Поклонницы Аднана Коча обвинили во всем меня. В социальных сетях посыпались проклятия: «На чужом несчастье счастья не построишь!», «От тебя он также уйдет, останешься одна с малышом!»
Поклонницы Аднана Коча обвинили во всем меня. В социальных сетях посыпались проклятия: «На чужом несчастье счастья не построишь!», «От тебя он также уйдет, останешься одна с малышом!» Пришлось их всех заблокировать.
К концу съемок сериала «Восток-Запад» наша группа очень сдружилась. В ожидании второго сезона мы скучали друг по другу. И когда наконец встретились, Аднан Коч захотел мне сделать приятное и привез из Турции подарок. Я приехала на съемки, а коробка уже ждала в гримерке. Открываю — плюшевый медведь. Входит Аднан с гордым видом, который говорит: вот он я, дары приносящий! С улыбкой поцеловала его в щеку и сказала: «Спасибо, очень приятно». Тут он резко мрачнеет и уходит, хлопнув дверью. Присылает переводчика, который интересуется: «Евгения, а почему вы так скупо отреагировали? Аднан просил передать — если это повторится, он вам впредь ничего дарить не будет!» Видимо, в Турции принято более ярко проявлять свои эмоции в таких случаях.
У нас Коч стал очень популярен после ролей Бехрама-паши в «Великолепном веке» и Кемаля в «Востоке-Западе» на «Dомашнем». Если после смены шли в ресторан или караоке, все сотрудницы восторженно смотрели на него. И он знает себе цену — понимает, что нравится русским женщинам. Только я, видимо, имела неприступный вид, и Аднан решил, что в моем случае нужен особый подход. Во время съемок купил с рук букетик ландышей. Я их обожаю, но вдруг блеснула знаниями: «Ой, они же занесены в Красную книгу! У тебя могут быть проблемы!» Пошутила, конечно, но партнер перепугался.
Постоянно умудряюсь сморозить что-нибудь лишнее... Во время обеда Аднан ел сэндвич, и несколько крошек упало на брюки. Шучу:
— Ну ты и хрюшка!
— Я мусульманин! А ты меня свиньей назвала?! — и отворачивается с обидой.
— Не свинья, а маленькая симпатичная хрюшка! — говорю я, стреляя глазами в переводчика: мол, спасай, нам же еще работать! Тут Аднан начинает хохотать — разыграл меня!
После выхода первого сезона сериала о русско-турецкой любви на канал и мне в социальных сетях писали девушки, которые оказались в похожей ситуации. В первом сезоне героиня Таня мечется между мужем Игорем и врачом Кемалем, в результате остается с любовником, а супруг узнает, что ребенок все-таки от него. В продолжении мужчины начинают сражаться за отцовство... Сюжет наложился и на жизнь самого Аднана: между сезонами сериала он развелся с женой и очень переживал из-за разлуки с сыном. И хотя заявлял в своих интервью, что с другой женщиной этот разрыв никак не связан, поклонницы Коча обвинили во всем меня. В социальных сетях посыпались проклятия: «На чужом несчастье счастья не построишь!», «От тебя он также уйдет, останешься одна с малышом!» Пришлось их всех заблокировать.
Вообще, зрители приписывают нам роман с момента выхода сериала. Наверное, по их мнению, ту страсть, которая разгорается на экране, легко перенести в жизнь. Но видели бы вы, насколько невинны наши «любовные сцены»: я ни разу не обнажилась перед партнером целиком. Аднан очень деликатный и тактичный, даже когда в кадре жаркий поцелуй. Правда — на площадке у нас взаимопонимание на уровне интуиции. Он произносит текст роли на турецком, я — на русском, потом переозвучивают. Режиссер Денис Елеонский постоянно удивляется: «Вы так слаженно играете, будто говорите на одном языке».
Нашему киношному ребенку Мише три годика — он уже понимает, что это работа, рвется на съемки. Только верит, что все происходящее в кадре — правда. Заглянул как-то ко мне:
— А где папа Игорь? (Моего мужа в сериале играет Яков Кучеревский, но Миша зовет его как в кино.)
— Папа Игорь в отдельном номере! — объясняю.
— Странно, а мои родители вместе живут!
Кроме папы Игоря у него есть папа Кемаль, а я, соответственно, мама Таня. У нас с Мишаней сложились прекрасные отношения, а ведь случались проекты, где трудно было сработаться с детьми — они шалили, даже били меня в кадре. Молилась: скорее бы уже закончились эти съемки — и отдыхать! Помню, какой ужас испытала, когда вышла наконец на пляж в Хорватии и услышала радостный крик: «Же-е-ня!» Оглядываюсь: один маленький чертенок тоже приехал сюда с мамой — это надо было так попасть!
Большую часть сериала «Восток-Запад» снимали в Бодруме. Весь городок нас знал — думаю, минимум половина жителей приняла участие в фильме. И на пляже-то мне машут, и на рынке, в ресторане могут кофе бесплатно угостить.
Когда приехали в Стамбул, я в первый день подумала: Восток — дело тонкое, надо вести себя скромно. Длинная юбка, плечи закрыты. Спускаюсь в холл отеля, а навстречу одна из наших местных актрис: в туфлях на платформе, шортах, с голым животом и в татуировках. Тут поняла, что турчанки нашим девушкам еще фору дадут! Их мужчины мне жаловались, что они истеричные и властные, «а русские женщины такие покладистые». Говорят, что из-за конкуренции с нашими невестами местные дамы стали свой темперамент сдерживать.
Честно говоря, думала, что в Турции вокруг меня будет мужской ажиотаж — все-таки голубоглазая блондинка... Но ничего подобного не произошло. То ли славянский тип внешности там уже не редкость, то ли я в их стандарты не укладываюсь — не обладаю выдающимися формами.
Комплекс, связанный с формами, а точнее с их отсутствием, появился у меня еще в подростковом возрасте. Мы с подругой были самыми высокими и худыми в классе — две «ботанички». Росла я в городе Антраците Луганской области, а контингент там не самый интеллигентный. На улице приходилось слышать в свой адрес: «Тю, шо це за шпала?!» Мне уже нравились мальчики, а одежда висела как на вешалке! Чтобы джинсы не спадали, закалывала их булавкой, юбки вообще старалась не носить — стеснялась тонких ножек. А ведь в школе девочкам запрещали надевать брюки, учителя постоянно ловили меня в коридорах и отчитывали за неподобающий вид.
Некоторую уверенность придавали занятия в театральной студии, где я уже выходила на сцену в спектаклях. Но только до той поры, пока наша худрук не организовала модельную школу. Я к ней:
— Роза Юрьевна, очень хочу у вас заниматься!
— Женечка, посмотри в зеркало, какая из тебя модель?
Я, естественно, тогда не догадывалась, какие параметры фигуры востребованы в мировой индустрии моды. Сейчас понимаю, что, возможно, и прошла бы кастинг. Но в Антраците были свои представления о красоте — на подиум выходили грудастые украиночки с ляжечками. Как же я им завидовала!
Спустя годы, уже став актрисой, услышала рекламу той модельной школы. Роза Юрьевна, перечисляя свои достижения, вдруг заявила: «У нас училась известная актриса Евгения Лоза!» Может, она уже и позабыла все, но я-то отлично помню: после того как худрук меня отшила, я долго боялась подходить к зеркалу, просто видеть себя не могла. Плакалась маме совсем как героиня фильма «Влюблен по собственному желанию»: «Зачем ты меня, такую уродину, на свет родила?»
Кстати, моя мама Людмила Константиновна всегда старалась, чтобы мы со старшей сестрой Ларисой выделялись. В городе был единственный рынок: выбросят на лотки жилетки с булавками — и вот уже все в них щеголяют. Нам же доставали через знакомых — за границей и в Москве — гетры, длинные гольфы... Были и шикарные лосины с красными тюльпанами! На школьной фотографии я благодаря им — яркое пятнышко в первом ряду среди темной формы, белых бантиков и воротничков. Правда тут уже влетело от мамы, что так «отличилась»: мол, надо знать, куда и когда такое носить.
Вообще, родители комплиментами никогда не баловали — в нашей семье это просто не принято. Папа Федор Николаевич всегда был очень сдержанным, негромким. Еще в институте, где они с мамой познакомились, вел себя настолько скромно, что та долго не подозревала о его существовании. По крайней мере когда стали общаться и Люда узнала, какой это интересный человек, она удивилась, что могла его не замечать. Мама же всегда находилась в центре внимания.
На свет у них появились очень разные по характеру дети: Лариса, хотя и старше меня на четыре года, была тихоней, а я активной и бойкой. Вечно ее подначивала — дрались, даже окно однажды разбили. Папа всегда защищал Ларису, потому что понимал, кто тут зачинщица.
Если у сестры после потасовки появлялись синяки, я просила меня не сдавать. Была история: случайно загнала ей шило в руку — кончик обломился и остался под кожей, началось воспаление. Понимая весь ужас ситуации, все равно требовала: «Молчи!» И та мучилась, но вела себя стойко и благородно. Рука покраснела и раздулась, родители заметили, и мне, конечно, досталось. Нет, ремнем нас не воспитывали — могли в угол поставить или лишить игровой приставки. Но страшен был сам разговор с папой — он умел одной короткой фразой так пристыдить, что раскаяние накрывало с головой.
Смело я вела себя и в школе, поэтому учителя меня не особенно любили, хотя училась хорошо. И это несправедливое неприятие привело в подростковом возрасте к протесту. У нас была странноватая учительница химии, она в девятом классе дала контрольную по теме, которую мы еще не проходили. Я подбила одноклассников устроить бунт — мы начали стучать ручками по столам. Училку чуть удар не хватил! Тогда моих родителей впервые вызвали в школу. Хотя выяснилось, что ошиблась преподавательница: дала нам контрольную за десятый класс, а не за девятый.
Родители меня не ругали. У нас был зуб на химичку еще с тех пор, как в восьмом классе на первой практической работе я получила травму. Выпаривала соль из воды, держа фарфоровую чашечку над горелкой. В какой-то момент огонь вспыхнул сильнее — одноклассник отдернул руку, задел мою, и я выплеснула горячую жидкость себе на лицо! Учительница нисколько не обеспокоилась, просто сказала: «Иди в туалет, умойся!» Я вышла из класса, побежала к завучу, отпросилась с занятий и одна отправилась в больницу. Диагностировали сильный ожог! Почти все лицо покрылось огромной коричневой коркой, и мы с родителями очень боялись последствий... Слава богу, все зажило и следов не осталось, кроме небольшого синячка, который я обычно маскирую косметикой.
Только сейчас понимаю, что нравилась многим мальчикам в школе, но тогда думала, что у них, наверное, что-то со вкусом не так! С первого класса были трогательно влюблены друг в друга с Димой Никаноровым. Сидели вечерами на крышах гаражей, мечтали, как вырастем, поженимся. И первый поцелуй случился с ним — правда, между губами мы проложили тетрадку. Ну нельзя же напрямую, еще не доросли! А потом нас зачислили в разные классы и пути разошлись.
Многие одноклассницы встречались с парнями постарше — тех уже в армию забирали. Сколько по этому поводу было разговоров! А мне опять обидно, что не за кого переживать. И вот однажды весь двор провожал юного солдатика. Видимо, его тоже было некому ждать «на гражданке». До этого мы толком не общались, а тут он говорит:
— Ты мне будешь писать?
Я обрадовалась:
— Конечно!
И действительно переписывались, он иногда даже мне звонил — часами висели на проводе. Но через несколько месяцев заскучала: это сколько же еще его ждать? Состариться можно!
Моего первого поклонника папа спустил с лестницы: посчитал, что я слишком мала для того, чтобы с кем-то встречаться. Когда исполнилось четырнадцать, за мной стал ухаживать парень лет на пять старше. На улицу меня по-прежнему выпускали строго до девяти вечера, не разрешали никаких ночевок у подруг. В День города нам хотелось погулять подольше, и ради этого я предложила родителям познакомиться с моим молодым человеком. Папа отсутствовал, а мама впустила его домой и устроила настоящий допрос: «Кто? Откуда? Какие виды имеешь на дочь?» Я думала, что сгорю со стыда, хотя сейчас понимаю, что все было правильно. И мама дала добро на лишний час прогулки под луной.
А потом родители же нас и разлучили. Папа начал работать в Москве в строительной фирме. В первое время навещал нас по выходным, а однажды сообщил, что мы всей семьей отправляемся в столицу. Моему возмущению не было предела: тут все мои друзья, первая любовь! И я сбежала из дома. Думала, переждем до утра в парке на лавочке. Но хватило меня ровно до двенадцати ночи, да и парень дал понять, что с моим планом не согласен. Приползла домой с радикально поджатым хвостом — у подъезда стояла мама, сурово сложив руки на груди. Быстренько загнала в квартиру, заставила собирать вещи — и на следующий день нас уже встретила Москва. А там — магазины, проспекты, первый Макдоналдс... По Антрациту я тут же перестала скучать.
Жили на съемной квартире в районе Очаково-Матвеевское, там я оканчивала последние два класса школы. Конечно, папе в фирме обещали, что получит квартиру, когда построит пару-тройку домов, на что и был расчет... Но он не оправдался — пришлось со временем жилье самим покупать.
Долго не могла привыкнуть к московским расстояниям: в основном курсировала между школой и домом. Однажды с мамой поехали на рынок, я устала и вернулась одна. Как на метро и автобусе добраться, помнила, а когда вышла на остановке, вдруг поняла, что все дома вокруг одинаковые. И я не знаю, какой из них наш! Два часа мыкалась на морозе — мобильных еще не было, а у прохожих спрашивать адрес боялась, потому что мама с папой запрещали общаться с незнакомцами. У меня же еще был жуткий украинский говор, и родители очень переживали, что его смогут услышать, спросят паспорт, а в нем нет прописки. В общем, тогда дом нашла по наитию — приползла с замерзшими слезами на щеках и чуть ли не с сосулькой на носу.
Пришла пора поступать в институт, но в семье всегда считали мое увлечение театральными студиями несерьезным. Во мне легко посеять зерно сомнения. Уже стала присматриваться к техническим вузам, когда в гости приехали крестные и сказали: «Зачем отказываться от мечты? Не попробуешь — не узнаешь, может ли она сбыться!» Я решила рискнуть. И поступила в Школу-студию МХАТ! Слышала, что там самая сильная школа, правда театральная, а к сцене я никогда не тяготела — сразу была нацелена на кино. Поэтому, получив на первом курсе предложение сыграть в «Марше Турецкого-3», радостно согласилась.
Однако мой мастер Константин Аркадьевич Райкин был против того, чтобы студенты отвлекались от учебы. Мы вообще не нашли общего языка: он требовательный, жесткий, а меня можно научить скорее с помощью пряника, а никак не кнута. На первом курсе Райкин выгнал трех студентов, мне пригрозил еще во время поступления:
— Если не избавишься к концу семестра от своего ужасного говора — отчислю!
— Конечно, уже завтра его не будет! — божилась я.
Это оказалось не так просто, но мастер, к счастью, не выполнил своей угрозы. Только когда стала жить отдельно от родителей, произношение изменилось.
Я постоянно проводила время с однокурсниками в общежитии Школы-студии МХАТ, и вдруг стало обидно, что сама тут не живу. Пошла к руководству общаги выяснять: «Я же приезжая, мне полагается койко-место?» И его выделили! Условия там хорошие — центр Москвы, институт рядом. Разве что слишком весело и пьяно.
Мы с подружкой любили гулять по Манежной площади, и однажды там со мной познакомился парень. Начали встречаться. Я видела, что он очень сильно влюблен, это окончательно разрушило былые комплексы, связанные с моей внешностью. Заботился обо мне, вселял уверенность. А потом я стала разрываться между съемками и институтом, и молодому человеку показалось, что мало уделяю ему внимания. Поскольку работа и учеба и так требовали от меня большого напряжения, его недовольство только раздражало. Я вела себя очень эмоционально — чуть что, хлопала дверьми и уходила, вместо того чтобы сесть и спокойно обсудить наши отношения. После очередной вспышки все и закончилось.
Тем временем съемки «Марша Турецкого», назначенные на лето, затянулись до ноября. И Райкин поставил перед выбором: «Либо учеба, либо работа». Я опять стиснула зубы — загнала переживания внутрь. И видимо, организм дал сбой — однажды утром просто не смогла разжать челюсти. Говорила как чревовещатель. Пошла к стоматологу, врач взял какой-то инструмент и с жутким хрустом попытался открыть мне рот... Кошмар! Ничего не получилось. Установили, что это спазм на нервной почве. Я два месяца питалась через трубочку — все в жидком виде, даже открылась язва.
На меня навалилось столько всего, я банально нуждалась в отдыхе. Однажды на лекции почувствовала себя в таком эмоциональном тупике, что стало нечем дышать. Попросилась выйти — и больше не вернулась. Полгода скрывала от родителей, что бросила институт: мне пришлось уехать из общаги и вернуться домой. Каждый день выбиралась в центр и гуляла там. Потом мама с папой, конечно, все узнали, очень расстроились... А мои документы до сих пор лежат в Школе-студии, было стыдно их забирать. Хотя ребята с курса пригласили на выпускной, где я долго пряталась от Райкина и других педагогов. Тем не менее разговор с мастером все-таки состоялся: «Зря ты это сделала. Но я видел несколько твоих работ — все у тебя хорошо». На десятилетие окончания вуза мы тоже собрались: среди моих однокурсников сейчас известны Леша Бардуков и Глафира Тарханова.
Моя карьера складывается хорошо, хотя дается это непросто. Играя разные жизненные ситуации, я многое пропускаю через себя. А если еще и организм ослаблен, сложная роль может привести к стрессу. Однажды решила придерживаться Рождественского поста — и у меня просто не хватало сил на съемки. Я нервничала и постоянно принимала успокоительные таблетки. Мы играли драматический эпизод, где насильник врывается в ванную комнату к моей героине. Я заплакала по сценарию, а потом никак не могла остановиться: сидела на полу и ревела. Перепугала всех, мне даже дали несколько дней отдыха.
Самое сложное — участвовать в сценах похорон. На таких съемках вновь и вновь переживаю уход моего дедушки Константина Прокофьевича. Мы очень дружили, обожала ездить к нему в Краснодарский край на каникулы. Я была пацанкой, поэтому любила тусоваться с дедушкой в гараже, где полки забиты интересными штуками — винтиками, инструментами. Еще там стояла красивая «Волга» — до сих пор не могу простить, что машину продали, а я не успела ее поводить. Как же в гараже было весело! Если ночью дедушка случайно находил ежа, то сажал его в ведро, а утром устраивал сюрприз.
Кстати, о машинах — это было моей мечтой. Когда стала хорошо зарабатывать, первое, что приобрела, — дорогой автомобиль. Но проект закончился, стало нечем платить за квартиру, которую снимали с подругой, — и мы в эту крутую тачку попросту переселились! На ней же таксовали, мылись на заправках, а ночевали где-нибудь на набережной под ивушкой — такая романтика юности. Родителям сказать было стыдно, что мы практически бомжи. Но долго так не протянули, и я опять вернулась домой. Подруга тоже. И вот тогда мама начала давить: «Лучше бы ты купила квартиру!» Поставила новую цель — параллельно снималась в пяти проектах и заработала на собственное жилье. Благо в начале двухтысячных это еще было не так дорого.
После ухода из Школы-студии МХАТ попробовала себя в качестве певицы. Папин друг композитор Владимир Назаров предложил записать песню «Адреналин», сняли клип. И он даже устроил мне выступление на сборном концерте в Кремле — в честь юбилея Юрия Энтина. Я перепела «На шагающих утят...» в стиле R’n’B. С гордостью пригласила семью, друзей... Но на концерте случилась накладка. Там много гримерок на разных этажах, из них артистов вызывают на сцену по громкоговорителю. Я пропустила, когда назвали мое имя. Услышала уже только истеричное: «Лоза-а-а! Где Лоза?!» Кинулась бежать — по коридорам, лестницам — вся красная, взъерошенная, реву в голос... Прибегаю за кулисы и вижу, что мой балет уже на сцене, звучит музыка. Мне прилаживают на ухо гарнитуру — но безжалостная фонограмма вовсю поет! Глупо появляться посередине песни... Мама в зале хватается за сердце: «Что-то случилось!» А потом конферансье снова объявил мой выход: «А теперь номер Евгении Лозы на бис!» И тут появляюсь я, вся зареванная...
В тот период на светских мероприятиях познакомилась со многими представителями нашей эстрады — Леной Темниковой, Наташей Ионовой, Пьером Нарциссом... С некоторыми из них поддерживаю добрые отношения и сейчас, например с Ираклием Пирцхалавой. Летом с друзьями ездили к нему в Грузию, ходили с его семьей на пикник.
Бешеной собаке семь верст — не крюк. Вечно со мной в поездках случаются приключения. Как-то одна летела в Узбекистан, где проходили съемки проекта «След Саламандры» — группа была уже на месте. Выхожу из самолета — никто меня не встречает. Начинаю набирать номер агента, но в этот момент ко мне подходят два «шкафчика» в костюмах и белых рубашечках: «Евгения? Пройдемте, мы за вами».
Сажают в машину — за нами кортеж из трех джипов. Думаю: «Подозрительно». Привозят в шикарный особняк, где за накрытым столом сидят артисты, олимпийские чемпионы, политики — и ни одного знакомого!
Спрашиваю:
— Где мы? Мне надо в горы, на съемки!
Отвечают:
— Нас принимает уважаемый человек — мы все его ждем.
И страшно, и традиции неудобно нарушать! Наконец появился хозяин — нам провели экскурсию по богатым залам, украшенным лепниной с позолотой, усадили за стол, накормили. А я все волнуюсь: как в горы-то попаду?
Вся группа стоит на ушах: решили, что меня украли. И тут подъезжает целый караван автомобилей — вот так я эффектно появилась! А провожатые достают из багажников ящики с фруктами, икрой, вином, водкой и коньяком. Последним был ящик с местными деньгами — на мелкие расходы. Все это отнесли в мой номер, и я была «на раздаче»: в горах магазинов нет и этот добрый человек позаботился о том, чтобы актеры не голодали и работали в приподнятом настроении.
Так и не поняла, кто же этот щедрый меценат и как он узнал, что я прилетаю на съемки? Мне оставили его номер телефона со словами: «Если что-то понадобится — звоните». Не думала, что придется воспользоваться, но у нас возникла проблема... Когда местные власти узнали, что в сюжете сериала есть тема наркотиков, жителям запретили сдавать группе дома в аренду для работы. Процесс остановился. Меня попросили: «Жень, может, наберешь?» Позвонила, объяснила ситуацию. Тут же нашли несколько домов, а на выходные еще и вывозили всю группу отдохнуть. Такая загадочная история об узбекском гостеприимстве.
С работой все складывалось хорошо, а вот с личной жизнью... Я долго отхожу от расставаний — по несколько лет. После той влюбленности на первом курсе закрылась и никого к себе не подпускала. Ушла с головой в кино и потихонечку превращалась в эдакий синий чулочек. Однажды на съемках в Киеве подруги стали настраивать: «Сегодня ты должна с кем-нибудь познакомиться!» Мы сидели в ресторане, и я в шутку выбрала в зале самого симпатичного мужчину. Тот заметил мой взгляд — и подошел. Оказалось, что он тоже из Москвы, а в Киев приехал по делам. Я же не стала сразу рассказывать, что актриса. Много раз замечала, что после этого собеседники начинают интересоваться только моей работой. Поэтому представилась швеей-мотористкой!
Правда, вскоре меня раскрыли: то ли его друзья узнали, то ли он сам вспомнил клип группы «Звери», где снималась. Но я из-за этого не расстроилась. После первого свидания он мне вообще не очень понравился. Однако подружки продолжали настаивать: «Иди на второе, чего сидеть?!» Так три раза они практически пинками выгоняли с ним встречаться. И за это время мы познакомились поближе — я его разглядела, поняла, что передо мной умный и очень интересный человек. Мне было двадцать пять, он на десять лет старше. Сначала тоже проверял: думал, наверное, что все актрисы тупенькие. Заговорил о какой-то геометрической теореме, но тут выяснилось, что я понимаю, о чем речь. Экзамен выдержала. И сама не заметила, как потеряла голову.
По возвращении в Москву у нас завязался роман, и через год я переехала к нему. Он обладал такой харизмой, что с первого взгляда покорял всех женщин — мои тетки и мама были очарованы мгновенно и ничего против нашего союза не имели. Поселились в его доме. До этого ни с кем не жила, даже готовить не умела, но всему научилась.
Сначала ему очень льстило то, что встречается с актрисой. Но увидев, что в сериалах я часто появляюсь в любовных сценах, он стал безумно ревновать. Настаивал: «Играй только там, где нет романтической линии». Режиссеры же видели меня только в таких сюжетах. И чтобы он не мучился, почти год я отказывалась от проектов. Сначала даже получала удовольствие от того, что перестала тащить все на себе и положилась на мужчину. Хозяюшка из меня вышла знатная: изобретала какие-то блюда, закатывала обеды, когда к нам приезжали его друзья. А потом заметила, что ему уже и поговорить со мной не о чем.
Он сам начал уставать от того, что я все время дома. А от нечего делать начинаешь названивать: «Ты где? Когда приедешь? Почему так долго?» Росло недопонимание, раздражение. Мы все чаще ссорились, и я чувствовала, что расстаться можем в любой день, ведь официально наши отношения не оформлены. При этом я не работаю, а значит, финансово не защищена. Как раз в этот момент раздался звонок: предложили участие в новом проекте «Узнай меня, если сможешь». Сначала по привычке отказывалась, удваивала и утраивала гонорар, чтобы оставили в покое. Но продюсеры неожиданно согласились, и я не стала упускать свой шанс. Пришла к нему и сказала о своем решении.
Он поставил перед жестким выбором:
— Или я, или съемки!
Со своей стороны тоже выдвинула условие:
— Тогда давай жениться...
А он связывать себя узами брака не собирался. В результате никто никого не стал ломать — мы расстались.
При этом расходились любя и наши отношения еще долго не заканчивались — постоянно общались, поздравляли друг друга с праздниками. Мы случайно пересекались — в аэропортах, самолетах, ресторанах, на улице... Это был мой роковой мужчина, а я — его фатальная женщина! И вместе нельзя, и порознь невозможно. Несколько раз пытались все вернуть, но понимали, что ничего не получится. И мы приняли рациональное решение: дали друг другу возможность быть счастливыми. Хотя продолжала сравнивать с ним мужчин — и никто недотягивал. Да просто я его любила — осознанной, настоящей, зрелой любовью!
Спасалась работой в сериале «Узнай меня, если сможешь», но как назло, там было много сцен, которые навевали воспоминания. В перерыве могла на два дня вырваться в Париж — и там на меня накатывало. Увижу кафешку, где мы с любимым сидели, зайду, возьму кофе и строчу ему СМС: «А я сейчас в Париже, знаешь, где именно?» Прилетает ответ: «И я о тебе думаю!»
Но лимит моих переживаний исчерпан — ведь мы расстались уже пять лет назад. И я наконец готова оставить все в прошлом — только так смогу открыть свое сердце для новой любви.
Статьи по теме:
Свежие комментарии