«Барто приезжала на съемки, смотрела материал и приглашала меня, семилетнюю, в гости в свой номер. Однажды она при мне стала набирать номер: «Приемная Сталина? Это говорит Барто. Можно мне переговорить с Иосифом Виссарионовичем? Спасибо». Подождала, пока ее соединят, и продолжила: «Иосиф Виссарионович, это Агния Львовна, я сейчас в Ленинграде», — рассказывает Наталья Селезнева Екатерине Рождественской.
Наталья: Знаешь, мне до сих пор трудно привыкнуть к названиям улиц Дмитровка, Петровский переулок... Для меня это улицы Пушкинская и Москвина — места моего детства. Мы жили в знаменитых бахрушинских домах, в двухэтажном флигеле. К тому времени, когда я родилась, — уже в коммуналке. Хотя в 20-х годах флигель принадлежал только двум семьям — нам и семье Мейерхольда, с которой моя мама и тетя очень дружили. У нас имелись и огромная кухня, метров тридцать, и чулан для хранения дров, и ванная, которая топилась этими дровами, — наша семья была зажиточной. В нашем же дворе жил Есенин у своего друга Мариенгофа. Им, видимо, нечем было топить буржуйку — мама рассказывала, что они все время отрывали доски от штакетника. А потом настали другие времена, и у нас в квартире началось «уплотнение». Нам на всех выгородили четыре небольшие комнаты: две тетке с мужем и две моим родителям. В остальные заселились посторонние люди. В том числе и в ванную.
Екатерина: В ванную? Как это?
Наталья: Она была большая, с окном и предбанником... А потом, в 45-м, родилась я и росла, не представляя, что в квартире может быть душ или ванна. Раз в неделю мы просто ходили в Сандуновские бани.
Екатерина: Кошмар какой-то.
Наталья: Нет, не кошмар. Сандуновские бани были прекрасные. Например, там продавался «Дюшес» — грушевая газировка в стеклянной бутылке. Откроешь — и море пены. На входе сидели огромные тетки в белых халатах — и выдавали крахмальные простыни. Когда денег не было, мы шли за 30 копеек во второй разряд. Там были шайки, прекрасный запах мочалы и дешевого мыла... А когда у мамы заводились денежки, шли в высший разряд.
Екатерина: А какая разница?
Наталья: В высшем потолки расписаны амурами, золотые колонны, бассейн, банщица, которая тебя моет. И еще ходили там тетки роскошные, белотелые.
Екатерина: Кустодиевские?
Наталья: Абсолютно кустодиевские, с волосами до попы. После бани была обязательная процедура — массаж. Помню этот особый хлопающий звук. Я занавесочку так приоткрою и смотрю: лежит это белое тело, и по нему массажистка лупит. Я все недоумевала, как они это терпят, зачем, им же больно. Нет, Сандуновские бани — это часть моей жизни, причем прекрасная часть. Меня до сих пор туда тянет. И, как приспичит, я все бросаю и лечу в Сандуны...
Екатерина: А я никогда в бане не была вообще. Один раз только заглянула — это была баня по-черному в Карелии. И как-то мне показалось там холодно, противно, грязно...
Свежие комментарии