придумывать, чтобы твой персонаж был живым, со своей болью, со своей радостью, в этом объеме. А то в какой-то момент ты получишь роль, и выяснится, что вообще не знаешь, что делать. Поэтому у меня в лексиконе нет слова «массовка», я действительно благодарю Бога, что это очень искреннее мое убеждение.
— А как вам ваша физическая форма дается?
— Я занимаюсь спортом, очень много занимаюсь растяжкой. У нас в театре существует такой миф: «Тебе же нравится, ну конечно, тебе это легко...» Я ненавижу заниматься спортом, ненавижу, у меня, когда тяну шпагат, слезы из глаз текут. От жалости к самой себе. Но надо. Это твоя профессия. Когда ты студент — это счастье, что тебе все это дано, тебя еще и заставляют: у тебя и танцы, и фехтование, у наших еще и акробатика, и чего там только нет!
— Но вы не голодаете, чтобы быть такой?
— Голодаю, есть хочу все время.
— Мне приятно это слышать. Если бы сказали, что нет, было бы обидно.
— У меня есть роли, которые требуют определенной физической формы, и это часть профессии — соответствовать своим ролям. Плюс конкретно Машков, он всегда говорит: «Мне нужен спецназ... Если мне надо, чтобы ты была толстая, я подложу». Так что поправляться для роли вряд ли придется, а вот худеть — да. Конечно, у артистки есть мотивация все время держать себя в узде. А когда артист, особенно артистка, становится старше, взрослее... Возраста не надо бояться. Взрослеть — это я так пытаюсь обтекаемо, да что уж там — стареть надо достойно. Возраст, он все время пытается твой диапазон сузить. Так расширяй его.
— Вы расширили — заранее, в спектакле «Схватка», где вас состарили лет на сорок...
— Ну это подарок от Владимира Львовича, прямо подарок от него — такая роль. Во-первых, я примерно прикинула, как буду выглядеть в этом возрасте. (Смеется.) Нормально, ничего такого. Каждый возраст по-своему прекрасен. Вернуться в свои двадцать? Да не дай бог! Потому что такой дурой, как в двадцать, я не была никогда.
— Я кстати, знаю, что у вас с высотой не очень, вы побаиваетесь, и вспомнила, как в «Схватке» вы летали. Что-то пришлось в себе преодолеть?
— Не то что побаиваюсь, но не люблю высоту. У меня просто очень плохой вестибулярный аппарат. Я даже на качелях качаться не могу. В этом плане да, люблю делать себе такие вызовы. Во время съемок фильма «Частица Вселенной» и на тросы нас подвешивали — каких только не было вариантов креплений, чтобы создать это ощущение невесомости. И вот я занималась, крутилась, вертелась, потом стала тренироваться на полотнах. То есть человек может все преодолеть. Но это и интересно. А в нашем театре ты постоянно принимаешь такие вызовы. Это нормально. Лично мое мнение: наш ритм — это замечательно, это потрясающе. Многие артисты, уверена, мечтают так существовать в театре. В котором ты живешь, в который ты бежишь, в котором ты хочешь быть. Да, мы в театре и в Школе практически круглосуточно. В Театре Олега Табакова после спектакля начиная с 11 вечера трудно найти свободное место, где можно порепетировать. Потому что все репетируют.
— После одиннадцати вечера?
— Всегда.
— Ну я знаю, что это — театр-семья.
— Я по-другому себе театр не представляю, скажу вам честно. Театр, в который ты забежал между халтурой, быстро что-то сыграл и убежал... Может он быть? Может. Хочу я посвятить этому всю жизнь? Нет. Поэтому я свой театр нашла.
— Яна, а что помогает справляться физически? Это вопрос не праздный и для нашего читателя. Откуда силы берутся, чтобы быть в ресурсе?
— Знаете, меня вообще начинают пугать эти слова — быть в ресурсе, не быть в ресурсе...
— Могу перефразировать: как не сдохнуть? Как прожить этот длинный день?
— Если ты занимаешься любимым делом, ты всегда в ресурсе. Дисциплина нужна для тех, кто занимается чем-то через силу... Когда по любви что-то делаешь, тебе не нужна дисциплина. Вот мы выпускаем спектакль «Племя» со студентами — тяжелейший, сложнейший. Это были американские горки. Бывают такие сложные моменты, когда ты плачешь и думаешь: «Как не сдохнуть?!» Мне всегда очень помогает назло не сдохнуть. У меня очень развито вот это — слабо?, назло... Зато потом, когда у тебя есть результат, получаешь такой заряд — чувственный, эмоциональный. Что получилось, что не сломались, когда все было для того, чтобы сломаться. Сказать, что мы «не в ресурсе», остановиться ты всегда успеешь. А продолжать биться в эту стену, и идти дальше, и прорваться — вот это ценно. И все оправданно. И ты восстановилась.
— Я спрашиваю для нашего читателя. Сейчас темп все время убыстряется... Эти вопросы задаю для поддержания духа. Мне очень нравятся два качества в вас: знание и приятие себя и ваш юмор. Необходимо знать, что кто-то держится, что кто-то тоже соблюдает диету, мало спит... А кто поддерживает вас? Наверное, ваши близкие? И как они относятся к такому ритму?
— Во-первых, у меня муж из театральной семьи, он вырос в этом. Потому это та единственно возможная для нас жизнь, которую мы знаем. Дочь моя... Ну она тоже не знает, что может быть по-другому.
— Если она на 20-й день существования, насколько я помню, пришла с мамой в театр...
— На 29-й, да. (Улыбается.) Не побывала, а пришла и тут осталась. Но это жизнь ее семьи. Даже было очень интересно. Мы с мужем поняли, что за первый год ее жизни было только две ночи, когда она не спала. Это с зубами было связано. А так — и спала, и просыпалась не раньше 11 дня. И врач сказала, что она, видимо, подстроилась к стилю жизни ее семьи. Мы с мужем поняли, что у нас родилась очень порядочная дочь: она сразу поняла, как мы здесь живем, и приняла это безоговорочно... Конечно, в те моменты, когда я дома, стараюсь быть максимально хорошей мамой. Мы очень любим и в игры настольные играть все вместе, и... прогуливать школу. (Улыбается.) Да, у нас бывает, что если у мамы раз в пять месяцев выходной, то мы прогуляем школу, чтобы просто побыть вместе, потому что другой возможности у нас не будет.
У меня есть прекрасный психолог, я с ней разговаривала, спросила: что если, когда дочь вырастет, она мне предъявит претензии, что я неправильно сделала, и насколько я сильно виновата... И мне сказали, что это уже будут проблемы твоей дочери, с которыми ей самой придется справиться. Потому что им дома нужна счастливая мама.
— Я считаю, что счастье, что вам вообще удалось создать семью. Потому что не все готовы терпеть.
— Тут надо взять интервью у моей дочери и у моего мужа. Кстати, он готовит потрясающе. Зачем мне портить продукты? Больше того, поймите, эти правила мы не сидя на кухне сформулировали, как будем жить. Они сами собой установились. Готовит тот, кто первый пришел вечером домой. Просто потому, что второй придет более уставший. Вот так мы живем... Помню, к нам в театр приходил Федор Конюхов, Владимир Львович с ним очень дружит, и он проводил для нас встречу. Все студенты школы и актеры стали ему задавать какие-то вопросы. Я говорю: «У меня вопрос, Федор, не к вам, к вашей жене. Каково это — быть женой Федора Конюхова?» Потому что это самое интересное. Мне только остается надеяться и верить, что мой муж меня любит. Опять же, любовь — она же меняется с годами в нужную сторону, чтобы прожить огромную жизнь вместе.
— Яна, позвольте один вопрос посвятить Олегу Павловичу Табакову. У меня есть такая традиция для его учеников, включая Владимира Львовича. Потому что я знаю, что в пространстве, в котором мы находимся, он жив для всех. Уже привыкли говорить — «наш небесный художественный руководитель»... Я, кстати, когда бываю у театра, прохожу мимо памятника — всегда останавливаюсь...
— Да, я тоже всегда это делаю — держу его за руку. И несколько раз так случалось, что я шла по Садовому кольцу и видела, что впереди, не видя меня, идут наши артисты и очень многие это делают.
— Тогда такой вопрос. Какой поступок, совет, слово Олега Павловича вас поддерживает до сих пор?
— Знаете, я человек очень принципиальный, очень фанатичный, требовательный, и к своим студентам в том числе. Но я ничего не требую, чего бы не требовала от себя. И я думаю, что они тоже это видят... У меня была история в Риге, где я отрабатывала три года, после того как отучилась в Школе-студии МХАТ. Там все было связано с договором на работу, с формулировками, которое мое понимание человеческого достоинства не позволяло подписать. В общем, мне позвонил Олег Павлович, я сказала: «Боюсь, что некоторые факты до вас могут быть донесены в искаженном виде». А он всегда нам повторял, что самый страшный грех в жизни — это неблагодарность.
Я ему сказала: «Знаю, что должна отработать в рижском театре. Потому что, действительно, если бы не весь этот проект, я бы никогда в жизни не имела возможности учиться в Школе-студии МХАТ. Но я не могу пойти против себя. Поэтому работаю в театре, репетирую, играю спектакли, но есть вещи, на которые я согласиться не могу». Он засмеялся очень сильно и сказал: «Давай, Сексте, дальше Сибири не пошлют». И он меня очень поддержал. У нас же все равно есть вот эта передача. Мы все одной группы крови, мне так кажется, Олег Павлович — это такая главная, объединяющая нас история. Дальше наша задача — чтобы это не останавливалось, чтобы это шло дальше.
— Яна, знаю, что вы участвовали в фильме «В списках не значился». Который интересен тем, что все актеры в нем — из Театра Табакова.
— Знаете, Владимир Львович несколько лет назад впервые сказал, что у него есть такая мечта, чтобы в одном фильме снялись все его актеры и студенты... Еще не было никакого названия даже. Но мы уже знаем, что, если худрук скажет, что у него есть мечта, уже через пару лет можно ждать реализации... Чем невозможнее и нереальнее, тем скорее она воплотится. И когда техническая команда работала с нами на площадке, многие говорили: «Это невероятно, вы понимаете друг друга даже не с полуслова, а на уровне мыслей». Ощущение, когда люди чувствуют друг друга, прямо плечом к плечу, — это, конечно, потрясающе. И сама повесть о Брестской крепости — очень сильная, чувственная история. Кстати, всегда мечтала сняться в фильме про войну и никогда в него не попадала.
— А съемки проходили в Белоруссии?
— Да. Мне повезло, у меня все съемочные дни были именно в Брестской крепости. Опять же, если я сейчас скажу — намоленное место, это прозвучит пафосно. Но это и правда так. Ты понимаешь, что видели эти камни... И при этом видишь голубое небо, ярчайшее солнце. Эту живую природу там, где была смерть, где все взрывалось. И жизнь, которая продолжается, несмотря ни на что. Это производит очень сильное впечатление. Не знаю, что в итоге получится. Страшно. Но то, что это не проходной проект для всех артистов, кто там снимается, знаю точно.
— Яна, такой вопрос заключительный, как говорят, пошлый вопрос: что вы хотите сыграть, чего вам не хватает в вашей актерской судьбе?
— У меня есть одна роль, которую я очень хочу сыграть. Надо подойти к Владимиру Львовичу и просто, чтобы он знал, об этом сказать. Потому что я что-то все хочу, хочу, мечтаю, думаю... А на что рассчитываю? Что он проснется однажды утром, подумает: «Чувствую, Сексте мечтает это сыграть». (Смеется.) Хотя актерские подарки нередки. У меня две роскошные роли в «Наследниках», это наша премьера. И я на читке слушаю и думаю: вот эта роль просто потрясающая, и вот эта. И вдруг мне дают в одном составе одну, а в другом составе вторую. Роль Клавдии и роль экономки Прасковьи. Это же подарок!
— Да, я была на самом первом показе этого спектакля, и он меня удивил.
— Всегда интересно смотреть потом, через год. Спектакль — как ребенок, начинает расти, обрастать мышцами, мясом. Интересно наблюдать не только за развитием спектакля в целом, но и каждую роль, отдельного артиста. Вся история начинает, как хорошее вино, настаиваться, наливаться. Это очень здорово! Магия театра. А вообще, наша профессия выглядит со стороны как что-то волшебно-восхитительно-зефирно-конфетное, а это совсем не так. И мы часто, как мантру, повторяем студентам, что это тяжелейшая профессия, в которой нет никаких гарантий. Ты можешь пахать 25 часов в сутки, быть в потрясающей физической форме, можешь быть одарен — и может не случиться. Никаких гарантий, потому что столько должно соединиться, совпасть! Тебе еще должно просто повезти. Просто удача. И ты ничего не можешь сам для этого сделать.
Моя дочь однажды спросила: «Мам, а какой бы профессией ты могла еще заниматься?» Я говорю: «Да никакой. Актер — самая лучшая в мире профессия. Я действительно не могу себя представить больше нигде. Пробую, пытаюсь, и... Лучше профессии я не знаю». Дальше она говорит: «Ну ничего себе! То есть ты сама занимаешься лучшей профессией в мире, а мне предлагаешь что-то другое поискать?» (Смеется.)
Я думаю, что о сложности этой профессии говорю от какого-то желания защитить студентов там, где защитить не могу. Но если чувствуешь, что душа лежит, то пробовать надо точно. Это я всегда говорю и буду продолжать говорить. Если ты о чем-то мечтаешь, все время надо пробовать, чтобы это случилось. Ну не получится — значит, так. Ну а если получится?!
Статьи по теме:
Свежие комментарии