Лариса Мондрус. Неинтересен мир без песен

Кобзон, выйдя на сцену, сказал: «В зале сидит моя подруга Лариса Мондрус, в которую я был влюблен, а также нехороший человек Эгил Шварц, который ее у меня отбил».

Когда я появилась на свет, маме едва исполнилось восемнадцать. Шла война. Юная Лидочка Заплетина встретила моего отца, курсанта Израиля Мондруса, в казахском Джамбуле.

Ее семья там жила, а отец учился в летном училище. Он не попал на фронт, был откомандирован в Вышний Волочек преподавать летное дело. Мама, оставшаяся дома, вызова к мужу не дождалась. Отец на долгие годы пропал из нашей жизни, о нем напоминали лишь мизерные алименты. Он разыскал меня, когда я уже работала в Москве в оркестре Эдди Рознера. Я тогда приболела, простуда высыпала на губах. Он заметил это и даже обрадовался: «У меня такое тоже часто случается!» Рассказал, что перебрался на Украину, женился, у него два сына. Теплых отношений между нами не возникло: всю сознательную жизнь я называла папой другого человека.

Харри вместе с родными приехал в Джамбул из Риги, в которую вошли немцы. Он был юным, призыву в армию не подлежал, жил с отцом и матерью, а его старшая сестра снимала угол у моей бабушки. Однажды Харри пришел ее навестить, увидел маму, которая ногой качала мою колыбельку, и влюбился с первого взгляда. После войны его семья возвратилась в Ригу, и он забрал с собой нас с мамой. Официально отчим меня не удочерил — на это требовалось разрешение родного отца и множество других документов, но всегда относился ко мне как к родной.

Сколько себя помню, всегда обожала выступать. Была в себе уверена и сцены совсем не боялась. Я не пыталась конкурировать с Людмилой Зыкиной или Ольгой Воронец, шла своим путем, пробивалась к сердцам зрителей по-другому. В моем исполнении песня всегда была маленьким рассказом, в котором я выплескивала на слушателей свои эмоции, заставляла их переживать вместе со мной, иногда даже плакать.

Мне повезло: в среднюю школу, где я училась, работать руководителем хора пришел самый настоящий дирижер — по состоянию здоровья он уже не мог мотаться по гастролям. Меня он выделил сразу и часто говорил: «Ларочка, у тебя есть будущее». Кроме того, я подружилась с учительницей музыки, которая играла нам на рояле даже во время уроков физкультуры. Она почему-то была уверена, что мое место в музкомедии. Но мне оперетта не нравилась, там пели, как мне казалось, какими-то искусственными, вымученными голосами, а личные, интимные интонации исключались. Другое дело — зарубежная эстрада, я заслушивалась песнями на английском, итальянском, польском, чешском. Помню, каким потрясением стал для меня Ив Монтан. Французского не знала, не понимала, о чем он поет, но его голос пробирал меня до дрожи.