Моя сестра Татьяна была совсем другой, нежели ее представляли поклонники, начитавшиеся публикаций в «желтой» прессе. Газеты в нулевые буквально захлебывались: звезда советского кино живет в нищете! Папарацци бесстыдно проникали в ее квартиру на Васильевской улице близ Дома кино, тем более это было совсем не сложно: Таня, доверчивая душа, никогда не запирала входную дверь.
Щелкали фотоаппаратами, как затворами автоматов. Вот Самойлова в стареньком домашнем халате на кухне возле полуразвалившегося шкафа — дверца еле держится. Продавленный диван, отошедшие от стены обои, ржавый кран в ванной, из которого еле течет вода. Они снимали Таню возле дома, в видавшем виды пальтишке, одиноко бредущую куда-то — опущенные плечи, потухший взор. И на следующий день выдавали очередную «сенсацию»: Самойлову бросили родственники — единственный сын давно живет за границей и брату Алексею до нее дела нет. То и другое неправда. В одном не соврали любители «жареного»: конечно, совсем не так должен жить человек. Речь не только об артистах, посмотрите, сколько их вокруг: уже старенькие врачи, педагоги, разнорабочие, колхозники — осколки советской эпохи, сгинувшей в начале девяностых вместе с СССР. Пока были в силах — государству нужны, а старые и больные оказались фактически на обочине. Таня в этом смысле будто символ этих людей, всех вместе и каждого в отдельности.Вспомнилось: как-то зимой зашел к ней, а в комнате холодрыга. Батарея — почти ледяная, из оконных щелей дует ветер.
— Танечка, ты мерзнешь?
— Пожалуй, да, — зябко повела она плечами.
— Почему же не сказала по телефону, что тебе холодно?
— А зачем, Алеша? Так в целом нормально, жить можно.
Она не любила, не умела просить.
Я купил обогреватель. А как только появились деньги, нанял мастеров и заменил окна на новенькие — пластиковые, теплые. Выбросили продавленный матрац, взамен приобрели ортопедический, лечебный. «Представляешь, Алеша, — простодушно-удивленно отчиталась сестра на следующий день, — я только легла на этот матрац, сразу же провалилась в сон. И спала десять часов будто убитая, бессонницы как не бывало. Это же просто чудо!» Тогда же купили массажный столик для ног — они у нее болели. И Таня снова радовалась покупке словно ребенок.
Это было совсем недавно, всего лишь осенью 2013 года. Нас с сестрой тогда пригласили на съемки программы «Пусть говорят» на Первом канале, посвященной Тане. Заплатили гонорар, благодаря этим деньгам и стали возможны все вышеперечисленные покупки. Прежде позволить себе такую роскошь мы не могли. Мне шестьдесят девять. Хоть и на пенсии, подрабатываю — на жизнь хватает, и сестре, чем мог, помогал, но возможности мои, мягко говоря, небезграничны.
Таня не бедствовала, была в лучшем положении, чем многие наши старики, чьи доходы сущий мизер. Ей все-таки выплачивали повышенную пенсию, около двадцати пяти тысяч рублей. В голодные девяностые Союз кинематографистов выделял талоны на питание, можно было раз в день бесплатно пообедать или поужинать в ресторане Дома кино. Гильдия актеров кино оплачивала коммунальные услуги, устраивала в бесплатный санаторий — Таня имела возможность туда поехать в любое время. Другое дело, сама часто отказывалась — там все чужое, она же любила свою территорию, свой дом: стены, книжечки, бумажки.
Словом, говорить, будто совсем все плохо, — неправильно, нечестно. Но позволить себе ремонт в квартире или новую одежду она не могла. Хотя, наверное, и реально было как-то подкопить. Но Таня не хотела, такой характер: быт не имел для нее никакого значения. Продавленный диван — и пускай, спать-то на нем можно. Ржавый кран — пусть, главное, вода течет.
Свежие комментарии