Я принципиально не принимала подарков ни от артистов, ни от их директоров. Ни с кем из них дружбы...
Я принципиально не принимала подарков ни от артистов, ни от их директоров. Ни с кем из них дружбы не водила.
Часто пишут, будто программу телешоу «5050», с которой, по сути, начался советский — впоследствии российский — шоу-бизнес, создал мой муж продюсер Владимир Арцибашев. На самом деле руководителем этого легендарного телешоу была я с первого дня его создания. Даже поженившись, мы не сразу стали работать вместе с Арцибашевым — бывшему номенклатурному работнику со стажем, привыкшему к размеренному советскому образу жизни, было непросто стать «своим» у творческой молодежи, ринувшейся в начале девяностых на подмостки отечественной эстрады.
Вспоминаю случай. Семь утра (!), звонок на домашний номер — мобильных еще не было. Спросонья беру трубку — голос на том конце провода один в один как у моего брата-близнеца:
— Так, зая! («Заей» меня называл только он. — Прим. А. Х.) Я тебе мебель выслал — югославскую гостиную со стенкой! Трак жди сегодня.
— Скажи на милость, как я размещу твой югославский гарнитур в своей однокомнатной квартире? — зло шиплю в трубку (рядом спит молодожен Арцибашев). — И где ты вообще взял этот дефицит?
Голос в трубке радостно сообщает:
— В Белоруссии. Мы там только что стадионы с аншлагами отработали. Благодаря «Полтиннику!».
«Полтинником» в артистической тусовке называли нашу передачу «5050». Но при чем здесь программа, какие-то стадионы в Белоруссии и мой брат — следователь по особо важным делам МВД?
Просыпаюсь окончательно:
— Извините, а вы... кто?
— Андрей Разин! — обиженно сопит трубка. — Ты меня не узнала?! Забыла Ростов?!
Замечу, что на момент нашего телефонного разговора великий и могучий в дальнейшем Андрей Разин, продюсер группы «Ласковый май», был худющим, стриженным под панка пацаном. Съемки в Ростове-на-Дону наша съемочная группа запомнила навсегда. Сорокатысячный стадион, собравшийся на концерты нашей телепрограммы, буквально заревел, когда на сцене появился «Ласковый май». Рыдающие девчонки рванули со своих мест и понеслись к сцене.
— Немедленно! — кричу в трубку. — Немедленно верни машину вместе со стенкой обратно в Белоруссию! Иначе эфир «Полтинника» для тебя будет закрыт навсегда! Ты хочешь, чтобы за твою стенку... меня саму поставили к стенке?! Это же взятка, идиот!
— Сама ты дура! При чем тут взятка? Мне сказали — ты вышла замуж, а в квартире лишь старый диван! Мы тебе эту стенку еле раздобыли. От всей души подарок хотели сделать! — проорал в ответ возмущенный Разин и бросил трубку.
Грузовик с мебелью все равно приехал. Арцибашев тогда впервые провел переговоры от имени «5050». Он умудрился, не обижая, отдать Андрею деньги за мебель. Хотя тот отбивался до последнего — мол, это свадебный подарок. Но я принципиально не принимала подарков ни от артистов, ни от их директоров. Ни с кем из них дружбы не водила, потому что «Полтинник» был единственным еженедельным шоу, через которое неизвестные артисты могли попасть «в телевизор», не будучи солистами какой-либо филармонии.
Югославский гарнитур еще несколько месяцев стоял нераспакованным, а мы с мужем, чертыхаясь и поминая лихом Разина, протискивались между стенкой и коробками в однокомнатной квартире.
Художественным руководителем «Полтинника» я стала, когда мне было чуть за тридцать, но совсем не выглядела серьезным руководителем. Розовые брючки из ангорки, блузочка из тончайшего льна, поверх песцовая шубка — зарплату и гонорары я спускала на гардероб. На голове частенько собирала волосы в два хвостика или сооружала детские косички.
Артисты, участвовавшие у нас впервые, не знали меня в лицо.
Однажды приезжаю на генеральный прогон в спорткомплекс «Олимпийский». Спускаюсь к сцене. Внизу уже собрались директора артистов и начинающие исполнители. Звезды еще только подтягивались — опаздывать у них в крови. На моем пути в зале, вальяжно вытянув ноги, сидит Юрий Антонов. Он мой кумир. Обожаю его песни до сих пор!
— Вы не могли бы ноги убрать? — прошу улыбаясь, так как наслышана, что у Юрия Михайловича капризный характер. По настроению может и... послать. Знающий себе цену, скучающий маэстро ноги не подвинул, но ответом удостоил:
— Ты что, тоже поешь?
— Нет, не умею совсем, — отвечаю чистую правду.
— Тогда лучше обойди... убирать лень, — ласково жмурится исполнитель.
Мои охранники (да-да, я ходила уже с охраной) обалдели, смотрят на меня вопросительно. Ситуация вправду забавная. Я в этом зале, можно сказать, — главная, а мне говорят отвали...
— Извините, конечно обойду!
Обошла, спустилась вниз, вышла на сцену, взяла микрофон, представившись, объявила пятиминутную готовность к съемкам.
Спускаюсь обратно в зал — подходит Антонов.
— Ты что, действительно та самая Хачатурьян? — смотрит подозрительно. — Лом! Чума! Америка! (Это было его любимое выражение.) Чтобы человеку, который не умеет петь, доверили артистов создавать! СССР — страна чудес! Ты правда не умеешь петь?
— Ни одной ноты не знаю! Зуб даю, — отвечаю ему в тон.
После концерта Антонов принес мне лучший букет, подаренный ему поклонницами, и пригласил на ужин. Скрепя сердце отказала.
Я действительно не пою и не знаю до сих пор нот. Зато оказалась действительно хорошим организатором. Даже звезды не смели опаздывать к нам на съемки.
Родом я из Ростова-на-Дону. Каждое лето отдыхала у бабушки в Ереване. На той же улице жил Рачья Капланян — народный артист СССР, театральный режиссер, лауреат Госпремии СССР и брат по отцу известного циркового артиста Леонида Енгибарова. Позже я сняла о нем фильм для Центрального телевидения. Капланяны наши дальние родственники. Я крепко дружила с его дочерями и мечтала быть театральным критиком, но по настоянию родителей пришлось окончить юридический факультет Ростовского университета. Во время учебы начала писать о цирке, артистах, приезжающих на гастроли в Ростов. Статьи стали печатать, сначала в областной газете, потом во всесоюзном журнале «Советская эстрада и цирк». Наверное, поэтому мне удалось все-таки уговорить родителей отпустить меня в Москву поступать в ГИТИС на театроведческий. Они считали, что театром занимаются только девушки с низкой социальной ответственностью, но отпустили — уверенные, что провалюсь на экзаменах. Однако я поступила. На заочное. Устроилась простым вахтером на ЗИЛ — завод имени Лихачева. Продолжала писать статьи, теперь уже для популярного журнала «Смена». По «рабочей сетке» — было такое понятие — вступила в Коммунистическую партию.
Но на последнем курсе института меня из КПСС решили исключить — за то, что якобы скрыла при вступлении первое высшее образование. Полная чушь, ничего я не скрывала. На самом деле в начале перестройки негодяи, прикрываясь партией, сводили личные счеты, и не только на ЗИЛе. Исключение из партии в Советском Союзе считалось позором. Бывший коммунист становился изгоем общества. Были случаи, и немало, когда исключенные вешались, стрелялись — представляете?
Решение парткома ЗИЛа о моем исключении должен был утвердить Московский горком КПСС, возглавляемый Борисом Ельциным.
Рачья Никитович Капланян, ставивший в Малом театре, экстренно собрал своих ближайших друзей — Марка Захарова, Михаила Ульянова. И эти три светлейшие головы готовили меня к заседанию бюро горкома.
— Оденься очень-очень скромно, — поучал меня Капланян.
— Опусти голову и на все претензии кивай и говори, мол, не подумала о последствиях и просишь простить, — советовал мудрый Ульянов. — И плачь, обязательно плачь!
— Почему я должна плакать? Не считаю себя виноватой! Я столько сделала для молодежи ЗИЛа. Через неделю оканчиваю с красным дипломом экстерном ГИТИС! Я же на трех работах пахала. Партии что, не нужны работающие и грамотные люди? — возмущалась я, всхлипывая на груди тети Эммы, жены Капланяна.
— ГИТИС — ведущий идеологический вуз страны. Если завтра тебя попрут из партии — тебе там НИКТО не осмелится выдать диплом. Ты хоть это понимаешь? — констатировал Марк Захаров.
— Эти жернова тебя перемелют, поэтому, пожалуйста, послушай внимательно и сделай, как мы тебе говорим, — воскликнул эмоциональный Капланян и застонал. После сложнейшей операции он терпел невыносимые боли и жил на преодоление, но продолжал работать и заботиться о близких ему людях.
На заседание бюро горкома партии я надела дорогущее черное платье с белым воротником, сшитое Вячеславом Зайцевым. А на собрании во весь голос заявила, что лучше сама выйду из такой партии. Ельцин как стукнет по столу: «Уйти из партии невозможно. Исключена!»
Решение Московского горкома отменили в Комитете партийного контроля — последней инстанции и надежде приговоренных. Но влепили строгий выговор с занесением в учетную карточку. Кто мог подумать, что через каких-то шесть лет вся эта система рухнет как карточный домик вместе с большой прекрасной страной — СССР.
Мечтать о творческом росте в СССР с выговором в «партийной карточке» было бесполезно. Поэтому в качестве специального корреспондента «Смены» я попросила заместителя главного редактора журнала Михаила Кизилова отправить меня в горячие точки позднего СССР.
Со всех трибун в Москве народу вещали о перестройке и гласности, о том, как мы по-новому прекрасно заживем. Но в горячих точках с дальнего обзора виделось иное: что-то трагически идет не так...
Позже в ранге спецкора «Смена» направляет меня на эстрадный конкурс «Юрмала» — в разгар отпусков в редакции не нашлось свободного журналиста. Здесь я впервые начинаю понимать неприглядный механизм советской эстрады и телевидения.
Музыкальных передач, замечу, в эфире «Останкино» было тогда наперечет: «Шире круг», «Утренняя почта», «Песня года», один раз в год «Новогодний аттракцион» да праздничные «Огоньки». Телевидение курировал Александр Яковлев — заведующий отделом пропаганды ЦК партии. Он присматривал, чтобы на экране появлялись артисты «с исключительно правильным репертуаром».
То есть песни должны быть написаны исключительно членами Союза композиторов СССР — обязательное условие для авторов музыки — и членами Союза писателей — условие для авторов текстов. Исполнители песен обязаны были «выглядеть опрятно», поэтому Валере Леонтьеву с его кудрявой копной на голове и в экстравагантных костюмах, как и его тезке Валерию Ободзинскому — «слишком лиричному», по мнению чиновников, места в эфире не было. И неважно, что пластинки последнего расходились миллионными тиражами, а Леонтьева боготворила публика.
Кто сейчас поверит, что ни одна серьезная московская газета не принимала к публикации статьи о Валерии Леонтьеве, а его концерты на главной площадке Москвы — в Концертном зале «Россия» были отменены «в связи с болезнью артиста». Сам он об этом не знал и приехал выступать — а на дверях объявление: артист заболел.
Ситуация доходила до абсурда — Леонтьев был неизменным участником всех партийных и праздничных концертов, транслируемых из Кремлевского дворца, но в эфир не попадал. Его «вырезали».
Что такое эфир для артиста в те времена? Песня, попавшая в «Утреннюю почту», могла стать хитом в буквальном смысле уже вечером. Ресторанные ансамбли прямо с утреннего эфира записывали понравившуюся им песню, а вечером под нее в заведениях уже плясали и разносили водочку. С каждого ресторанного исполнения песни композиторы с поэтами получали отчисления. Авторские права в СССР соблюдали неукоснительно, а ресторанов было много, особенно в крупных городах. Чем популярнее шлягер, тем чаще заказывали. Со всеми приятными экономическими последствиями для авторов.
Вполне естественно, что артисты, подгоняемые композиторами, поэтами и своими директорами, всеми правдами и неправдами рвались в телеэфир.
После второго конкурса молодых исполнителей «Юрмала» я пишу статью «Игра без правил», где, никого не обвиняя и не подозревая, просто излагаю «правила игры» и механизм судейства нового конкурса Центрального телевидения. Смысл статьи был прост: если мы действительно хотим перемен, то должны существовать честные правила и равные условия для всех.
За публикацией о «Юрмале» в «Комсомольской правде» вышла моя статья «Песенка по кругу» о тех же проблемах в самой престижной программе «Останкино» «Песня года». И наконец еще одно издание опубликовало за моей подписью обзор «Новогодний аттракцион» о перспективах развития телеэстрады на примере одноименной музыкальной программы.
Вышедшие три мои статьи произвели фурор. Со мной перестали здороваться все редакторы Главной редакции музыкальных программ Центрального телевидения. Зато артисты стали названивать в журнал и просить «делового совета» по репертуару. Однажды утром в кабинете Кизилова прозвучал в прямом смысле исторический звонок. Нам с моим редактором было приказано явиться к Леониду Петровичу Кравченко — тогда еще зампредседателя Гостелерадио СССР.
Высокий импозантный седой красавец смотрел на меня изучающе. Потом спросил с легкой усмешкой:
— Вы, видимо, полагаете, что легко делать музыкальные конкурсные телепередачи? Ошибки искать всегда легче. Вот взялись бы сами делать?
Я возьми и ответь:
— Давайте попробуем!
Мой редактор только глаза успел прикрыть, чтобы спрятать появившийся там ужас.
— И по какой системе, интересно, вы будете выбирать участников? — нашелся Леонид Петрович.
— Пока не знаю, но придумаю. Главное, по-честному! — ответила я.
Выйдя из кабинета большого начальника, Миша вздохнул и тихо заметил: «Кажется, теперь к неприятностям надо готовиться нам».
Все оказалось не так уж плохо. Просто в ЦК партии редакции «Смены» приказали «в нагрузку» придумать формат новой оригинальной музыкальной телепередачи, позволяющей понять пристрастия и предпочтения перестроечной молодежи, чего можно ожидать от этого поколения в тяжелое для страны время перемен.
Это к вопросу о том, что «Полтинник» якобы создал Володя Арцибашев. На самом деле телешоу «5050» стало проектом партии. За ним стоял Центральный комитет КПСС. Персонально — Леонид Кравченко и Александр Яковлев. Забегая вперед, скажу: по сути телешоу «5050» стало первым на телевидении альтернативным социологическим исследованием. Во внутренних документах передача так и значилась: «Всесоюзное социологическое исследование в области легкой музыки среди молодежи в возрасте до 35 лет на базе телешоу «5050».
Приказом по редакции меня назначили худруком этого самого всесоюзного исследования и... поручили все придумать. Поскольку сама напросилась. Вот тогда-то я и поняла, насколько все плохо!
Название «5050» позаимствовала у одноименного фильма о разведчиках, одного из моих любимых, снятого режиссером Александром Файнциммером.
Положенный в основу конкурса и самой программы принцип был прост: половина участников передачи — совершенно никому не известные профессиональные исполнители, сами выбирающие, что им петь. Другая половина — уже известные певцы, также свободные выбирать репертуар для эфира. Вместе с социологами ЦК ВЛКСМ мы разработали специальную «карточку члена жюри» для телезрителей, желающих проголосовать за новых артистов. Их оказалось море — письма со всех городов и весей огромного СССР на Центральное телевидение стали приходить мешками с первого выпуска. Эти мешки машиной завозили в ЦК ВЛКСМ, где с ними занималась целая служба высокопрофессиональных аналитиков.
Поначалу программу в виде музыкального приложения прикрепили к суперпопулярной в то время программе «Взгляд». Первый «Полтинник» к эфиру готовили люди, которые в дальнейшем стали звездами отечественного телевидения, — Андрей Разбаш, Ваня Демидов, Сергей Лисовский.
Однако вышедшая седьмого марта 1989 года под крышей «Взгляда» первая передача оказалась и последней. Музыкальные предпочтения провинциальной телеаудитории полностью разошлись со вкусами молодежной элиты, цвет которой тогда собрался во «Взгляде». Здесь признавали только рок-музыку, а простой люд в регионах, оказалось, предпочитал купленные на рынке по дешевке кассеты с «Ласковым маем» и группой «Мираж». Фотографии Жени Белоусова и Юры Шатунова на этих же рынках разлетались тиражами, которым мог позавидовать Виктор Цой.
«Мы никогда не будем ставить ВОТ ЭТО в эфир!» — четко и спокойно объявил мне мнение Молодежной редакции Андрей Разбаш, возвращая кассету с Таней Овсиенко на обложке. Затем торжественно вручили официальное письмо редакции «Взгляд», уведомляющее, что сотрудничество по выпуску телешоу «5050» редакция прекращает ввиду вопиющего непрофессионализма художественного руководителя проекта А. Хачатурьян. Копию письма направили в ЦК КПСС. Это нас и спасло.
По команде сверху «Полтинник» перевели в Главную редакцию программ для детей и юношества на Шаболовку.
Я попала в руки гениального режиссера Людмилы Орловой и ее редакторов Светланы Романковой и Антонины Суровцевой. Они работали на выпуске «До 16 и старше» — очень популярной у подростков программы.
Орлова и компания точно уловили замысел и цель проекта и смогли сотворить культовую передачу в том виде, в котором ее узнала и полюбила вся страна. Передачу, открывшую эфир группам «На-На», «Электроклуб», «Мираж», «Комбинация», «Кар-Мэн», «Технология»... В эфире зазвучали песни новых композиторов — Виктора Дорохина, Виктора Чайки, Аркадия Укупника, Сергея Минаева в исполнении никому тогда еще не известных Жени Белоусова, Анжелики Варум, Наташи Королевой, Вадима Казаченко. Создавая кумиров для миллионов, «Полтинник» сам стал кумиром страны.
Издательству «Правда», в подчинении которого находилась «Смена», пришлось выделить мне служебную черную «Волгу», а также усилить пропускной режим в здание редакции. Потому что теперь уже мне не давали прохода и пытались всучить «ценный подарок» артисты, авторы песен и их директора.
За домашний номер телефона Орловой или любого нашего редактора в тусовке готовы были отдать половину стоимости «жигулей». Вот когда я поняла и оценила нервные будни редакторов «Останкино».
Показательна очень смешная история, случившаяся у нас с легендарным Юрием Айзеншписом — в те годы продюсером группы «Технология».
Съемку финала сезона 1991 года ЦК партии разрешило нам провести на Большой спортивной арене «Лужников», вмещающей семьдесят пять тысяч зрителей. Важно пояснить, что до нас эта площадка предоставлялась исключительно для выступлений западных суперзвезд и рок-музыкантов. Именитые же советские исполнители, такие как Кобзон, Магомаев, Лещенко, Пугачева, удостаивались чести выходить на Большую арену лишь как гости грандиозных театрально-спортивных мероприятий уровня Олимпийских игр. Так что трансляцию четырехчасового телешоу «5050» с Большой спортивной арены «Лужников» с участием всех звезд отечественной эстрады ожидала вся страна. Билеты были распроданы за считаные дни. Гвоздем должно было стать живое голосование.
Настырный Айзеншпис накануне концерта все-таки выловил меня возле моего дома прямо на улице. Вырос как из-под земли с вместительным саквояжем.
Говорит:
— Значит, так. Деньги (назвал прямо космическую сумму. — Прим. А. Х.) вот в этом чемодане. Ты его принимаешь. Ну а завтра отметим победу моей «Технологии». Сама знаешь — сегодня им нет равных!
В общем, намекнул...
Я расхохоталась:
— Юрка, зачем мне твои деньги? Если «Технология» лучшие, то и так победят! Давай дружить домами!
Он тогда жил за три дома от меня на Песчаной. Айзеншпис ушел вместе со своим чемоданом денег абсолютно счастливый!
Назавтра, представьте: семидесятипятитысячный битком забитый стадион, четыре часа в прямом эфире! Воздух напряжен до искр. По итогам голосования побеждает... «Кар-Мэн». С минимальным отрывом за ними — «Технология». Айзеншпис подбегает злой как черт. Утягивает в сторону, оттолкнув охранника, и устраивает мне натуральную разборку:
— Это что сейчас было?! Ты же обещала победу моей «Технологии»!
— Сосед, это же отличная новость для тебя: теперь ты точно знаешь, в какое направление попсы деньги вкладывать!
Он постоял подумал и похлопав меня по плечу, пошел. Потом повернулся ко мне и вдруг искренне рассмеялся:
— Кстати, спасибо, что подсластили пилюлю — фейерверк запустили прямо во время выступления на сцене «Технологии»! Это было круто, я заценил! Ладно, давай дружить домами, ты умеешь!
Я смеялась до слез, до колик. Во-первых, мы действительно до последнего не знали, кто победит. «Кар-Мэн» стал выбором страны. Но главное, фейерверк организовали не мы. Его запустили в честь собак Дезика и Цыгана, которые первыми, еще до Белки и Стрелки, совершили на борту советского космического корабля полет с возвращением на Землю ровно за сорок лет до нашего концерта. Нас заранее об этом предупредили.
А с Юрой мы действительно дружили до конца его жизни.
Набирающий обороты «Полтинник» превращался в крупнейшего промоутера артистов. Всем участникам проекта бухгалтерия издательства ЦК КПСС «Правда» оплачивала все расходы, связанные с проездом к месту съемок и проживанием в гостиницах.
Мы передавали в собственность артистам смонтированные со спецэффектами по западному образцу концертные видеоклипы их песен. Отдавали бесплатно — работу команды и видеоинженеров оплачивали за счет сборов от концертов. Это были очень крупные суммы. Учитывая партийную принадлежность «Полтинника», как комично это ни звучит, отечественный шоу-бизнес вырос и окреп на деньги партии и государства.
С моим мужем Владимиром Арцибашевым я познакомилась, когда мне стукнуло тридцать пять. Он жил в Свердловске. Работал в местном горисполкоме, а параллельно — на общественных началах — помогал раскручивать молодежную рок-группу «Апрельский марш». Лидером коллектива был сын его бывшей жены Натальи Евгеньевны, с которым у Володи оставались прекрасные отношения.
«Апрельский марш» приехал вместе со своим директором Арцибашевым на съемки передачи в начале 1989 года. Едва увидев Володю, я в него влюбилась. Точнее — в его голубые глаза и невероятную улыбку. Успешная, материально обеспеченная, способная позволить себе многое, я не имела главного: детей и семьи. От Арцибашева решила родить себе как минимум одного ребенка.
— У тебя ничего не получится, — заявил мне мой друг Сережа Бабкин. Сам свердловчанин, он хорошо знал Володю по работе в комсомоле. — За ним девки в очередь стоят! Не хочу тебя огорчить, но он самолично мне сказал, что ему нужна хозяйственная жена, готовящая борщи и рожающая детвору, а не бизнес-леди, месяцами не бывающая дома.
Наш разговор состоялся на ноябрьские праздники.
— Запомни сегодняшнее число! Через четыре месяца приглашу тебя на нашу свадьбу! — заявила Бабкину.
Я разработала и реализовала целый план захвата Арцибашева, и двадцать четвертого февраля 1990 года мы действительно поженились. В октябре у нас уже родилась Анечка — старшая дочь.
Когда мне в первый раз принесли ребенка, Арцибашев в медицинском халате (он договорился с персоналом) уже сидел в палате. Взяв сопящую малышку на руки, он нежно начал ворковать:
— Доченька — мой портретик... Самый красивый ребенок на свете.
На этих словах я горько расплакалась и запричитала:
— У нее действительно твой огромный нос!
Продолжающий гугукать Арцибашев внимательно рассмотрел нос дочки и вдруг на полном серьезе заявил:
— Сделаем пластику.
Анечка открыла глаза и заулыбалась счастливому папаше.
Володя не был суперверным мужем, честно скажу. Мог завеяться до утра в баню с друзьями.
Однажды у нас ночевала его сестра. Когда за полночь явился мой муж в благостном «послебанном» состоянии, золовка напряглась. Видимо, ждала семейной бури.
— Мамсик, — Володя всегда так ласково меня называл, — я из бани. Пьян, счастлив и нос в табаке...
Я зашептала:
— Володечка, потише! Дети спят (у нас уже подрастала вторая дочь Ксюня). — И ты иди, пожалуйста, спать!
Золовка пребывала в ступоре.
«Все мужчины шалят», — так учили меня с детства армянские женщины. И мой муж не стал исключением. Зато он обожал, боготворил своих дочерей, а они его. Вместо мамы, вечно пропадающей в командировках, дома читал им сказки, водил в Третьяковку и кружки.
Наверное, у нас была неправильная семья. Но счастливая.
Однажды слышу — Володя раздраженно выговаривает кому-то по телефону. Спрашиваю:
— Это ты с кем?
Отмахнулся:
— Да бывшая жена звонит — жалуется на тяжелые финансовые обстоятельства.
— Володя, ты прожил с ней почти двадцать лет, воспитывал ее сына от первого брака. Наталья Евгеньевна, в свою очередь, воспитывала тебя — пацана из деревни, сделала из тебя человека. Теперь ей тяжело финансово. У нас есть возможность помочь — так помоги.
Мы отправили бывшей жене некоторую сумму, пригласили в гости. Она оказалась потрясающей, интеллигентной дамой. Довольно часто гостила у нас и в московской квартире, и на даче.
Однажды приезжаю со съемок на дачу, а наши дети сидят на ступеньках крыльца с палкой. Спрашиваю няню, что происходит. Объясняет: девочки караулят Наталью Евгеньевну — решили ее побить!
Начинаю разбираться. Оказывается, целый день они со слезами и рыданиями требовали ответа от Натальи Евгеньевны: почему она развелась и бросила их папу? «Девочки, такое случается со взрослыми людьми. К тому же если бы я с ним не развелась, то он не женился бы на вашей маме и вы бы не родились», — пыталась разъяснить ситуацию Наталья Евгеньевна. Аня с Ксюшей обдумывали ее ответ, но палку на всякий случай при себе держали. Кстати, позже мы с Арцибашевым познакомили ее с нашим другом из Лондона и она вышла за него замуж.
Однако вернемся к славной истории «Полтинника». Где только мы не выискивали артистов-самородков! Вспоминается день рождения Анечки, мы праздновали его на втором этаже модного в то время ресторана «Олимп». Вдруг слышу потрясающее исполнение шлягера Морриса Альберта Feelings. Чуть ли не кубарем — мы ждали вторую дочь, на поздних сроках я была как колобок — скатилась на первый этаж, где узрела необычное зрелище... Певец в расшитом русском кокошнике, с роскошными серьгами в ушах и шароварах «а-ля рашен», сидя на рояле (!) в полнейшей тишине пел а каппела. В зале одни иностранцы. Когда он допел, люди под шквал аплодисментов стоя скандировали: «Браво! Брависсимо!» На бис певец так же легко и чисто исполнил «Санта Лючию», а завершил выступление сложнейшим вокализом — попурри из известных западных шлягеров. Ошалевшая от восторга, накричавшаяся браво, я уточкой поплыла за кулисы «Олимпа». На кухне отыскала доедавшего котлету по-киевски певца в кокошнике. Пригласила в «Олимпийский», где у нас назавтра начинались очередные съемки.
Парень, доев котлету, поблагодарил и... отказался. Объяснил, что поет исключительно живьем и у него нет ни одной фонограммы. К тому же, добавил важно, не может себе позволить отказаться от выступления в «Олимпе», где ему платили сто рублей за вечер, и потратить десять рублей на такси ради участия в съемках даже обожаемой им передачи. Ибо не дурак и прекрасно понимает: вряд ли мужика в кокошнике покажут по Центральному телевидению.
В общем, отмахнулся от меня как от назойливой мухи. Я молча достала из сумочки сто десять рублей и положила их перед артистом на стол: «Теперь вы совершенно ничем не рискуете. Приезжайте, пропуск на вашу фамилию закажут».
Он приехал. Бледный даже под гримом, в своем сногсшибательном кокошнике и серьгах вышел на сцену «Олимпийского», легко взобрался на белый рояль... и в полный голос запел Feelings. Реакция семнадцати тысяч русских зрителей, заполнивших «Олимпийский», ничем не отличалась от реакции пятидесяти иностранцев, ужинавших накануне в «Олимпе», — шквал аплодисментов и крики браво.
Теперь уже он тряс меня за руку и заглядывая в глаза, спрашивал: «А как думаете, по телевизору точно покажут?» Мы его показали! Так вошел в большой шоу-бизнес Сергей Пенкин.
По иронии судьбы главным нашим конкурентом стал «МузОбоз» Ивана Демидова — проект Молодежной редакции, откуда меня за два года до этого выгнали за приверженность к дешевой попсе.
Становление в девяностые отечественного шоу-бизнеса по накалу страстей порой напоминало мне военные действия в горячих точках, где я побывала.
Одна из историй заслуживает, чтобы я ее рассказала. Знаменитая певица А. была замужем за собственным продюсером, очень влиятельным не только в шоу-бизнесе человеком. Он был весьма занятым бизнесменом — на жену не оставалось времени и сил. Красивая колоритная певица А., не выдержав безразличного к себе как к женщине отношения, закрутила роман с приставленным к ней мужем охранником. Дальше банально. Муж не вовремя вернулся домой. Завязалась драка, охранник выбросил босса в окно, тот сильно покалечился.
Из мужской солидарности «продюсерский цех», в котором была только одна женщина — я, решил отключить «от первой кнопки» провинившуюся певицу. Ночью — любимое время наших артистов — ко мне домой прикатила сама «виновная»: «Если и ты сейчас закроешь эфир для меня, это конец! Новые песни, гастроли — все полетит к чертям!» Она металась, заламывая руки.
Утром я попросила Арцибашева озвучить коллегам нашу позицию: во-первых, не вмешиваться в семейные разборки артистов, иначе рухнет сам бизнес. Во-вторых, отлучать от эфира артиста я предложила только в том случае, если у певца остались долги перед продюсером за его работу. Если же между артистом и продюсером нет финансовых претензий, то «5050» продолжит работать с обоими.
Поразительно, но мое предложение молча одобрили все. Кроме Арцибашева. Он больше месяца дома разговаривал со мной через губу. Только на работе забывал обо всех распрях, потому что от моего настроения зависел успех лично им придуманного и производимого нами проекта «Хрустальный башмачок» — Всероссийского телевизионного конкурса юных исполнителей популярной музыки среди детей, требующих особой защиты государства. В первую очередь это были дети-сироты, воспитанники детских домов и школ-интернатов. Похожий проект — «Ты супер!» — снимает сейчас НТВ, но он принципиально отличается от «Хрустального башмачка», основной целью которого было дать профессиональное образование его победителям. Главной наградой у нас была стипендия на обучение в ведущих музыкальных вузах нашей страны. Ее получали вышедшие в финал дарования. Некоторых из них мы отправляли учиться даже в США.
Такие мэтры отечественной эстрады, как Игорь Николаев, Виктор Чайка, Аркадий Укупник, Лариса Рубальская, Лора Квинт безвозмездно писали песни для конкурсантов. Саша Кальянов и Юра Лоза записывали фонограммы на своих студиях. Наташа Королева, сестры Зайцевы, Таня Овсиенко, София Ротару, Роксана Бабаян, Маша Распутина чемоданами присылали свои костюмы и косметику для начинающих певиц из детдомов.
Проект патронировала сама первая леди страны Наина Иосифовна Ельцина, она ежегодно принимала победителей «Башмачка» в Кремле на торжественном чаепитии.
Председателем жюри у нас был Игорь Николаев, одна песня которого в то время стоила десять тысяч долларов. Он для нашей звездочки Оли Прядиной бесплатно написал шлягер, с которым она стала третьей на «Славянском базаре» в Витебске. Считаю, Игорь Николаев — Моцарт XXI века. Самый ранимый человек из всех, кого я знаю. Со стороны он кажется ехидно-ироничным, но это способ защиты.
При этом он очень принципиальный человек во всем, что касается профессии. Однажды Ира Аллегрова показала мне стопроцентный хит — песню «Транзитный пассажир» Ларисы Рубальской и Виктора Чайки.
Говорю ей:
— Пой обязательно! Давай снимать клип!
— Не могу без согласия Николаева. Иначе он перестанет для меня писать, — печально ответила всенародно любимая звезда.
— С Игорем я договорюсь, — беспечно пообещала я.
И не смогла. Николаев сказал как отрезал: «Нет!»
«Транзитного пассажира» Ира все равно спела. Шлягер стал украшением ее репертуара. Николаев не простил, их сотрудничество прекратилось. Специально написанную для Аллегровой песню «Озеро надежды» он отдал Алле Пугачевой.
Это не ревность, а решение серьезного профессионала. Он придумывал образ своей певицы и воплощал его в каждой своей песне, написанной для нее. Аллегрова стала всенародным кумиром благодаря Николаеву. В Сочи на нашем концерте публика выкрикивала из зала названия песен Николаева, требовала от нее петь на бис «Игрушку», «Мой ласковый и нежный зверь»... Но Ира не могла — у нее уже был контракт с другим известным композитором.
Так же Николаев работал и с Наташей Королевой. Образ трогательной девочки из соседнего подъезда выдерживал от одной песни к другой. Вспомните «Желтые тюльпаны», «Киевский мальчишка», «Синие лебеди»... С имиджем, придуманным для нее Игорем, вокал не имел большого значения. Он гениальный продюсер. И очень хороший, как оказалось, друг.
С ним я нарушила свой принцип не дружить со звездами. Дружили и продолжаем дружить. Потому что он — особенный. Однажды Игорь меня просто спас.
Были запланированы гастроли «Хрустального башмачка» в Лос-Анджелесе, куда мы по традиции привозили победителей конкурса на мастер-классы к американским педагогам и, конечно же, в Диснейленд. В афишах были заявлены Киркоров и Аллегрова. В это же время Игорь Крутой снимал в Москве «Песню года». Он уже курировал передачу.
Филипп приехал к нам взволнованным, сообщил: «Крутой только что при мне сказал Аллегровой, что если поедет в Америку с Хачатурьян, он больше работать с ней не будет!» А Крутой уже был крутым, и их связывал жесткий контракт. «Ирка сказала ему, что не поедет с тобой. Я слышал это собственными ушами», — переживал Филипп.
И она не поехала. На рейс в назначенное время Филипп появился один. Я была в шоке! Как мне быть? Билеты распроданы. В афише значатся имена детей — участников «Хрустального башмачка» и двух топовых артистов из России. Одного из которых, как выясняется, не будет. Принимающая сторона заявила, что потребует выплатить огромную неустойку либо предоставить, согласно контракту, равноценную замену.
До концерта оставалось всего два дня. Кто-то из моей команды вдруг произнес: «Только Николаев с Наташей Королевой могут быть равноценной заменой Аллегровой». Умом понимала, что, конечно, Игорь не прилетит. Двадцать (!) часов лета до Лос-Анджелеса — прямых рейсов тогда не было. И столько же обратно в Москву, где у Николаева также съемки в «Песне года». Но позвонила и объяснила ситуацию: «Я понимаю, что прошу невозможного...» И ведь они с Наташей прилетели!
Таких, как он, умеющих дружить, — единицы. Говорила ему об этом неоднократно, готова повторять снова и снова. Игорь и его дочь Юля стали крестными родителями нашей с Володей Ксюши. Когда Игорь развелся с Наташей, маленькая Ксюша содрала афишу Королевой со щита, стоящего напротив окон нашей квартиры. И заявила, что на ее концерты больше ни ногой! Я тоже считаю, что Наташа была неправа. Нельзя так с Моцартом...
«Хрустальный башмачок» имел особый смысл для меня, а для Володи, выросшего в многодетной бедной семье, так и вообще смыслом жизни в то время. У него слезы выступали на глазах от счастья, когда дети из «Хрустального башмачка» пели по телевизору, их голоса звучали на радио.
Арцибашев всегда был очень сентиментальным и идейным. За это я его полюбила и люблю до сих пор.
Когда на смену государственному телевидению появилось ОРТ во главе с Березовским, для отечественного шоу-бизнеса наступили страшные времена. Пришли люди, для которых детские передачи «Хрустальный башмачок», «Утренняя звезда» Юры Николаева, «На балу у Золушки» Лоры Квинт были не способом изменить мир в лучшую сторону, а лишь дополнительным путем накопления капитала. Переполненные стадионы на наших концертах — просто новый канал получения прибыли, и немалой.
Начался передел шоу-бизнеса. Зарезали продюсера группы «Комбинация» Шишинина. Группу забрали под себя «правильные люди». Тогда же кирпичом по голове убили Валерия Куржиямского — директора Студии музыкальных и развлекательных программ «Останкино», отказавшегося включить бездарных, но нужных певцов в новогоднюю передачу. Около дома сожгли машину нашей Орловой. Однажды меня даже... похитили. Прямо у входа в издательство затолкали в машину и вывезли за город. Это были люди одного криминального авторитета, также мечтавшие заполучить «Полтинник» и выстроенный успешный бизнес.
По счастью, мой личный водитель-охранник смог выследить увозившую меня машину. Дальше было дело техники — через пару часов меня без проблем «отбили» друзья из правоохранительных органов.
Всех продюсеров и директоров артистов обложили данью с концертов. От Березовского лично Арцибашеву поступило предложение продать семьдесят процентов акций нашей компании, владеющей правами на «Хрустальный башмачок». За права на «Полтинник» мужу предлагали место генерального продюсера музыкального вещания.
Наш разговор с Володей был коротким. «Передай — ничего не продаем! С Березовским сама работать не буду и тебе не советую. В противном случае разведусь и заберу детей», — впервые в жизни пригрозила ему разводом! Сама же собралась и поехала в «Останкино» к Владу Листьеву. Он уже занимал пост генерального директора телекомпании и готовил новую сетку вещания канала.
Говорю ему:
— Влад, ты не понимаешь, с кем имеешь дело. Они здесь заказывают музыку, потому что платят. Открой глаза!
— А мы — медийные лица, с нами нельзя не считаться, — рассмеялся он.
— Лица, как и кадр, сменить несложно...
Он улыбнулся:
— Тебе надо подлечить нервы. Иди лучше отдыхай и передай привет Володе.
Действительно, на следующий день я попала в больницу в состоянии комы — организм дал сбой. В реанимации через три дня узнала — Листьева убили.
В Кремлевскую больницу не постеснялись прислать весточку — я не перестану называть этих людей бандой, — что стану после Листьева следующей...
Мы с Володей поселили детей вместе с моей мамой и охранниками в отдельной съемной квартире, адреса которой никто кроме нас не знал.
После ухода с первого телеканала мы жили и работали на две страны — Россию и Америку. «Хрустальный башмачок» наша американская компания развила до формата международной музыкальной премии. Благодаря созданному нами благотворительному фонду мы смогли расширить помощь талантливым молодым россиянам. Отечественный шоу-бизнес нас перестал волновать совсем как бесперспективный.
Наша семейная жизнь с Арцибашевым продолжала преподносить мне ошеломляющие сюрпризы. Однажды прихожу в «Театр на Покровке». Им руководил Володин младший брат, известный актер и режиссер Сергей Арцибашев. За кулисами вижу юношу лет шестнадцати. Думаю, где я могла его раньше видеть? И вдруг осенило: это же мой муж в молодости — просто одно лицо!
Прижала Сережу Арцибашева:
— Ну-ка, рассказывай...
И он признался:
— Ну да — это Володькин внебрачный сын Денис. — Уточнил на всякий случай: — Но это дела прошлые, все произошло еще в Свердловске, вы даже не были знакомы.
Вечером устроила мужу разнос:
— Ты почему молчал?! Считаешь нормальным, что твой родной ребенок живет в крошечной подсобке в театре у твоего брата и спит на полу?! Его обязательно, ты слышишь, обязательно надо познакомить с Аней и Ксюшей, ведь они родные люди.
Володя нелепо оправдывался:
— Ну, я как-то... не подумал.
Познакомили Дениса с Аней и Ксюшей, сказали им:
— Если со мной и папой вдруг что-то случится, у вас есть старший брат!
Девчонки искренне обрадовались, а Ксюша облегченно вздохнула:
— Хорошо хоть взрослый — подгузники не менять!
Мы с Арцибашевым купили парню в складчину с его мамой квартиру в Москве. Благо, могли себе это позволить. А в институт он поступил сам — дневное отделение Плехановки окончил с красным дипломом. Владеет двумя иностранными языками. Сейчас женат и воспитывает замечательного сына — вылитый портрет деда Володи.
Жизнь на две страны, постоянные стрессы из-за совместного бизнеса (совет: никогда не работайте с мужьями) привели меня к усталости. Мы с Арцибашевым реально разъехались. Но при этом оставались дружной семьей и даже не задумывались о разделе совместно нажитого имущества.
Около пяти лет назад опять съехались — Арцибашев тяжело заболел. Альцгеймер. Девчонки все делали для любимого папы: ходили с ним по музеям, на мюзиклы. Он был счастлив. В 2019-м в очередной раз приехал в Россию и здесь... умер при странных, по моему убеждению, обстоятельствах. Я знаю, кто это сделал. Мы добились — Следственный комитет ведет следствие. Я буду бороться, пока этих людей не накажут. Боец ли я по натуре? Наверное...
Ну а какой у нас сейчас шоу-бизнес, судить вам. Я считаю: все грустно. Даже при наличии на звездном небосклоне Лещенко, Расторгуева, Пугачевой, Валерии и еще двух-трех артистов, без труда поющих на концертах живьем.
Возможно, когда-нибудь что-то поменяется...
Статьи по теме:
Свежие комментарии