У Игоря Старыгина была удивительная привычка жениться. Он следовал джентльменскому правилу:...
У Игоря Старыгина была удивительная привычка жениться. Он следовал джентльменскому правилу: переспал — в ЗАГС! Сам над собой шутил, мол, в паспорте от штампов уже нет места. Его многочисленные спутницы жизни увековечены в «Википедии». Как-то вскользь журналисты и меня упомянули в конце «списка жен»: «А еще была какая-то балерина...»
Е сли честно, мне совсем не обидно было оставаться безымянной балериной. Наверное потому я так долго и молчала, а ведь столько лет с тех пор прошло...
Мы с Гошей женились не по большой любви, у нас не было многолетнего страстного романа. Именно со мной он изменил своему правилу — до свадьбы мы даже не целовались. Это замужество было самым, пожалуй, сумасбродным поступком в моей жизни. Как стремительно мы поженились, так стремительно и разбежались. Хотя официально считались мужем и женой почти пять лет. Старыгин никогда не рассказывал в прессе обо мне, я молчала о нем. И так бы и продолжала молчать, если бы не одно но. Мы расстались, но потом все время общались. Любви не получилось, а дружба состоялась. Это дорогого стоит.
Поженились с Игорем в феврале 1981 года. К тому моменту я уже несколько лет танцевала в прославленном ансамбле Игоря Моисеева. За плечами Старыгина были «Мушкетеры» и «Государственная граница». Мне двадцать два года, Игорь старше лет на двенадцать. Он успел дважды развестись, я была не замужем...
Большой театр и ансамбль Моисеева считались тогда главными брендами Советского Союза. Моисеевцы с невероятным успехом объездили весь мир. Говорят, когда ансамбль впервые после падения железного занавеса приехал в Америку, люди на Бродвее стояли две ночи, чтобы купить билеты на концерт.
Моя мама Людмила Ивановна всегда мечтала танцевать и обожала этот ансамбль. Родители неизменно ходили на все концерты, когда тот приезжал в Германию, — мой папа в звании полковника служил в Потсдаме. Уже в три года я важно говорила гостям: «Когда вырасту, буду танцевать у Моисеева!» Все надо мной смеялись, но так в итоге и случилось...
Когда мне было семь, мы вернулись в Москву. Однажды на даче взрослые хохотали, сидя за столом, а я одиноко играла в саду в песочнице. Нарезаю глину на кусочки и «продаю масло». Моим единственным покупателем был Евгений Моргунов. Ему стало так жаль маленькую продавщицу, что он вышел со мной поиграть.
Моргунов дружил с моими родителями. Все крутились вокруг мамы — она работала секретарем директора Высших курсов сценаристов и режиссеров Ирины Александровны Кокоревой. Курсы базировались в Театре киноактера. Маму знали все! Евгений Рубенович Симонов всегда оставлял родителям контрамарки в Вахтанговский театр. Когда мама проходила через фойе в ложу, все оборачивались ей вслед. Черная узкая юбка с разрезом, католический крест и огромные бриллианты в ушах, пышная грива волос цвета венецианского золота. Красотка!
В детстве я очень хорошо танцевала твист. Однажды Моргунов предложил маме: «Люся, давай я скажу Гайдаю о твоей дочке. Он сейчас «Кавказскую пленницу» снимает». Евгений Александрович предложил режиссеру сделать заставку, где девочка лихо отплясывает твист. Но в результате ограничились Моргуновым, который в танце тушит ногами бычки. Когда Данелия снимал «Кин-дза-дза!», меня приглашали на роль девочки-инопланетянки. Я даже на фотопробы ездила на «Мосфильм». Но режиссер передумал: «Знаю этих моисеевцев! Утвержу ее, а она завтра в Париж укатит!» Эту роль выбросили. В итоге у меня был всего один эпизод в картине Станислава Любшина «Позови меня в даль светлую».
Так что киноактрисы из меня не получилось, зато стала артисткой балета. Мама часто меня, школьницу, водила на выступления своего любимого ансамбля. Из партера было плохо видно, я присаживалась на лесенке — тоненькая, светловолосая, с прямой спиной (потом она у меня даже болела). Моисеев стоял рядом в проходе. Казалось, весь концерт смотрит только на меня, хотя он и не подозревал о моем существовании. Я поступила в его школу вместе с Таней, дочкой знаменитой гимнастки Ларисы Латыниной. Отучившись почти четыре года, была зачислена в стажерскую группу. А через полтора года после госэкзамена, в мои семнадцать лет, Моисеев принял меня в ансамбль. К счастью, я застала прославленных звезд этого коллектива Нелли Бондаренко, Льва Голованова, Рудия Ходжояна, Бориса Санкина.
Костюмы нам шили в Большом театре, обувь — в специальной мастерской. Я перетанцевала весь репертуар. Любимым номером была «Старинная городская кадриль» — визитная карточка ансамбля. А еще у меня было соло в «Египетском танце», последней постановке Мастера. Кстати, Игорь Александрович всегда нам, артистам, говорил: «Если узнаю, что кто-то из ансамбля называет себя солистом, выгоню без предупреждения!»
Девочки все были как на подбор красавицы! За нами многие ухаживали, поклонники осыпали цветами, мы к этому привыкли. Но у нас была очень строгая дисциплина в коллективе, за этим следил Игорь Александрович. И не только он... Естественно, всех артистов проверяли в КГБ. Мы же ездили за границу, анкета должна была быть безупречной.
И хотя к кинематографу я не имела отношения, друзей из мира кино было много. Все люди творческих профессий встречались в ВТО, ездили в Сочи в санаторий «Актер». У нас там образовалась большая компания. Молодость, сумасшествие, азарт, адреналин! Потом и в Москве ходили друг к другу на спектакли, сидели в ресторане, ездили в гости. Мы очень плотно общались, встречались, а потом резко все разбежались. Повзрослели, остепенились...
В Москве мы работали, а в сочинском «Актере» отдыхали на полную катушку. Заказывали автобус, скидывались водителю по десятке. Он вез нас в ресторан, а поздно вечером отвозил обратно. Дурака валяли, но никто не напивался, не дебоширил, не бил стекла, а главное, по номерам не шастал.
Помню, как нас с Андрисом Лиепой угощали на лодочной станции выловленными из моря мидиями. Косте Райкину приходилось труднее всех: его популярность зашкаливала, дамы не давали прохода. Идет танцевать, а на нем несколько девушек виснет. С Костей мы как сумасшедшие отплясывали под модную песню «Бони М.» «Распутин». Двигался он изумительно! Райкин отдыхал в «Актере» с молодой женой Леной Курицыной. Однажды придумал конкурс «Кто гаже нырнет». С ним никто не смог сравниться, надо было видеть, какой походкой он шел по пирсу, прежде чем прыгнуть в воду! Глядя на него, мы хохотали до колик. Отдыхали там и Коля Караченцов с Людмилой, Валентин Гафт. Он чрезвычайно гордился своим накачанным торсом. В чайной, которая выходила на пляж, все время подтягивался на перекладине.
С Сашей Абдуловым дружили наши ребята. Мы бегали на его спектакли в «Ленком». Однажды встретились в одной компании у Лены Коневой. Стемнело, мне домой надо уезжать. В Москве стояли сильные морозы, Абдулов галантно вызвался меня проводить. Выходим, на улице темень, снег по колено, ни одной машины. Саша тормознул крытый фургон с надписью «Хлеб». Водитель предложил сделку: «Отвезу, если поможешь по дороге хлеб разгрузить». Машина остановилась у булочной, и они вдвоем стали таскать лотки с ароматными батонами. Саша довез меня и на этом же фургоне вернулся назад. Когда через год вышел фильм «Место встречи изменить нельзя», я очень смеялась, увидев Абдулова в знаменитой сцене в булочной. И фургон с надписью «Хлеб» там фигурировал...
А «место моей встречи» с Володей Высоцким, который сыграл в этом фильме Глеба Жеглова, называлось Сочи. Это был 1979 год. Лето, санаторий «Актер», мне всего двадцать. Недавно умерла мама, и папа отослал меня к морю, чтобы я пришла в себя. В день нашей встречи у меня было плохое настроение: все наши разъехались. Иду на обед, вдруг на лестнице перед столовой сталкиваюсь с Валерой Янкловичем, он работал администратором в Театре на Таганке. За ним шел какой-то мужчина, я его даже не успела разглядеть. «Володя, — обратился к нему Янклович. — Вот как раз наша Ира, о которой я тебе говорил». Мы только успели представиться друг другу, как подлетела какая-то женщина и бросилась Высоцкому на шею. Она что-то стала громко ему говорить, а я обогнула группу товарищей и направилась в столовую.
После обеда целый час просидела в номере, а потом пошла на пляж. Выйдя на улицу, увидела, что навстречу идут Валера с Володей. Мы остановились, поболтали ни о чем. Я заметила, что Высоцкий смотрит на меня с интересом. Он предложил пойти к ним посидеть, но я отказалась, сказав, что хочу купаться. На пляже, честно говоря, пожалела, что не пошла. Это моя дурная черта — показывать гордость там, где не надо. Но к моей радости, минут через двадцать появился Валера. Он искупался, присел рядом со мной на камень и как бы между прочим спросил:
— Поедешь с нами вечером на «Грузию»?
Несмотря на безразличный тон, я ликовала, прекрасно зная, кто его послал за мной.
— С удовольствием.
Сказано это было, словно мне все равно, хотя на самом деле я была на седьмом небе от счастья.
Вечером после ужина выхожу на улицу, перед подъездом сидят все, кто только мог. Можете представить их лица, когда ко мне подбежал Володя и повел к машине! Меня посадили впереди, а Высоцкий с Валерой — сзади.
— Ну вот, все видели, теперь обо мне сплетни поползут.
— Ну давай я сейчас вернусь и еще кого-нибудь возьму? — предлагает Володя.
— Нет, не надо.
На «Грузии» было прекрасно. Капитан корабля, друг Высоцкого, в каюте устроил маленький прием в его честь. Мы играли в «однорукого Джо»: мне не везло, а Володя все время выигрывал. Он ухаживал за мной, и казалось, что такого у меня никогда не было и не будет. После смерти мамы я впервые забыла о своих горестях и несчастьях...
Утром выхожу на пляж, Володя стоит с Валентином Гафтом и Игорем Квашой. «Ириха, это тебе», — протягивает букет. У меня подкосились ноги.
Вечером мы поехали в ресторан на горе Ахун есть шашлыки. На обратном пути встретили зайца, он перебегал дорогу, потом огромную сову, она сидела на шоссе и долго не могла взлететь, а еще косулю, которая стояла в кустах. Мы вышли из машины, но она нас не испугалась. Высоцкий подошел поближе и долго с ней разговаривал, а она смотрела на него доверчивыми глазами.
Володя приезжал в Сочи на три дня. Буквально перед отъездом его ограбили. Он неосмотрительно оставил открытой дверь балкона, и когда мы были в гостях, воры залезли в номер, спрыгнув с дерева. Украли импортную бритву, которая, помню, мигала, стоя на зарядке, ключи от московской квартиры и что-то еще. Высоцкий забеспокоился: «Надо срочно замки менять!»
На следующее утро собрался в аэропорт. Сказал мне: «Диктуй телефон!» Я была уверена, что не запомнит наизусть мой номер. Но оказывается, у него была уникальная память, он никогда не записывал телефоны.
Спросил:
— Какие у тебя планы в Москве?
— В понедельник у нас репетиция в Зале Чайковского.
— Когда заканчиваешь?
— В три...
— Я подъеду.
На прощание Володя подарил сорок роз! Целое ведро. Я положила их в ванну на всю ночь, а утром забрала букет в самолет.
В Москве вдруг выяснилось, что у нас в понедельник выходной. Я не знала, что делать. Не верила, что он приедет, но все же к трем отправилась в зал. Подхожу к седьмому подъезду и вижу — стоит машина. У меня и сомнений не было, что это Высоцкий...
Однажды он привез меня домой очень поздно. На следующий день наш ансамбль уезжал на гастроли в Воронеж. Только разделась, как зазвонил телефон. Чуть не растянувшись на паркете, бросилась на кухню, но трубку успел поднять сонный папа. Володя быстро сориентировался:
— Простите, это по поводу завтрашнего отъезда...
— Володя, это ты? — выхватываю трубку.
Папа пожал плечами, мол, четыре часа ночи. А я сидела с телефоном на кухне и слушала, как Высоцкий читает стихи.
Провожать на вокзал он приехал с Янкловичем. Я просила его не идти со мной на перрон:
— Не надо меня провожать...
— Почему?
— Не хочу, чтобы нас видели, чтобы говорили. Сегодня ты есть, завтра нет, а я не привыкла быть посмешищем.
Он молча взял мой чемодан и пошел по перрону к вагону. Весь ансамбль замер, увидев, что меня провожает Володя, да еще и с цветами.
Я не собирала записочки, не фотографировалась с ним, оставалась в тени. И никогда не рассказывала о наших отношениях, не давала интервью. Один раз всего появилась в фильме Виталия Манского «Смерть поэта» — и то после того, как об этом меня попросил Янклович. Режиссер перед съемками задал прямой вопрос:
— Был ли у вас роман с Владимиром Высоцким?
Я ответила:
— Не было.
— А что было бы, если б он не умер?
— Замуж меня хорошо бы выдал!
В этой шутке была и доля правды. Володя все время мне рассказывал про какого-то американского дирижера. Прекрасно ко мне относился...
У нас была большая разница в возрасте: ему сорок два, мне двадцать один. У него есть жена, зачем ему еще кто-то? Володя часто говорил: «Ты мне напоминаешь молодую Марину Влади». Я словно была реинкарнацией его прошлой жизни. Встреча со своей любимой, которая еще молода, — это очень сложное и прекрасное чувство.
У нас с Мариной действительно был один стиль. Мы скорее фигурами похожи. У меня в детстве были длинные белые волосы, я ненавидела их сушить феном и мечтала отрезать. А знакомая мамы фрау Ева меня остановила: «Тогда ты не будешь похожа на Колдунью». В то время только вышел этот нашумевший фильм, и меня все в детстве так и звали Мариной Влади — за белоснежные волосы, длинную челку и большие глаза. И я стиснув зубы терпела, когда мне драли волосы щеткой и сушили ненавистным феном. Помню, Володе эту историю рассказала, он от души смеялся.
У Высоцкого была прекрасная черта характера — ответственность за свои поступки. Забытое, увы, слово — порядочность. Он ведь тоже, как и я, из семьи военных. Володя был галантным. Такое чувствуется сразу — как тебя в машину сажает, как руку подает, как цветы дарит. С ним было спокойно и хорошо. Он вел себя как настоящий кавалер, и поступки у него были мужскими. Мы много разговаривали о серьезных, важных для него вещах. Любил за мной наблюдать, объяснял это так: «Когда ты рассказываешь о чем-то, у тебя лицо меняется — то ты бабушка восьмидесятилетняя, то девочка пятнадцатилетняя». И был очень прозорливым человеком, однажды предсказал:
— Ты будешь матерью-тигрицей.
Я засмеялась:
— Да я детей терпеть не могу!
А он угадал. Над своей дочкой Варей до сих пор трясусь, хотя ей уже тридцать один год.
Еще Высоцкий говорил, что я отношусь к категории женщин, которые чем старше, тем лучше становятся. Все подтрунивал надо мной: «Как интересно! Анфас неправильный нос, а в профиль — идеальный». Мама мне всегда говорила: «Тебе только картошкой торговать», — а бабушка всерьез просила: «Сейчас ко мне придут, я стесняюсь тебя показывать. В тебе породы нет!»
Он смеялся над моими байками о закулисной жизни нашего коллектива и грозился написать песню про ансамбль. Я его умоляла этого не делать: «Меня же уволят!»
Кстати, старшие артисты рассказывали, что Володя еще до Марины Влади ухаживал за Танечкой Карпежниковой, артисткой нашего балета, и песня «Она была в Париже» посвящена именно ей. Хотя многие известные женщины приписывают ее себе.
Нас связывало похожее детство, проведенное в Германии, в военных городках. Я рассказывала ему, что родилась в Потсдаме. А Володя показывал свои детские фото. Вот он маленький обнимает огромную овчарку. Когда они переезжали, решили собаку не брать. Ехали в машине, а овчарка долго бежала за ними, пока не упала на дороге. Володя смотрел на нее через заднее стекло и плакал.
Однажды они с мальчишками залезли в сарай, а там солдаты насиловали немку. Она потом ползала по сену и все повторяла монотонно по-немецки: «Где мой плащ? Где мой плащ?»
Эти два эпизода на всю жизнь врезались ему в память.
Иногда я ловила на себе его изучающий взгляд. Рассуждал задумчиво:
— Кого-то ты мне напоминаешь...
— Марину Влади?
— Нет, еще кого-то...
Память-то у него была актерской, цепкой. Когда приехал к нам домой и увидел мамин портрет, воскликнул: «Людвига!» Откуда он знал ее настоящее имя? Маму все звали Людмилой Ивановной, но при крещении в католическом костеле ей дали имя Людвига. Он вспомнил, что они были знакомы. Оказывается, это с Володиной легкой руки называли ее волосы «венецианским золотом».
Интересно, что моя бабушка Серафима Александровна тоже была Высотской, только его фамилия писалась через букву «ц». Деда моего Яна Донатовича, латышского стрелка, расстреляли. Ее спасло то, что она с ним развелась, а так бы пошла по этапу. Володя обожал бабушку, часами с ней беседовал. Она очень словоохотливой была. «Душка Керенский! Душка Керенский!» — с восхищением повторяла бабушка, ее подруги-гимназистки все по нему вздыхали. Когда мы шли к машине, Володя спел песенку «Прикатил товарищ Ленин, с ним гражданка Коллонтай». Это его бабушка научила. Еще хотел купить ее спальню из роскошной карельской березы. А моего папу любил расспрашивать о войне, ведь тот побывал в штрафбате. Эта тема его очень волновала, уже была написана песня «Штрафные батальоны»:
Всего лишь час
До самых главных дел:
Кому — до ордена,
Ну а кому — до «вышки»...
Я была у него в квартире на Малой Грузинской. Очень уютная: спальня, кабинет, просторная кухня, ванная. До сих пор перед глазами огромный фотопортрет Марины Влади на стене. Она в черном платье, с гладкой прической, глаза раскосые, как у рыси. А еще в квартире была баня, узенькая, со ступенечками. Он рассказывал, как однажды включил ее и электричество выбило у половины дома. Я в нее залезала посидеть.
Как-то мы в Володиной квартире столкнулись с его мамой Ниной Максимовной. Она холодно поздоровалась. Знаю, что Высоцкий очень любил мачеху. Его отец познакомился с Женей на войне, это был классический военно-полевой роман.
Однажды заехали с ним на Грузинку. Володя заговорщически сказал:
— Ириха, я тебе сапоги привез.
— Мне ничего не надо! — я так оскорбилась, что даже примерять не стала.
— Какие же вы, русские бабы, все дуры! — расстроился он. — Да вы созданы для того, чтобы вам дарили все только за то, что вы есть!
Как-то привезла ему из Японии игрушечную маленькую обезьянку с рогаткой, а на ее майке написано «Тренируйся, Чичо». Она у него стояла в кабинете на столе. Когда он подарил мне портплед, серый в коричневую крапинку, в котором лежали ботильоны и два костюма, я приняла подарок — не хотела его обижать. Пустой портплед долго висел на ручке кухонной двери. Мой попугай Рома его невзлюбил и яростно обдирал своим огромным клювом. После смерти Володи открыла этот портплед, а за подкладкой лежит сюрприз: бутылочки с тоником и сигареты импортные...
В апреле 1980-го наш ансамбль уехал на длительные гастроли по Закавказью. В Баку в гостиничном номере вдруг раздался звонок. Я схватила телефонный аппарат и побежала на балкон. От восторга, что мне позвонил Высоцкий, уселась на узкий бортик. А этаж-то был двенадцатый! Качнулась от неожиданности, едва успела схватиться за ограждение. Слетела бы вниз легко!
Володя был непривычно грустным. Говорил, что надо лететь в Польшу играть «Гамлета», а у него нестерпимо болит нога, он даже хромает. Жаловался на одиночество: «Я нужен, пока здоровый и веселый. Стоит заболеть — и вокруг никого...»
Я не слушала, что мне про него рассказывают. А все потому, что никогда не строила планов. Высоцкий мне очень нравился, скажу больше, казалось, что я в него влюблена. Конечно, мне очень льстило его внимание. Он был необыкновенно харизматичным, а какой талант! Я с детства росла на его песнях, многие, особенно любимые, знала наизусть.
Как-то Володя взял меня на Пахру, он давал концерт в воинской части. Около входа в ДК стояли представительские черные машины. В маленьком зале впереди сидело начальство, а в углу жались у стены пятнадцать — двадцать солдат. «Принесите им стулья или лавку какую-нибудь», — велел Володя. Он не начал концерт, пока все не сели.
Потом мы проехали в поселок. Володя показал свой дом, который они с Мариной построили на участке Володарского. Рабочие там что-то доделывали. Меня поразила очень крутая, закрученная как винт лестница. Я еще посмеялась: «Пьяный человек с нее никогда не спустится». Зашли на чашку чая на дачу Володарского. Эдуард смотрел на меня очень недружелюбно, мол, опять какая-то молодая девушка. Мне было неловко и хотелось быстрее уйти. По дороге обратно Высоцкий рассказывал, что у Володарских собака погибла и он подарил им щенка боксера.
Помню, как все время приглашал на «Гамлета», а мне было некогда. Володя очень обижался. Я не хотела, чтобы нас видели вместе, скрывалась. Даже когда подъезжали на машине к его дому, всегда осматривалась, нет ли кого поблизости. Говорила:
— Господи, еще успею твоего «Гамлета» посмотреть!
— А может так случиться, что и не успеешь...
— Да куда ты денешься?!
Что он имел в виду? Разве могла себе представить, что очень скоро его не станет?..
Я ничего не знала, со мной он всегда был в форме. Всего один раз видела Володю в совершенно невменяемом состоянии. В мае вернулась с гастролей из Баку. На следующий день позвонил Янклович и попросил приехать на Грузинскую. Володя спал в кабинете, Олег Даль — в спальне. Валера сказал, что ему вшил ампулу врач Толя Федотов. Минут через десять заехала актриса Нонна Терентьева, немыслимая красавица. Мы сидели с ней и Янкловичем на кухне и пили чай. Вдруг Валера вышел в прихожую. В дверях стояла какая-то девушка в нелепой кепке, но Янклович не пустил ее в квартиру. Потом оказалось, что это была Ксюша Афанасьева.
Высоцкий проснулся, вышел на кухню и залпом выпил полстакана водки. Я глаза вытаращила, Нонна засмеялась. «Больше не буду, не буду!» — весело сказал он и пошел досыпать. Потом все уехали куда-то ненадолго и попросили меня посидеть с Володей и Олегом. Первое, что сделала, — вылила в раковину весь алкоголь. А этого, оказывается, делать было нельзя. Вначале мы о чем-то разговаривали с Далем, вдруг он стал рассказывать о жене: «Лиза нашла меня под фикусом! Я напился и спал. А она меня подобрала... — а потом добавил, вздохнув: — Ирка, никогда не выходи замуж за алкоголика!» На всю жизнь запомнила его горькие слова.
Тут проснулся Высоцкий и позвал меня в кабинет. Я села рядом, он взял меня за руку и вдруг спросил: «Хочешь, я тебе спою?» И спел тихо, без гитары мою любимую:
Во хмелю слегка
Лесом правил я.
Не устал пока —
Пел за здравие...
Наступил роковой день двадцать пятое июля. Ночью позвонил Володя и попросил:
— Пожалуйста, Ириха, приезжай, только будь во всем белом...
— Да, конечно, — ответила я... и выдернула телефонный шнур из розетки. Спросонья все это показалось просто пьяным бредом. Куда-то мчаться ночью, да еще непременно в белом? Может, еще в балетной пачке?! Если бы я знала, что он этой ночью умрет...
В день похорон Высоцкого у нас шла репетиция в Кремле. Мы с Олей Рукавишниковой поехали к Театру на Таганке, стояли у перехода и смотрели, как выносят под аплодисменты гроб. Вокруг было море людей. Потом Олин муж Александр Рукавишников сделал Володе памятник на Ваганьковском. В толпе заметила Олега Даля, испугалась за него, думала, сейчас развяжет. Оказывается, он на кладбище сказал пророческую фразу: «Следующим буду я...»
Когда умер Высоцкий, меня вызвали в ЦК партии: туда пришла анонимка. Я вылетела из дома в чем была — в открытой майке, в «университетке», завязанной на талии, и с распущенными волосами. Вдруг рядом тормозит машина Коли Караченцова. Они с Людмилой жили неподалеку, на «Юго-Западной». Коля предложил довезти. Я сажусь сзади.
— Ты куда? — спрашивает Людмила.
— В ЦК партии.
Она, не теряя самообладания, тут же дала ценное указание:
— Так! Срам прикрыть немедленно! Волосы завязать! — и заставила меня надеть «университетку», чтобы грудь была не видна.
Какое счастье, что я их встретила! Если бы не Людмила, неизвестно, чем закончился бы мой поход в ЦК.
Довезли прямо до подъезда. Повезло, что со мной беседовал порядочный человек, видно, сам эту мясорубку когда-то прошел. Мы хорошо поговорили. Он показал анонимку, там было написано: «Подонок умер, но воспитал себе смену. Артистка ансамбля Моисеева не задумываясь продаст Родину!» Мне двадцать один год, совсем молодая девочка. На кону моя карьера. Отпираться было глупо — все же видели, как Высоцкий меня провожал, как мы в кафе сидели, как я входила в его подъезд, как он ждал меня у Зала Чайковского. За нами следили, мы все были под колпаком. На какое-то время стала невыездной. Моисеев писал начальству за меня поручительство, папа тоже по своим каналам хлопотал. Нервы мне хорошо потрепали, но чтобы там ни было, такая дружба дорогого стоит...
Через полгода после смерти Высоцкого я встретила Игоря Старыгина.
Однажды после концерта мы с моим давним добрым другом Сережей Вараксиным ужинали в ресторане ВТО, и тут у нашего стола стал наматывать круги Старыгин. Они с Вараксиным когда-то работали вместе в ТЮЗе, и тем не менее я заметила, что Сережа страшно не хочет, чтобы Гоша к нам подсаживался. На его лице словно было написано: «Ира, не надо тебе этого». Но тот как ни в чем не бывало уселся за наш стол. Сережа был вынужден нас познакомить. Игорь не сводил с меня глаз. На экраны уже вышли «Три мушкетера». По белокурому ангелоподобному Арамису вздыхало почти все женское население страны. Но он не был героем моего романа. Я не следила ни за его личной жизнью, ни за творчеством...
Игорь с места в карьер стал за мной ухаживать. В этот же вечер встал передо мной на колено при всех и сказал: «Будьте моей женой!» Смех смехом, но взял меня в такой оборот, что и вздохнуть не могла. На следующий день буквально оборвал телефон, я даже перестала брать трубку. Это была настоящая атака! А у меня в это время был роман, но отношения зашли в тупик. Накануне позвонила любимому человеку, он был занят работой и достаточно резко оборвал разговор. «Ах так! — подумала я. — Вот возьму и выйду замуж назло!» И сказала Игорю: «Распишемся, но с одним условием — только быстро, в течение недели». Он так обрадовался! Мы пошли в ЗАГС и подали заявление. Игорь в это время был в разводе со своей второй женой.
До сих пор везде пишут, что официальных жен у Старыгина было пять. А он сам, по-моему, путался в их количестве. У Гоши была удивительная привычка жениться. Он следовал джентльменскому правилу: переспал — в ЗАГС! Сам над собой шутил, мол, в паспорте от штампов уже нет места. Его многочисленные спутницы жизни увековечены в «Википедии». Как-то вскользь журналисты и меня упомянули в конце «списка жен»: «А еще была какая-то балерина...» Так и осталась тайной для всех...
Потом, много лет спустя после смерти Игоря, я смотрела документальный фильм, где его любимые женщины вспоминали о жизни с ним. До встречи со мной у него был роман с Мариной Дюжевой, они встретились на съемках фильма «Государственная граница». Гоша сделал ей предложение, но она ему отказала. Меня поразили ее слова: «Он был большим ребенком, и я не могла взять ответственность за него...» Абсолютно точная характеристика Старыгина.
Помню, накануне похода в ЗАГС вышла гулять с собакой, иду вокруг дома, а сама с ужасом думаю: «Что я делаю?! Зачем?»
Ровно через неделю сыграли свадьбу. Мой папа занимал большой пост, он был начальником бюро обмена квартир всего нашего района. Потомственный офицер, кристально чистый человек. Благодаря его связям нас быстро расписали в Гагаринском ЗАГСе. Я не стала шить свадебного платья. На мне была итальянская коричневая юбка, сапоги и белая кофта. Гоша выглядел как денди: нарядился в свой любимый кожаный пиджак, вязаный жилет и галстук.
У меня до сих пор хранятся наши свадебные фото. На одном из них видно, как под крики «Горько!» Старыгин тянется меня поцеловать, а я отворачиваюсь и подставляю ему щеку. Возникла неловкая ситуация. И тогда моя свидетельница Таня бросилась целовать жениха вместо невесты. Ей стало его жалко. Кузнецова (мы все ее называли Кузей) сейчас, между прочим, известный балетный критик. А Гошин свидетель на свадьбу не пришел по уважительной причине: Юра Кузьменков, популярный актер из фильма «Большая перемена», попал в аварию и сильно разбил лицо. Так что со стороны Старыгина на свадьбе никого не было.
Справляли у нас дома. Были ребята из ансамбля Сухишвили — Рамишвили и наши, моисеевцы. На кухне стоял большой самовар, наполненный водкой, а в хрустальных вазочках — соленые огурцы.
Все случилось так спонтанно, что мы даже Гошину маму не позвали. Он возил меня после свадьбы к своей родне. Мы с его мамой виделись пару раз, не больше. Второй раз встретились в ресторане, где была и его бывшая жена Мика Ардова. Ему захотелось нас познакомить. Он рассказывал трогательную историю, как начался их роман. Они вместе работали в ТЮЗе, у них родилась общая дочь Настенька. И после развода Игорь и Мика продолжали дружить. Мне кажется, когда он был женат на Ардовой, это был совершенно другой человек. Она очаровательная женщина! Я ходила школьницей на спектакль «Три мушкетера» в ТЮЗ и сразу же влюбилась в ее Анну Австрийскую. Та стояла у станка на пуантах, пока Людовик спрашивал про подвески.
Мы ни от кого не скрывали свою свадьбу. Как-то вечером нанесли визит в дом Ардовых, нас радушно встречал Борис. Получается, мой муж привел меня к бывшему мужу своей бывшей жены. Вот такая запутанная история в духе Жванецкого. Самое чудесное, что все они дружили. Высокие, высокие отношения! Когда я попала в эту легендарную квартиру, впала в тихий восторг и благоговение.
Гоша обитал тогда на Большой Ордынке, в старом флигельке во дворе дома Ардовых. Там он жил с женой и тремя девочками. Две старшие были от первого брака Мики, но он их считал родными. Во флигеле поставили стенки, отгородили кухоньку. И прожили вместе счастливо, между прочим, десять лет. Аня Ардова как-то в одной передаче рассказывала, что к ним в окна постоянно лезли поклонницы Старыгина. На всех магически действовал романтический образ Арамиса. Все барышни в него были влюблены...
Когда они расстались, Мика с тремя дочками получила квартиру, а Гоша остался во флигельке один. Там был просто ужас! Когда я в первый раз переступила порог, меня оторопь взяла. В одной комнате стоял теннисный стол. На кухне бардак. Когда там жила хозяйка, было наверняка уютно. А стала квартира холостяцкой, запущенной. Переезжать туда, естественно, я не стала.
Гоша перебрался ко мне с одним чемоданом. Там лежали его любимые куртки, джинсы и многочисленные шарфы. Вещей особых у него не было. Привез с Ордынки только две дорогие его сердцу реликвии: фотографию в рамке, где он в романтичной белой рубашке и с рапирой в руке, а рядом маленькая дочка, и еще большую чашку из старого фарфора. Он пил чай только из нее, хотя чаще предпочитал чаю пиво.
Я не сразу поняла, что Игорь выпивает. Меня поразило, что не могла уловить: вроде нормальный, не шатается, язык не заплетается, а оказывается — пьяный. По нему это было совершенно незаметно. Единственное, плохо помнил, что было накануне. Его спрашиваешь:
— Ты что, забыл, как вчера всех приглашал в ресторан? — а он удивленно отвечает:
— Да?
Тогда я впервые подумала: «Как такое может быть?» Когда вернулась из очередной поездки, наш сосед рассказал, что как-то помог Гоше открыть дверь квартиры — он не мог справиться с замком. Мог сумку забыть на лестничной площадке.
Старыгин рассказывал, что на съемках «мушкетеры» весело и здорово проводили время. Тогда, по его словам, они все собирались разводиться. Единственный друг, с которым он меня познакомил, был белорусский актер Александр Денисов, его партнер по «Государственной границе». Потрясающий актер и потрясающий парень! Денисов бывал у нас в гостях, когда приезжал в Москву. Мне он очень понравился, у него было такое мужественное лицо. К сожалению, Саша умер в Америке — уехал туда, чтобы спасти свою дочь, у которой была редкая болезнь. Денисов совершил подвиг: он спас ее...
Это был мой первый брак. До сих пор меня мучает вопрос, зачем я это сделала. Точно никакого расчета — жили-то мы на «Юго-Западной», в моей трехкомнатной квартире.
Папа, в отличие от меня, легкомысленной и ветреной, отнесся к бракосочетанию дочери очень серьезно. Мамы уже не было в живых, у него — новая семья. Я вырвалась на свободу из железных тисков родительской опеки, а тут появилась надежда, что рядом будет хороший человек, который станет обо мне заботиться.
Гошу папа сразу полюбил. Будущий зять нравился ему своей застенчивостью, интеллигентностью. Игорь называл тестя просто Борисычем. У Старыгина не было машины, он обожал кататься с папой. Может, надеялся, что тот ему свой автомобиль подарит. Рассказывал, что когда-то заграничные почитатели подарили «Фольксваген-жук». Но кто-то разбил ему фару, ремонт импортной машины стоил дорого, и ему пришлось ее продать. Может, это и правда.
Он ведь не был богатым. Как скромный человек никогда не требовал большого гонорара, говорил режиссеру: «Сколько положено». Не звездил, не умел работать локтями, что-то пробивать.
Я играла в замужество, как еще совсем недавно в куклы. Готовила семейные обеды, подавала еду на старинной посуде, суп в большой супнице. Мы носились по гостям, я познакомила Игоря со своими друзьями, таскала по ресторанам. Он всем очень нравился: милый, улыбчивый, спокойный. Были в нашем ансамбле девушки, которые мне очень завидовали. Как же, жена Арамиса! Кое-кто из наших даже бегал посмотреть на его портрет, который висел на решетке сада «Аквариум». Мне об этом Кузя сказала: «Таня носится вдоль забора, чтобы портрет Старыгина рассмотреть». Моя свидетельница на свадьбе сама от него млела: «Он такой добрый, такой трогательный...» Когда я уезжала на гастроли, Гоша оставался дома и охотно выгуливал мою собачку Викторио, вызывая ступор у соседей.
Старыгину все время звонили с киностудии с разными предложениями, а он отказывался. У меня его сценарии валялись очень долго. Ему предлагали главную роль в фильме «Бешеные деньги», он даже удачно попробовался, но в итоге отказался. Не понравилась почему-то будущая партнерша.
Гоша уже был актером Театра Моссовета. Кстати, он там все-таки сыграл в «Последней жертве» вместе с Фаиной Раневской. Рассказывал, как она после спектакля его похвалила: «Ну что? Мотался ты, конечно, как... цветок в проруби. Но играть будешь!»
Он хвалился, что серьезно занимался мотокроссом. Я смотрела на его тоненькие ножки и думала: «Как ты их там не переломал?» Помните, как Нонна Мордюкова в фильме «Простая история» говорит Ульянову: «Эх, хороший ты мужик, но не орел!»
Старыгин привозил ко мне свою маленькую дочку. Как-то они катались во дворе с горки. Он взял Настю на руки, съехал, стоя на ногах, и упал. Один раз его дочка у нас даже ночевала. Я подарила ей свою голубую юбку с пышным розовым подъюбником — мне этот наряд в детстве родители купили в Германии. А Гоше досталась большая вязаная кофта с кушаком, которую привезли из Аргентины. Он ее очень полюбил. Даже, помню, в какой-то фотосессии для журнала в ней снимался.
До сих пор себя виню, что обращалась с Гошей нехорошо, с издевкой. А он все мои насмешки терпел. Я-то его не любила. Самое интересное — сомневаюсь, что и он в меня влюбился. Молодая красивая девочка из хорошей семьи, танцует в прославленном коллективе, пуркуа бы не па? Он, скорее, ко мне прицепился. Игорь ведь родился в год Собаки. Как он сам любил шутить: «Пес я исключительно дворовый, кто приласкает, к тому и пойду». Хотя я его совсем не приманивала, наоборот...
Гоша — мой каприз. Ведь я задумала отомстить мужчине, с которым тогда встречалась. Наверное, была сумасбродкой. Вся эта свадебная кутерьма, получается, была затеяна ради того, чтобы на вопрос по телефону «Как дела?» ответить с мстительным вызовом: «А я замуж вышла!»
Вскоре собралась в Ленинград на гастроли. Игорь дал мне доверенность и попросил: «Сходи на киностудию, получи за меня деньги». Он снимался там в фильме «Впервые замужем». Я поехала на «Ленфильм», но денег мне не дали. Заявили: «Мы ничего не должны Старыгину, все заплатили давно». Он не стал качать права, хотя я уверена, что денег не получал.
В Питере встретилась с моим другом, он собирался на «Ленфильме» снимать «Пиковую даму». Когда увиделись, на нем лица не было, сказал: «Ты знаешь, меня словно пыльным мешком по башке ударили...» Но это все была лирика, оскорбленное мужское самолюбие. Никакого будущего у нас не было — и слава богу!
В «Пиковой даме» роль Германна должен был играть Саша Кайдановский, но что-то с этим проектом не получилось и фильм был остановлен. Когда-то они вместе со Старыгиным снимались в оперетте «Под крышами Монмартра». Помню, как Кайдановский все время подшучивал: «Почему он у тебя такой шепелявый? Ты, что ли, ему зубы выбила?» Я даже обиделась за Гошу.
Одним словом, мне все это быстро надоело. Да и не была я так сильно влюблена в того товарища, чтобы себя в жертву приносить. Отомстила — и ладно. Все словно понарошку.
Как странно поженились, так странно и жили. Не сложилось у нас. И человек хороший — мягкий, добрый, но химии не случилось. Я была девушкой темпераментной, а он очень спокойный, нордический. Гоша Близнецы по гороскопу, а я — Скорпион. Мы совершенно не подходили друг другу. Сошлись как лед и пламень, одним словом.
Помню, в Сочи в «Актере» специально утопила свое обручальное кольцо. Оно было модным, с алмазными гранями. Слышала, что есть такая примета: потеряешь обручальное кольцо — быстро разведешься. Сняла его с пальца и зашвырнула далеко в море.
Прожили мы вместе всего ничего, может месяца два. Собственно, вернувшись из Питера, я и поставила точку. Ехала домой и по дороге все думала, как же мне его вытурить.
К Гоше трудно было придраться, он человек неконфликтный. Но вскоре повод я нашла. Старыгин щелкнул мою собаку по носу за то, что та полезла на стол. И я взъерепенилась: «Ах, ты мою собаку обижаешь?! Собирай вещи!» Игорь вернулся обратно в свой флигелек. Я представила, как он одиноко ходит вокруг теннисного стола, и мне стало его так жалко!
И хотя мы разбежались, четыре года штамп в паспорте стоял. Мы официально были мужем и женой. Однажды зашла к нему: «Дай хоть посуду тебе помою». Но тут из-под раковины вылез огромный таракан, и я с криком бросила тарелку обратно.
Как-то с Сашей Фатюшиным и компанией приехали к Старыгину на Ордынку. Я постучала в Гошино окошко на первом этаже и наигранно грозно сказала:
— Ну-ка, открывай, кто там у тебя? Твоя жена пришла!
Все вокруг заржали:
— Ирка, уймись!
Игорь, заспанный, выглянул в окно и, увидев нас, радостно заулыбался.
С Сашей Фатюшиным мы встретились, когда уже отгремел фильм «Москва слезам не верит». В Питере гастролировал Театр Маяковского, а мы давали концерты. Жили в одной гостинице. Нас познакомил мой старый приятель Игорь Костолевский. Саша был совершенно очаровательным — как молодец из русской сказки. Днем у нас были репетиции, вечером спектакли. После выступлений мы с Сашей катались на его машине с рязанскими номерами по городу, смотрели, как разводят мосты, уплетали мои любимые питерские пирожки — такие маленькие, слоеные, по пятнадцать копеек. Они продавались в буфете нашей гостиницы.
— Сколько вам пирожков? — спрашивает буфетчица.
Саша вопросительно на меня смотрит.
— Десять... — шепчу, а самой стыдно, я же танцовщица.
Саша громко:
— Двадцать!
Буфетчица накладывает пирожки в бумажный кулек и меланхолично интересуется:
— Что, в зоопарк идете?
Саша снимался в исторической картине «Россия молодая». У них на съемках был консультант — батюшка, необыкновенный старец. Помню, как однажды Саша попросил его нас повенчать. А тот ответил, что нельзя, я была все еще замужем за Гошей Старыгиным. Поэтому интересно, какой же батюшка пошел на такой грех, чтобы повенчать кое-кого при живой жене... Или это все фантазии?
Игорь меня очень выручал! Я была как Пьер Ришар в фильме «Укол зонтиком», который оправдывался: мол, не могу развестись с женой, потому что она слепая. Хотя Фатюшин прекрасно знал, что мы со Старыгиным женаты формально, наши пути все же разошлись.
А тут я наконец встретила человека, которого по-настоящему полюбила. Тогда он был выпускником Гнесинского училища, это сейчас Михаил Серышев — известный тенор из «Геликон-оперы». Он выступал как приглашенный артист в Большом театре, пел в группах «Час Пик» и «Мастер», а еще исполнил партию Иисуса в русскоязычной версии «Иисус Христос — суперзвезда». Миша, между прочим, пел за Костю Райкина в фильме Козакова «Тень»: саму Тень и Ученого. Голос у него потрясающий!
Как-то спустя время мы случайно встретились с Сашей на Гоголевском бульваре недалеко от Театра Маяковского. Фатюшин был с дамой, а я с Мишей. Поздоровались, вдруг Саша взял меня за локоть и отвел в сторону:
— Ты уверена? Если хочешь, можно все поменять...
— Нет. Уверена.
Я знаю, что он женился, был, надеюсь, счастлив. До сих пор хожу на его могилу на Востряковском кладбище. Саша похоронен рядом с моими родителями...
Серышев был женат, но так получилось, что его семья осталась в Ангарске, а он работал в Москве, и отношения сошли на нет. Но у Миши было двое детей, поэтому он долго не разводился. В какой-то момент подумала: «Мне уже двадцать семь лет, наверное, будет лучше разойтись». Я тоже хотела семью и ребенка.
Тогда за мной пытался ухаживать один неаполитанец, познакомил с родителями, даже надорвал паспорт, чтобы никуда от него не делась. Но как я могла подставить свой коллектив? И Мишу, которого все-таки очень любила, не могла бросить. Так что быстро собралась домой. А мой Серышев даром время не терял — интриговал за моей спиной: Гошу подбивал не давать развода. Они очень дружили, и Старыгин, естественно, его послушался. Мне было непонятно, что происходит, почему он упирается. Таскала Игоря по ресторанам, уговаривала, навезла ему из Италии подарков. А тут Миша Серышев быстренько развелся. Да и Гоша собрался снова жениться. Одним словом, мы развелись. Так получилось, что у меня на память осталось свидетельство о браке. Нас ведь и развели по блату...
После меня Старыгин привез в Москву, как он называл ее, «хлопушу», ассистентку со Свердловской киностудии. Татьяна была очень деятельной особой, они тут же пошли в ЗАГС. Флигель Игоря признали аварийным, и ему наконец дали большую квартиру. Он звонил мне и рассказывал, как живет: «Вот ремонт в новой квартире делаю... Бегаю как савраска, добываю стройматериалы». У него и собака появилась — такая же, как у меня, кокер-спаниель.
Но продолжалось это недолго. Татьяна стала возить артистов с концертами по стране, потом к Виктюку пошла работать. Вскоре, обустроившись в столице, с Гошей развелась. Объявила ему, что продала квартиру и купила на вырученные деньги две: одну в Филях для себя, а другую у метро «Новокузнецкая» для Игоря. Он не хотел переезжать, но куда денешься? Квартирка была совсем крошечной. Как-то к нему в гости зашел сосед и рассказал, что бывшая его обманула и живет в его квартире с новым мужем. Старыгин был подавлен...
Он приезжал к нам и постоянно говорил о собаке, как все время гуляет с ней. Когда появилось безалкогольное пиво, Гоша очень радовался. Он вообще был восторженным.
Мне так его жаль! Он был большим ребенком и не мог сделать никому ничего злого. Мы по-прежнему созванивались, Гоша даже на мою свадьбу с Мишей пришел. Часто бывал у нас дома, играл с моей маленькой дочкой Варей. Он обожал ее, а она поначалу его невзлюбила за то, что «обижал» ее любимого героя — кардинала Ришелье. Тогда вышел мультфильм «Д’Артаньгав и три пса-мушкетера», там собака по кличке Арамис гоняла кардинала. Когда Игорь пришел к нам в гости, я представила его: «Вот, Варя, познакомься, это Арамис». Она набычилась, а потом укусила Старыгина за палец, отомстив за обожаемого кардинала.
Я, как Маргарита Павловна из «Покровских ворот», переживала, что вокруг него крутились какие-то непонятные тетки, на которых он женился. Рядом с Гошей еще какая-то библиотекарша возникла. Мне кажется, он своими руками творил свою судьбу. У него была прекрасная жена Мика Ардова, три девочки. Игорь сам все разрушил. Слышала, пытался вернуться к Мике, но разбитую чашку, как говорится, не склеишь...
Когда наконец в его жизни появилась последняя жена Екатерина Табашникова, я вздохнула с облегчением: Гоша попал в надежные руки. Ему всегда была необходима чья-то поддержка. И он ее наконец получил...
Мы с Мишей и Варей жили по-прежнему на моем любимом Юго-Западе. Вокруг все родное и все родные. Нашими соседями в разное время были многие известные люди: Юрий Иванович Каюров, Станислав Любшин, мультипликатор Вадим Курчевский, Коля Караченцов со своей Людой.
Моим соседом был и Олег Видов, он тоже прекрасно знал мою маму. А познакомились мы на улице. Помню, Олег ходил в дубленке и меховой шапочке. Это был самый тяжелый период в его жизни, он развелся тогда с Натальей Федотовой. Жена выгнала Видова из огромной квартиры на Котельнической набережной сюда, на «Юго-Западную». Они что-то там делили, его перестали снимать в кино, не разрешили играть Есенина в британской картине... Даже машину, подцепив эвакуатором, куда-то увезли.
Я приходила к Видову в гости в маленькую однокомнатную квартирку. Складывалось впечатление, что там Мамай прошел. Мы сидели на кухне и пили чай. Весь пол комнаты был усыпан книгами, перевязанными в пачки, на стене нарисована картина: серенький дачный туалет, а рядом одинокий подсолнух. Однажды еду в метро, меня окликает Олег. Он был совершенно раздавлен. Сообщил, что едет в Югославию на съемки по туристической визе. «Только не говори никому», — почему-то сказал мне. Но когда услышала из новостей, что Олег сбежал в Америку, все стало понятно. Необыкновенной души был человек. К сожалению, его тоже уже нет с нами...
Я протанцевала в ансамбле Моисеева почти двадцать пять лет, застала золотую эпоху коллектива. Мы объездили с гастролями весь земной шар. А ушла на пенсию в сорок один год, получив «Ветерана труда». Коллектив продолжает радовать зрителей своим творчеством, в этом большая заслуга Елены Александровны Щербаковой. Но это уже не моя история...
Сейчас веду класс, преподаю молодым девочкам классический станок. У меня они танцуют и гопак, и рок-н-ролл, и «татарочку». Слава богу, память у меня прекрасная и педагоги были хорошие.
С мужем мы прожили вместе семнадцать лет. Мой Миша ушел к своей коллеге, Лиза поет в хоре театра «Геликон-опера». Я его очень любила, да и сейчас люблю, хотя он меня предал. Очень долго страдала и не могла простить. Теперь живу с дочерью и любимыми собаками в полной гармонии.
Оглядываясь назад, могу сказать, что в моей жизни был один человек, которого по-настоящему любила: это мой муж, от которого родила Варю... А Игоря часто вспоминаю. Очень хочу передать его уже взрослой дочери ту самую фотографию, где она маленькая с папой. Только от времени стекло в рамке треснуло. И белую чашку, с которой он не расставался. Почему он оставил и чашку, и фото у меня? Наверное, надеялся вернуться...
Однажды в каком-то телеинтервью меня поразили Гошины слова: «Я ни с кем не расстаюсь по-хамски. Поэтому мы общаемся, я знакомлю бывших со своими нынешними...» Как это по-старыгински!
С Мишей мы продолжаем тесно общаться, он часто приезжает к нам. Когда видимся, такое впечатление, что ничего не изменилось. Мы хоть и не живем вместе, но остались родными людьми. Меня этому научил мой добрый приятель Гоша...
Статьи по теме:
Свежие комментарии