Когда интервью с актером готовилось к публикации, стало известно, что Тома Хэнкса и его жену Риту...
Когда интервью с актером готовилось к публикации, стало известно, что Тома Хэнкса и его жену Риту Уилсон выписали из больницы домой. Звезды оказались одними из первых знаменитостей, у которых обнаружили коронавирус.
Весь мир волновался за своего любимчика.После теста, оказавшегося, к несчастью, положительным, супруги провели в клинике пять дней, после чего перешли на режим домашнего карантина и пока живут в съемном доме. Естественно, эта неприятная история привлекла к себе огромное внимание. «Лихорадка прошла, и температура спала, остались кое-какие ерундовые проявления типа хандры и слабости. Мы с Ритой хотим поблагодарить всех, кто о нас заботится. Мы изолированы и поэтому сейчас не представляем ни для кого опасности. И обращаемся к тем, у кого этот вирус может привести к серьезным осложнениям. У нас все проходит в довольно легкой форме. Но мы все должны поступать, как того требуют обстоятельства, следовать советам специалистов и заботиться друг о друге», — обратился Хэнкс к поклонникам по всему миру.
63-летний актер уверен, что все будет хорошо, и полон оптимизма. И это неудивительно. Хэнкс говорит, что в любых ситуациях нужно искать позитив, и славится своим дружелюбным характером. «Самый милый парень в Голливуде!», «Святой Том» — не пересчитать подобных отзывов о Хэнксе.
— Мистер Хэнкс, не тяжела ли ноша «святого», американского любимца — словом, человека, которого в Голливуде чуть ли не обожествили?
— Я бы все же не стал преувеличивать свою святость. Есть люди, которые могут подтвердить, что пострадали от моего карающего гнева. (Улыбается.) Но я думаю, что и впрямь создан жизнерадостным и оптимистичным человеком. И именно поэтому я, наверное, кажусь всем таким хорошим — потому что всегда стараюсь делиться своим прекрасным настроением. Я фанат обычной жизни и мелких радостей.
— Недавно вы сыграли ведущего популярной детской программы в фильме «Прекрасный день по соседству». Вы с ним удивительно похожи — знаменитость без шлейфа скандалов, которой никогда не приходилось ни в чем публично оправдываться... Успешная карьера, умение концентрироваться на позитиве — это ведь вы собственной персоной!
— Мне близко то, что мой герой мистер Роджерс проповедовал добрые дела, особенно во времена трагедий, горя, несчастий. Призывал людей помогать нуждающимся в помощи. Не важно, что время нельзя повернуть вспять и то, что случилось, уже произошло. Но помочь тем, кого затронула трагедия, можно! И в этом заключается надежда для всех нас.
В существовании людей, которые способны сохранить и возродить добро, помочь и дать веру в то, что вы не одни в своем горе. Что мы все вместе... Интересная история: перед каждым съемочным днем нам всем по требованию режиссера выдавали пожелания с репликой из моего персонажа. Иногда очень длинные, а иногда очень простые. Например: «Три секрета счастья — быть добрым, быть добрым, быть добрым». (Смеется.) Сначала думаешь: господи, ну что за ерунда, это уж слишком. Слащавая сентиментальщина... А потом понимаешь, что проявлять доброту — это чуть ли не самое важное качество в мире...
— Многие говорят, что именно ваша репутация и обаяние способствовали такому легкому скольжению вашей карьеры.
— Я отдаю себе отчет, что снова и снова использую свою «хорошесть» не в качестве защитного механизма, не для того, чтобы выпендриваться или вылезти на первый план. Нет! А для того, чтобы соблазнить, покорить всех тех в той комнате, где я появляюсь. Скажем, я прихожу на деловую встречу и сразу говорю, что я справлюсь. Никогда не признаю, что есть какие-то проблемы. Мол, не беспокойтесь даже — разве меня может что-то остановить? Все получится. В этом есть коварство, безусловно. Зато я выхожу из этой комнаты, оставляя людей в полном убеждении: «О да! У него нет проблем. Он все уладит. Отличный парень, с ним приятно работать!» И все в таком вот духе. (Улыбается.)
— Вы очень редко играете настоящих злодеев. Создается впечатление, что нарочно уклоняетесь от таких ролей...
— Я играл парней, которые совершали нехорошие поступки. Но я не покупаюсь на роли, где мне надо доказать, что у этого плохого парня была мотивация стать плохим. Даже в молодости я не увлекался фильмами, где просто присутствовали роли антагонистов — в противовес «хорошим парням», то есть героям. При этом я очень люблю фильмы о мистере Бонде. Правда-правда, они классные! Я играл убийцу в фильме «Проклятый путь» и ужасного негодяя в «Облачном атласе». Впрочем, в тот раз на мне было чертовски много грима. (Улыбается.) Но я не могу играть злодея, который разрушает без обоснования. Это, кстати, одна из причин, почему в моей продюсерской компании мы предпочитаем работать с документальным материалом.
У реальных людей всегда бывают мотивы, побуждающие их вести себя так, а не иначе... И я действительно люблю играть обычных людей, но совершающих значительные поступки. Я считаю для себя честью сыграть, например, реального летчика, посадившего самолет на Гудзон, в фильме Клинта Иствуда «Чудо на Гудзоне». Или обычного адвоката, сумевшего договориться об обмене величайшего советского разведчика Абеля на американского пилота-разведчика, захваченного русскими, в фильме «Шпионский мост» моего друга и соседа — Стивена Спилберга. Я бы с удовольствием сыграл шекспировских злодеев, Яго или Ричарда III...
— У вас и с прессой никогда не было проблем, верно?
— Я ненавижу участвовать в бесчестных, лукавых пресс-мероприятиях. То есть притворяться, изображать что-то во время этого действа. У меня нюх уже выработался на такие вещи. Знаю, о чем меня могут спросить... И потом вынести это в заголовок. (Улыбается.)
— И о чем же?
— «Расскажите о своем разводе!» (В 1987 году Хэнкс развелся со своей первой женой Самантой Льюис, матерью его старших детей — Колина и Элизабет. В 1988 году Хэнкс женился на актрисе Рите Уилсон. У них двое детей — Честер и Трумэн Теодор. — Прим. ред.) У нас с бывшей женой не было особой драмы в «брачном отделе» жизни, поэтому я отвечаю на этот вопрос так: «Что рассказать? Мы развелись!»
— Надеюсь, вы не считаете бессмысленным хотя бы намекнуть, как вам удается быть самым романтичным и преданным мужем для Риты Уилсон вот уже больше тридцати лет?
— Секрета нет. Жениться нужно не раньше тридцати лет и на правильной женщине. Мне повезло. Я встретил замечательную, потрясающую Риту и считаю себя самым счастливым мужчиной на свете. Конечно, во многом надо благодарить судьбу, Провидение, которое свело нас в нужное время. Но никакой магии в наших отношениях нет. По крайней мере той, которую показывают в кино. Наши отношения очень конкретные и реальные. И не без того, чтобы иногда вспомнить о чертовом семейном аде. (Смеется.) Но мы оба знаем: что бы ни случилось, мы всегда будем вместе. И вместе же пройдем через любые трудности.
— Вы как-то сказали, что без Риты не смогли бы так сыграть в «Филадельфии» и «Форресте Гампе»... И на вручении «Оскара» вы всякий раз в первую очередь благодарите жену.
— Да. У нас с женой такой союз, который не описать словами. И не стоит. Она для меня и любовница, и жена, и мать моих детей, и приемная мать для моих детей от первого брака, и все на свете. И поэтому я смог использовать какие-то свойства наших отношений, какие-то черты для создания образа своего героя в «Филадельфии». То же самое и с «Форрестом Гампом». Он любил Дженни, и я видел в ней свою жену, свою любовь к ней. Не знаю, сумел бы, не имея вот этой удивительной внутренней и очень интимной, личной связи с Ритой, прочувствовать то, что чувствовал мой герой.
— Вы отец четверых детей. Троих сыновей. Вы считаете себя идеальным отцом?
— Я всегда думаю и помню об ошибках, которые как отец совершал. Не объяснил им много чего вовремя, не был рядом — что может быть ошибочнее... Быть занятым своей взрослой жизнью настолько, что не уделять нужного внимания собственным детям! Мой старший сын Колин родился, когда я был совсем молодой. Как и моя дочка. Но это не оправдание. У нас, впрочем, есть общие воспоминания — знаете, их используют в гештальт-терапии. Они помнят меня в те времена, когда я только пробивался. Всего лишь пытался заработать на оплату крыши над головой. И мы отлично, к счастью, друг друга понимаем. А вот другие мои дети, Чет и Трумэн, они меня узнали уже этаким челом, застолбившим свое место под солнцем. (Улыбается.)
— Не поэтому ли у вас были трудности с Четом в 2015 году? Оттого, что он родился, уже когда вы стали знаменитым и богатым? (Чет Хэнкс страдал наркотической зависимостью, даже сам продавал наркотики. Родители все-таки сумели заставить его лечиться. — Прим. ред.)
— Возможно. Но мы с Ритой предпочитаем не комментировать поступки своего сына. Он вышел из клиники, слава богу, вылечился и занимается своим рэпом. И не важно, нравится лично мне рэп или нет. Это не имеет ни малейшего значения. Точно так же мы с Ритой не считали нужным комментировать и как-то объяснять — защищать — поступок Чета после его выхода из клиники, где он пробыл довольно долго. Сын тогда решил в соцсетях в качестве извинения объяснить причины своего попадания в клинику и того факта, что он стал наркоманом. Многие нас осуждали за молчание. Мол, зачем давать другим плохой пример: Чет в немалой степени объяснял произошедшее с ним жизнью «мажора», сына известных и богатых родителей. Но с чем тут было спорить? Что комментировать?
— Расскажите о других своих детях... Какими они выросли?
— Колин — актер (И довольно успешный. — Прим. ред.). И бизнесмен. У него фабрика по производству... носовых платков с забавным названием. (Handkerchief — по-английски «носовой платок», компания Колина Хэнкса называется Hanks Kerchiefs, то есть слова звучат на слух почти одинаково: «носовые платки Хэнкса». — Прим. ред.) Дочь Элизабет — писательница. Честер занимается рэпом. А младший Трумэн работает на съемочных площадках, хотя у него диплом Стэнфордского университета по математике.
Никому не бывает легко в роли родителей. На долгом и тернистом временами отцовском пути я понял для себя только одну важную вещь. Родители должны в любом случае поддерживать детей. Говорить им, что они их любят. И еще повторять: «Как я могу тебе помочь? Я сделаю все, что возможно, для того, чтобы ты чувствовал себя в безопасности!» Вот и все. Предлагайте им помощь и любите.
— У вас ведь было то, что принято называть «непростое детство»? И оно вроде как не повлияло на вас — в плохом смысле...
— Мне было пять лет, когда родители развелись. Я и мой старший брат жили с отцом. А другой брат — с матерью. И отец, и мать много трудились, чтобы свести концы с концами. Их единственная цель заключалась только в одном — выживании. Правда, отец еще бесконечно женился и переезжали мы каждые два месяца. Когда отец работал — обычно в маленьких забегаловках, — мы, дети, хозяйничали в доме. Время узнавали по телевизионным программам. Никто никогда не объяснял мне, как нужно чистить зубы. Реклама гласила: «Съешь яблоко, и твои зубы станут чистыми». Ну, я на прошлой неделе вроде ел яблоко, значит, все в порядке. (Смеется.)
— И вы не испытываете злости в отношении родителей? Не обвиняете их?
— Я никогда не испытывал злости в отношении родителей. И сейчас тоже не злюсь. Им было тяжело. Я это видел. Нам они ничего не объясняли. Повзрослев, я понял почему. У них просто не было такой возможности — они не знали все эти слова, их словарный запас не позволял им объясняться с нами, детьми. И они были настолько переполнены ненавистью к себе самим, и виной, и всем, что происходило, и нами, четырьмя детьми, господи ты боже мой... Когда я сам стал отцом четверых детей, знаете, я стал их лучше понимать...
Когда становишься родителем, все делаешь неправильно. Лжешь детям. Избегаешь их. Кричишь на них. Помню, мой отец, когда мы с братом плакали на заднем сиденье машины, грозил, что если мы не прекратим, то он остановится. И тогда мы действительно узнаем, отчего стоит реветь. Ну что он мог сделать? Я, помнится, спрашивал: «Что ты сделаешь? Придушишь нашу собаку? Ну да, я буду плакать. Ударишь маму? Ну да, и тогда я заплачу...» Я довольно давно с глубоким удовлетворением — нет, правда, — понял, что не могу ни в кого вселять страх. Это гораздо круче, чем просто быть хорошим парнем... Во мне есть какая-то «заначка» тайны, загадочности. Или я себе опять льщу? (Смеется.) Но чего во мне нет точно — недоброжелательности.
Однажды Опра Уинфри спросила меня на шоу, каково это было — расти в такой дисфункциональной семье. И я тогда подумал: что это значит? Потому что я никогда так о себе не думал. Возможно, я начал что-то осознавать, когда друг мне подарил печатную машинку. Старую и сломанную. Потому что я мог ее перевозить с места на место и как-то вписать в нашу кочевую жизнь. У меня всегда была с собой вещь, которой я дорожил. Потому что начиная с пяти лет у меня не было ничего своего. Иногда мы срывались с места с такой скоростью и без всяких предупреждений, что я не мог даже собрать то немногое, что хотел бы взять, сохранить. Или эти дорогие моему сердцу вещи просто терялись в пути...
— Зато ваша страсть к пишущим машинкам многим принесла массу удовольствия. Вы ведь до сих пор печатаете письма и записки на машинке, а не на компьютере?
— Я отнес ее в ремонтную мастерскую, и мне там сказали: «Это же игрушка! Да еще сломанная. Зачем она тебе?» (Смеется.) Но я ее сохранил. А потом коллекционировал машинки. Штук сто собрал. Каждая машинка уникальна, одна в своем роде, как отпечатки пальцев. Когда печатаешь что-то, выходит одно-единственное, уникальное произведение искусства! (Смеется.) И я до сих пор печатаю на машинке любовные записочки своей жене!
Статьи по теме:
Свежие комментарии