— Это нужно прекратить, так больше не может продолжаться!27 мая 1922 года. Париж. Маленькое кафе в закоулках Монмартра. Столик в укромном уголке. Игорь Стравинский держит руку Веры в своих ладонях, она молча кивает — говорить невозможно, все силы уходят на то, чтобы удержать слезы. Он во всем прав, конечно, так больше нельзя.
— Послушай, твой… Сергей написал мне. Это страшное письмо. Он не угрожает, не грубит, но… Ты не представляешь, какой ненавистью пропитано каждое слово.Вера снова кивает — она знает, как умеет ненавидеть ее муж. Порой ей кажется, что он ненавидит и ее саму. Но нет, это не так, это его беспомощная, ненужная любовь ищет слов. Когда-то очень давно, глядя на заснеженные зеленые крымские кипарисы, они говорили об этом: о том, что любовные ссоры так громки именно потому, что отдалившиеся души пытаются докричаться друг до друга.
— Вера, милая, послушай меня! — Что это, Игорь готов заплакать? В его глазах слезы? — Ты ведь и сама знаешь, это неизбежно. Ты должна быть с ним. Помнишь, ты говорила, а я спорил, глупец… Что счастье нельзя построить на несчастье другого. Я ничего не могу тебе предложить, ты ведь знаешь!
Вера кивает, сама себе напоминая смешную китайскую статуэтку, «болванчика», безостановочно качающего головой на шарнире, — она видела таких в роскошных гостиных в прошлой жизни… Плакать нельзя. И длить это больше невозможно. Вера поправляет шляпку, берет сумочку. Игорь смотрит так, словно силится запомнить каждую подробность, каждый жест. Вера встает. Он с рефлекторной галантностью тоже поднимается. Еще секунду они глядят друг другу в глаза. Вера первой отводит взгляд и торопливо уходит, запрещая себе оглядываться: она точно знает, что Игорь неотрывно смотрит ей вслед — и будет смотреть, даже когда она исчезнет.
Она знает потому, что это повторяется снова и снова. Вот уже полгода. Очередной самый последний раз... Встречи в одном и том же кафе, за одним и тем же столиком... Они приходят, оглядываясь, как шпионы, сидят, не прикасаясь к своим чашкам, держатся за руки и прощаются навсегда. А потом, через несколько дней, прощаются снова. И каждый раз верят, что уже ничего не изменить.
А затем кто-то — Игорь или Вера — первым пишет письмо. Откровенное, как дневниковая запись. Жалуясь, как больно и плохо, единственному человеку, который переживает то же самое и может понять. Вера — Игорю. Игорь — Вере. «Я не способен ничего делать. Могу только думать о тебе и сочинять музыку, такую музыку, которая связана с тобой. Что нам делать с тобой? Что нам делать…»
…Что делать, что делать, что делать… Эта мысль неотступна, машинально он отслеживает темп и ритм, нащупывает мелодию, и вот она гремит в исполнении симфонического оркестра, и от взмывающего стона скрипок щиплет в глазах. С этой страшной музыкой в голове он входит в квартиру, бросает шляпу на кресло, лихорадочно, словно задыхаясь, разматывает шарф…
Свежие комментарии