Григорий Верник: «Я горжусь своей фамилией»

Преемственность поколений: актерские династии.

—

— Да, у меня были мысли идти в бизнес или во что-то еще, не связанное с актерской профессией. А потом меня, можно сказать, засосало. В школе ходил в театральную студию, никто не заставлял, по собственному желанию. Вообще дома не было разговора, что «ты должен продолжать, ты должен продлевать династию» и так далее.

Дедушка мой, Эмиль Григорьевич всегда говорил, что театром надо заниматься, только если ты чувствуешь, что не можешь без него жить. А, честно говоря, если бы не школьные занятия, не атмосфера закулисья и съемочной площадки (когда оказывался у папы на съемках), я бы, возможно, даже не задумывался об этой профессии, тут врать не будем. Но я очень рад, что именно так все сложилось, и я здесь.

«Дедушка всегда говорил, что театром надо заниматься, только если ты чувствуешь, что не можешь без него жить».

— Классно, что, обучаясь, можно всегда совета спросить у папы?

— Да, до определенного момента. (Смеется.) Можно посоветоваться, на ситуацию с разных точек зрения посмотреть, с разных углов. Но бывает такое, что взгляды у нас не сходятся, а каждый считает, что он прав, естественно возникают споры. Да, истина рождается в спорах, но иногда просто тратится много времени на то, чтобы понять, что мы спорим на одной стороне. Но, откровенно говоря, так происходит не только у нас с папой. Разбор — штука такая (смеется).

— Еще такой момент, многие студенты из, так скажем, звездных семей, поступив в театральный ВУЗ даже меняют фамилию. Дочери лидера группы «Алиса» Константина Кинчева повезло, Вера просто носит настоящую фамилию отца — Панфилова.

Насколько мешает знаменитая фамилия, или помогает?

— Мне вообще никак не мешает. У меня нет этой проблемы, стеснения и еще чего, я горжусь своей фамилией, это моя фамилия, моих родителей, моих бабушек, дедушек. Это же не свалилось с неба, что, вот, Верник – артист. Это все достигнуто и заслуженно, и не мной. Я отдаю себе отчет в том, что я по факту являюсь на данном этапе только сыном своего отца. Меня это не устраивает, я не стремлюсь к тому, чтобы быть всегда сыном Игоря Верника. У меня есть стремление, чтобы говорили – это Григорий Верник. И не начинался бы любой разговор о том, что: сын Игоря Верника. Прекрасно было бы: Григорий Игоревич Верник, сразу ясно, кто это. Чтобы это были мои заслуги и мои какие-то достижения, а не багаж моей знаменитой семьи.

— Спрошу именно Григория Верника: что изменилось в последние годы в индустрии кино и театра?

— Но это хотя бы не снова – а как папа реагирует на то, что вы делаете? Поэтому, отличный вопрос. Хотя у нас с папой, конечно же, прекрасные отношения. И не только с ним, у меня со всей семьей так: и с мамой, и с папой, и с бабушками, и с дедушками, и с сестрой моей. Я всегда говорю, это не только семья, это мои друзья, которые мне реально интересны, с ними классно проводить время, и очень многое из нашего общения то, что формирует меня, формирует взгляды, формирует мысли. Безусловно, это и друзья во многом, и мои интересы какие-то, но семья, это огромная часть в моей жизни. А по поводу кино, что изменилось именно в киноиндустрии кино? Я думаю, что сейчас настал момент (он уже начался несколько лет назад), когда появились дополнительные средства для более яркого выражения мыслей в кино. Я сейчас говорю об онлайн-платформах. Их великое множество, все снимают кино. Платформы — более свободная площадка, нежели, например, телевидение. Появилось пространство уже для эксперимента, для каких-то более смелых операторских решений, режиссерских, актерских, работы художников, больше визуала, больше свободы. И я думаю, что как раз в кино свобода, наверное, самое основное, что дает возможность пробовать, и, соответственно, делать какие-то крутые проекты.

— Т.е. с вашей точки зрения индустрия кино развивается именно за счет появления платформ?

— Безусловно.

«Настал момент, когда появились дополнительные средства для более яркого выражения мыслей в кино»

— А если говорить о новых возможностях молодых артистов, которых не было у предыдущего поколения, какие они?

— Они есть еще и потому, что время не стоит на месте. Сейчас, в принципе, все более доступно: как минимум — все есть в Интернете, как максимум — все есть в пешей доступности в городе в любом месте: любые книги, любые фильмы. Раньше не было планшетов, где текст моментально обновлялся, когда его редактировали на репетиции. Не было заметок в смартфоне, куда можно записать замечание и не потерять эти листы потом. Другая речь была, я бы так сказал. Темп жизни, опять же, другой, мышление клиповое, даже у меня его нет, а у сестры моей, которая меня на 10 лет младше, уже сформировано. И я понимаю, что мне легко посмотреть двухчасовой фильм, а ей сложно, потому что мозг уже заточен на быстрое восприятие информации. И все этому подвержены, я думаю, сейчас. Не только актеры или люди творческих профессий, а все в принципе.

— Тренды в кино и в театре, можете ли выделить? Какие они сейчас, на ваш взгляд?

— Я думаю, что сейчас такой момент, когда уже наступает одновременно эксперимент: застой и возрождение, если так можно сказать. Вообще, существует определенное количество сюжетов — сорок с небольшим, если я не ошибаюсь — по которым может развиваться повествование. И, в принципе, уже все отснято, переснято, переиграно, переставлено. Но при этом, поскольку это все уже сделано, это дает возможность сделать поиск более детальным. Сейчас в центре какие-то нюансы, на которые раньше не обращали внимания. Можно говорить о том, что сегодня есть тренд толерантности, например. Ну, это очевидно, это все понятно, и это я все это очень уважаю. А какие-то более конкретные тренды выделить не могу. Я бы сказал, что тренд, как раз, в отсутствии трендов. Это все очень индивидуально. И могут совершенно разные художники работать рядом.

«Мы придем к тому, что будет идти фильм, потом будут выходить артисты в зал»

— Каким будет кино в России в будущем? И каким будет в театр?

— Я вам очень коротко отвечу. Они будут будущие. И будут крутые. Я думаю, поскольку технологии развиваются все время, если сейчас мы смотрим фильмы в 3D, то, грубо говоря, через 20 лет мы будем смотреть фильмы, не знаю, в Х5D, а то и 6D, и 7D, и 9D. Может, зрителя будут в кресле катать по залу, будет лететь настоящий снег в лицо. Возможно, мы будем сидеть в vr-очках, и будет возможность смотреть фильм с разных ракурсов, с разных углов. Просто про художественную составляющую невозможно здесь говорить, всегда идет поиск в любое время. А вот технологии, я думаю, разовьются, и будет то, что и представить сейчас сложно… Ну как раньше мама мне говорила: «Мы в детстве с подружкой шутили, что будем телефоны носить с собой». Вот, это то, что сейчас происходит. Правда, прошло не 20 лет, а 30 лет, но я думаю, что примерно так и будет. То, о чем мы сейчас смотрим в кино, оно и будет. Может быть не через 20, может быть через 50 лет, но это все придет.

А в театре, я думаю, может произойти какое-то слияние с кино, может появиться какое-то новое направление. Сейчас же уже используются экраны, может быть дальше мы придем к тому, что будет идти фильм, потом будут выходить артисты в зал.

— Из экрана.

— Да. Или какие-нибудь голограммы. А что, это было бы очень круто!

Статьи по теме:

• Ксения Зорина: «Искусственный интеллект, вероятно, научится монтажу, но не потянет сторителлинг»
• Глеб Лубянский: «Мелодия может прийти в голову, когда ты просто идешь по улице»
• Семен Свиридов: «Режиссер должен понимать, для чего он снимает фильм»
• Иван Синцов: «Задача кинокомпозитора – выразить эмоцию, задуманную режиссером»