Я уже жил с Ирой Климовой, когда однажды в Театре имени Моссовета повстречал бывшую тещу — Маргариту Борисовну Терехову и спустя несколько лет после развода с ее дочерью выслушал от негодующей народной артистки много обидных, но справедливых слов.
Они были очень близки — Маргарита и ее дети, я всегда чувствовал их единство, будто невидимые скрепы держали родных людей вместе. Но пока жили с Аней, Терехова не позволяла себе вмешиваться в наши отношения. Только когда семья распалась и что-то в воспитании нашего сына Миши пошло не так, бывшая теща обвинила в этом меня — назвав отцом, который освободил себя от всяческих обязательств.
Наверняка она и раньше высказывала свое мнение дочери, но в тот раз под горячую руку попался я. Сегодня полностью соглашусь с Маргаритой Борисовной. Произнеси я твердое нет, когда Аня решила дать Мише фамилию второго мужа — актера Николая Добрынина, окажись чуть настойчивее в желании видеть сына, она не пошла бы на принцип. Но случилось так, как случилось...
Мы расстались через без малого три года после рождения Миши, а увидел я его в первый раз после развода, когда мальчику было почти одиннадцать. Аня позвонила, сказала, что разошлась с Добрыниным, и спросила, не хочу ли встретиться с собственным ребенком. «Конечно!» — ответил я.
Мы с Ирой собирались на машине в Челябинск навестить моих родителей, вот и предложил: пусть Миша поедет с нами, повидает бабушку с дедушкой, у которых прожил несколько месяцев, пока мы с Аней оканчивали ГИТИС. Встретились на Тишинской площади возле памятника с символичным названием «Дружба навеки» Зураба Церетели. «Это Валера, — представила меня Аня, — папа, который произвел тебя на свет».
При взгляде на сына словно увидел себя в детстве. Только Миша казался более замкнутым и неразговорчивым. Дорога до Челябинска долгая, сидя за рулем, вспоминал, каким сам был в Мишкины годы, чтобы найти подсказку, ключик к своему вновь обретенному наследнику. «Возможно, — подумалось, — рассказ о моем пути в Москву на театральную сцену покажется ему интересным и у нас появятся темы для разговора?»
Челябинское детство было пронизано спортивным духом. Чем только не занимался — и хоккеем, и футболом, но последним увлечением стал бокс. Я рос дворовым пацаном и прошел суровые уличные университеты. Родители, мама — главный бухгалтер, папа — монтажник, с утра до вечера пропадали на заводе. Старшая сестра посещала музыкальную школу. Я тоже начал учиться музыке, но бросил, устыдился немужского занятия.
В восьмом классе, когда свою состоятельность уже не раз доказал кулаками, друг позвал в студию пантомимы. Вроде бы глупость — из бокса идти в лицедеи. Но пантомимой занимались девушки! Ожидания не обманули. Красавицы в обтягивающих лосинах демонстрировали прекрасную растяжку и грацию. Бокс был заброшен, и я, преодолев стеснительность, влился в творческий коллектив. Отточив мастерство, мы стали ездить на гастроли, и в 1978-м я впервые добрался до столицы. Наша студия выходила на сцену Дворца съездов в массовке на концерте в честь делегатов очередного комсомольского съезда. Жили мы в гостинице «Орленок». Воробьевы горы, улица Косыгина произвели на меня неизгладимое впечатление. Дал себе слово: «Когда-нибудь приеду в Москву и останусь тут жить».
Подошел призывной возраст, и мы с другом Игорем Голубицким — тем самым, который увлек пантомимой, — поехали показываться в ансамбль песни и пляски Свердловского военного округа. Меня взяли, а Игоря распределили в ракетные войска, где он хватанул дозу облучения и облысел. Я смог перетащить его к себе только перед самым дембелем. В коллективе меня научили петь и исполнять народные танцы. А «однополчане» подтянули в вокально-инструментальный ансамбль в качестве солиста.
После службы устроился в Челябинскую филармонию — еще до призыва успел поработать там грузчиком. После восьмого класса я поступил в политехникум, в свободное от учебы время таскал аппаратуру и кофры с костюмами, а параллельно выступал в концертах — бесплатно, за возможность выйти на сцену. Пантомиму показывал в паре с Игорем, который делал это намного профессиональнее, за что был удостоен ставки актера. После армии зарплату положили и мне. В актеры шел сознательно, понимая: политехнический институт, о котором мечталось родителям, мне абсолютно не нужен — никакой я не наладчик станков с программным управлением. Впереди уже грезилась Москва — город соблазнов и возможностей.
Спустя полгода на гастроли в Челябинск приехал ансамбль пародий «Бим-Бом». Слава его гремела по городам и весям: билеты во Дворец спорта на четыре тысячи мест раскупили мгновенно. Нам с другом повезло — артистов филармонии на театрализованные зрелища пускали бесплатно, и мы отправились на выступление «Бим-Бома». Я пришел в восторг, увиденное оказалось куда интереснее пантомимы. В антракте уговорил приятеля пройти за кулисы пообщаться с ребятами. Я согласился бы снова стать грузчиком, лишь бы попасть в их коллектив.
— Нет ли у вас места для хорошего парня? — закинул удочку друг.
Попасть в Москву даже на место грузчика было, поверьте, очень непросто. Работа непыльная — аппаратуру поставил-убрал, а в остальное время тусуешься, ездишь по стране.
— Одна вакансия, пожалуй, найдется, — ответили бимбомовцы.
— А вы чем, собственно, занимаетесь? — спросила солистка Ира Фокина.
— Артист пантомимы, работаю в филармонии.
— Петь умеете?
— Как вы — наверное нет...
В ансамбле все оказались выпускниками «Гнесинки».
— Попробую договориться с Левушкиным, чтобы тебя посмотрел. У нас солист осенью в армию уходит, нужна замена. Стать грузчиком всегда успеешь!
Валерий Левушкин, руководитель коллектива, встретился со мной на следующий день: «Ну, покажи, что умеешь. — Показал «волны», сел на шпагат. — С этим — порядок, а спеть можешь?» Спел как умел. «Честно говоря, в вокале ничего не понимаю, — признался Левушкин. — Я худрук, а музыкой заведует Теодор Ефимов, который остался в Москве. Пройдешь его кастинг, считай, ты у нас. Приезжай через пять дней в столицу, встречу».
Я потерял покой и сон, без устали репетировал, переживал. Коллектив-то, на который замахнулся, входил в десятку лучших в стране! «Бим-Бом» работал первое отделение, а Владимир Кузьмин — второе, представляете уровень? Сольники во Дворцах спорта собирали!
Встретить меня Левушкин забыл, но я знал его адрес — нашел. Вместе отправились к Теодору Ефимову. Я спел, и судьи вышли перекурить на балкон. «Облажался! — думаю. — Не возьмут... Ну и ладно, пойду грузчиком». Наконец вершители моей судьбы вынесли вердикт:
— Берем. Какие обязательства перед филармонией?
— Должен отработать два месяца, как положено по закону, — стараюсь усмирить удары колотящегося от радости сердца.
— Решай, чувак, как хочешь, но через пять дней должен быть с коллективом в Сочи, у нас сольники в «Фестивальном». Два месяца ждать не станем.
Вернулся в Челябинск и рассказал друзьям о невероятной удаче. Они обалдели.
— Ребята, как же мне уволиться? — прошу совета.
Приятель, известный проныра, подсказал:
— Объясни директору, что возникли проблемы в семье. Ты должен больше зарабатывать и уходишь на завод.
Так и сделал. Директор, выслушав, решил, что намекаю на прибавку к жалованью. Повышать зарплату ему не хотелось, и он меня отпустил. Мама поддержала. Говорила с гордостью: «Надо же! Весь в меня. Валера, езжай!» У нее, кстати, был замечательный голос, как у соловья! Папа соглашался со всем, что говорила жена: «Ну, если мама сказала... вот деньги на дорогу. Не получится, пристроим на завод».
К сожалению, родителей уже нет на свете, но порадоваться за столичные успехи сына они успели.
Трудно передать, что чувствовал, когда впервые вошел в «Фестивальный» — самый крутой и почетный для любого артиста сочинский зал. Казалось, вижу сон, меня вот-вот разбудят и выкинут вон за шарлатанство.
Лето, курортный город, в котором прежде ни разу не бывал, и совершенно новая жизнь впереди, разительно отличающаяся от прежней. В прошлом я на собственной шкуре испытал, каково это — ездить по деревням с концертами челябинской филармонии: два часа трясешься в уазике по ухабам, потом негнущимися пальцами накладываешь грим в туалете деревенского клуба, где зал отапливали всеми подручными средствами, вплоть до костра на сцене...
Я старался сделать все от меня зависящее, чтобы остаться в «Бим-Боме». Мы постоянно гастролировали, в Москве оказывались не чаще двух дней в месяц, на ночлег оставался у Валеры Левушкина и Иры Фокиной. За пару лет объездил с коллективом всю страну. Поначалу готовился заменить уходившего в армию артиста — на сцену вышел только спустя два месяца. Левушкин оказался жестким как Карабас-Барабас, репетиции проводил чуть ли не с хлыстом, потому что он из цирковых. По вечерам лично проверял, чтобы в номерах не было выпивки и девушек, а подопечные, как спортсмены, вовремя ложились спать.
Бимбомовцы беспрекословно мирились с суровой дисциплиной. Мы давали по три «живых» концерта в день и зарабатывали по тем временам огромные деньги — семьсот рублей в месяц. Возможно, кто-то помнит наш номер, где на сцену выскакивали четыре Валерия Леонтьева в кудрявых париках с песней «Был час пик, бежали все куда-то...». А «Землян» пародировали в масках для подводного плавания, затягивая: «Земля в иллюминаторе...» Ансамбль стал популярен еще и потому, что наши номера часто крутили в телепередаче «Утренняя почта».
Не помню, как первый раз вышел на сцену с новым коллективом, но никогда не забуду гастроли в родном Челябинске спустя полгода. Волновался страшно, выступая перед родными и знакомыми: мама с папой сидели в ВИП-ложе, в зале — друзья. В пародии на песню «Крутится волчок» мы перевоплощались в обезьян, я засовывал руку в стеклянную банку, которая служила ловушкой для лапы. В запале случайно разбил банку о колено и обагрил родную сцену собственной кровью.
Другой памятный концерт состоялся в Ленинграде. Левушкин, предвосхищая появление ледовых шоу, предложил Татьяне Анатольевне Тарасовой объединить звезд фигурного катания и артистов «Бим-Бома» в одном концерте и поставил нас на коньки. Это было в 1985 году!
Несмотря на хоккейное прошлое, во втором отделении я сломал ногу и заботами Тарасовой оказался в ЦИТО. Отлежал там три недели. Времени, чтобы поразмыслить, выдалось предостаточно, в итоге пришел к выводу, что из коллектива пора уходить — я из него вырос. Прямо на больничной койке стал готовить программу для поступления в ГИТИС. Приняли меня сразу на второй курс — многие институты делают доборы: выгоняют нерадивых студентов и берут на их место молодежь, уже имеющую сценический опыт. Все члены приемной комиссии смотрели «Утреннюю почту», поэтому проблем на экзаменах не возникло. Осенью предстояло отправиться с курсом на картошку. Пришел к Левушкину и честно сказал:
— Валера, извини, но я поступил в ГИТИС. Ты для меня много сделал, открыл Москву, но хочу двигаться дальше, стать профессиональным актером.
— Ах вот ты как! Во-первых, отработаешь два месяца, а задумаешь своевольничать — уволю по статье. Во-вторых, договорюсь с Шароевым и тебя не возьмут в ГИТИС.
Иоаким Шароев возглавлял курс режиссеров и актеров эстрады. Левушкин вполне мог сдержать обещание, поскольку сам учился в ГИТИСе и повсюду имел связи.
На репетиции являлся понурым, Валера в мою сторону даже не смотрел. За день до отъезда курса на картошку Левушкин протянул трудовую книжку: «На! Вали отсюда!»
В трудовой прочел: уволен в связи с поступлением в ГИТИС. Осталось, значит, человеческое лицо под маской Карабаса!
В колхозе сложились теплые отношения с однокурсниками, ребята ко мне тянулись: я был старше и к тому же имел сценический опыт, о котором другие только мечтали. Познакомился с Аней Тереховой, Андреем Звягинцевым, Ксюшей Талызиной — все мы оказались в одном потоке. Звягинцев поражал интеллектом: рассказывал о раскадровках Тарковского, по эпизодам восстанавливал в памяти шедевры мировой киноклассики... Андрей уже тогда в хорошем смысле болел кинематографом, режиссурой, хотя учился на актерском.
Я поступил как артист эстрады, Терехова училась на драме, что не помешало нам закрутить роман. В Анечку, высокую гибкую красавицу, оказалось невозможно не влюбиться. До института она занималась гимнастикой и даже на картофельных грядках поражала удивительной грацией. Была чиста и очень непосредственна, прямо божий одуванчик, а не девушка.
Вернувшись в Москву, познакомился с ее мамой-звездой. Во время первой встречи волновался: я, простой парень из Челябинска, попал в дом к самой Миледи! Маргарита Борисовна приняла радушно, тем не менее время от времени я ловил на себе изучающие взгляды.
Жила Терехова для звезды союзного масштаба достаточно скромно — в небольшой двухкомнатной квартире на Тишинке. Половину гостиной занимал огромный рояль. Поначалу удивляло, что Маргарита Борисовна ни минуты не может усидеть на месте: только что читала, через минуту уже занимается с сыном Сашей и вдруг, все бросив, звонит по телефону или хлопочет на кухне, параллельно рассказывая, как ей работалось на «Зеркале». Чрезвычайно беспокойная дама, просто ураган.
Через год после знакомства с Аней, в октябре 1987-го, родился наш сын. Из роддома забирали его вместе с тещей. Она же посоветовала выбрать имя по святцам. Терехова человек верующий, в доме много икон, перед которыми она часто молилась.
Первые месяцы мы жили у Маргариты на Большой Грузинской, потом сняли однокомнатную у метро «Выхино».
Терехова в те годы была очень востребована и много работала, к тому же поднимала собственного сына Сашу — ему только-только исполнилось шесть. Помню, как-то отводил его в садик на Малую Бронную... Однако несмотря на невероятную загруженность, теща оказалась внимательной бабушкой, помогала советами, учила на крышке рояля пеленать младенца.
Официально отношения с Аней мы оформили через месяц после рождения Миши. Сейчас думаю, если бы не его появление на свет, не было бы и брака. А тогда я как честный человек не мог не жениться. К слову, в ЗАГСе перед нами расписывались Наталья Гундарева и Михаил Филиппов. Мы с Аней решили, что это хороший знак. Свадьбу отмечали дома у Маргариты Борисовны. Мои родители не приехали, слишком уж скоропалительно все случилось. Конечно, они знали, чью дочь беру в жены, но восприняли это как должное: мол, ничего удивительного, их мальчик тоже не лыком шит. А то, что мои космические зарплаты остались в прошлом после поступления в ГИТИС, считали явлением временным: вот выучится и снова начнет зарабатывать.
На свадьбу пришли Анины и мои однокурсники, коллеги по «Бим-Бому», известный бизнесмен Анзори Кикалишвили, подаривший мне золотые запонки. Роль тамады взял на себя друг Маргариты Станислав Садальский. Готовили на всю компанию поклонницы Маргариты, которые перешли в разряд подруг. Две-три женщины всегда находились с ней рядом, помогали и нам с Аней. Все прошло очень тепло, по-домашнему. Если не считать того, что ночью Садальский предложил жениху и гостям — семейной паре из ансамбля — поехать к нему. Мы рванули на площадь Ильича, а молодая жена осталась с ребенком. Во второй половине следующего дня, предварительно опохмелившись, я вернулся. Дома встретили тягостным молчанием, никто со мной не общался, пока не искупил вину примерным поведением. Кстати, Стас потом привозил из заграницы Мишке еще не продающиеся у нас памперсы.
Спустя месяц после рождения сына у Ани пропало молоко, и следующие полгода я через день ездил в Фили к кормилице, которую нашла Маргарита. По ночам вставал к плачущему малышу: у меня он быстрее успокаивался и засыпал. Честно скажу, рождение Миши оказалось незапланированной радостью, оставить его было не с кем, и мы по очереди носили ребенка в рюкзаке на занятия в институт. Спокойный мальчик мирно посапывал, пока родители учились.
Маргарита стала брать меня с собой на гастроли: нужно же было кормить семью! У Тереховой имелся свой небольшой коллектив, с которым она играла мини-спектакль по Гарсиа Лорке, проводила творческие вечера. Я пел и показывал пантомиму, иногда выходил на сцену в паре с тещей. Знаю, что до меня с ней работал Игорь Тальков. Маргарита Борисовна хлебосольная, нежадная, всегда заботилась, чтобы у ее команды был сытный обед. Правда, случалось — она отгораживалась от всех словно стеной и варилась в котле собственных эмоций. А порой бывала откровенна. Однажды до четырех утра просидели с ней, беседуя, на балконе.
Брак с Аней, как уже говорил, продлился почти три года. Последние семь месяцев Миша жил в Челябинске у моих родителей: на время они взяли заботы о воспитании внука на себя. Тогда-то в отношениях с женой и наметился разлад. Нас свела романтика, молодой студенческий запал, которого редко хватает надолго. Вскоре Аня влюбилась в другого — ее избранником стал актер Николай Добрынин, а я закрутил роман с манекенщицей. Сегодня, слышал, она преуспевающая бизнес-леди.
Невозможно сказать, кто из нас первым перестал хранить верность. До поры до времени оба скрывали новые увлечения, но кажется, все-таки я первым признался, что чувства остыли. Слез не увидел и несколько этому удивился — не знал, что у Ани с Колей начались отношения. Они познакомились на репетиции у балетмейстера Аллы Сигаловой, которая в ту пору собирала театр. Когда все выяснилось, я остался в Выхино, Аня с Мишей вернулись на Тишинку.
И тут я совершил роковую ошибку: согласился на просьбу Ани не общаться с сыном и на то, чтобы он рос под фамилией совершенно незнакомого мне человека — Добрынин. Не скажу, что Терехова запрещала видеться с ребенком, но чем дальше, тем больше отстраняла меня от участия в его жизни. Объясняла, что так лучше для Миши. Мол, в нормальной семье у ребенка есть папа и мама, а когда два отца — это сложно и травматично для детского восприятия. И пока мальчик совсем маленький, замену одного папы другим он воспримет безболезненно.
Не знаю, как отреагировала на все эти перемены Маргарита Борисовна: она не вмешивалась в нашу жизнь, не лезла с наставлениями. Более тактичного и интеллигентного человека я, наверное, не встречал.
Думаю, сейчас о том шаге сожалеем оба — и я, и Аня. До сих пор виню себя за то, что даже не делал попыток увидеться с сыном. Не знаю, как это можно назвать, — наверное ветреностью, глупостью. Теперь ни за что бы не допустил такой ситуации. Воспитываю сына своей жены Кати, но ни в коем случае не претендую на исключительную роль в его жизни. У Антоши два папы, и ничего страшного в этом нет.
Совместная поездка в августе 1998-го в Челябинск нас с Мишей, увы, не сблизила. Кажется, я робел куда больше, чем он. Боялся спугнуть сына, не зная, как он ко мне относится, что думает обо всей этой истории. Он выглядел таким же спокойным и невозмутимым, как и в младенчестве. Спасибо моей второй жене Ире Климовой, которая тактично и мудро снимала напряжение, периодически возникавшее между нами.
Мама была счастлива встретиться с внуком, она очень переживала, что мы не видимся. Две недели провели вместе, вернувшись в Москву, я купил Мишке велосипед, пытался его как-то заинтересовать, чтобы потянулся ко мне, но, увы, этого не произошло. Мы снова перестали общаться.
Когда сыну исполнилось лет шестнадцать, до меня дошли слухи, что он разгильдяйничает. Нет, мы не созванивались с Аней после развода, но часто пересекались на разных тусовках и вполне доброжелательно общались. Я предложил отправить парня учиться за границу — половину суммы дал бы сам, половину, полагал, выделит Добрынин. Знал: несмотря на то что с Тереховой они разошлись, по-прежнему остаются близки, Миша называет Николая папой. Не скрою, когда мою инициативу не поддержали, почувствовал себя лишним.
Какое-то время спустя Аня вновь поделилась своими тревогами: сын водится со шпаной, дерется, шрам на лице заработал. Дескать, он правдивый, за справедливость борется, за слабых вступается — вот и огребает. Встретился с Мишей и говорю: «Я занимаюсь со своим тренером по боксу в ЦСКА, давай вместе будем ходить». В юности на собственном опыте убедился: когда увлечен спортом, желание драться на улице пропадает само собой, хватает тренировок. Сын обещал подумать, но вскоре перестал отвечать на мои звонки.
Сейчас, насколько знаю, вращается в творческой среде, помогал Аниной подруге-художнице организовывать выставку. Постоянной работы нет, но жизнь как-то складывается. Есть девушка. Он тесно общается со своим дядей Сашей: их разделяют всего шесть лет. Сегодня главная забота семьи — Маргарита Борисовна: актриса очень больна и каждый как может старается облегчить ее состояние.
Через год после развода с Аней я улетел на лето в Америку. Окончив ГИТИС, работал в первом театре мюзикла — «Школе музыкального искусства» под управлением Юрия Шерлинга. Со спектаклем, основанным на русском фольклоре, нас пригласили на гастроли за океан, а там ангажировали для участия в мюзикле «Марк Твен. Драма». Получив гонорар и вернувшись, я... запил: как только появились деньги, тут же нарисовалась компания желающих их весело прокутить. Из Штатов привез компьютер, который продал за сорок тысяч рублей — огромная по тем временам сумма. Купил машину, а на оставшиеся деньги год гулял.
Потом снова отправился в Америку. За три месяца прилично заработал и опять спустил все до копейки. Не знаю, чем бы закончилась моя запойная жизнь, если бы не предложили пройти кастинг в мюзикл «Джельсомино», постановкой которого занимался худрук театра-кабаре «Летучая мышь» Гриша Гурвич. На репетицию пришла приглашенная звезда Ирина Климова, я знал ее по фильму «Зимняя вишня», но представить не мог, что она замечательно поет. Меня же из разряда звезд давно дисквалифицировали за пьянку и отсутствие каких бы то ни было видимых успехов. Но в отравленных алкоголем мозгах еще сохранялась тяга к прекрасному, и я не мог не обратить внимания на бездонную синеву Ириных глаз, на ее завораживающий голос. Она казалась такой маленькой и хрупкой, что немедленно захотелось ее защитить. Мы подружились.
Уже приступили к репетициям мюзикла «Джельсомино», когда по телевизору стали крутить рекламу кастинга в польскую версию мюзикла «Метро», который собирались прокатывать в Варшаве и на Бродвее. Это был 1991 год. Актеров собирали по всему миру. Я прошел отбор, сказал Грише: «Извини, я на Бродвей» — и уехал. В Варшаве познакомился с Игорем Сориным и Андреем Григорьевым-Аполлоновым, которые тоже прошли кастинг и впервые увидели друг друга именно там, за несколько лет до образования группы «Иванушки International». Мы общались всего три дня, но Игорь запомнился как душевный, открытый, очень талантливый парень. Его смерть стала настоящим шоком, так несправедливо, когда уходят лучшие...
Я мечтал о главной роли, но организаторы предпочли польского актера. Обидевшись, вернулся в Москву к Грише, упал на колени, и он меня простил. Но, каюсь, я вновь поступил некрасиво — ушел из «Джельсомино» в Театр Моссовета петь партию Иисуса в мюзикле «Иисус Христос — суперзвезда». Попробоваться на эту роль вместо покидавшего спектакль актера посоветовала Ира Климова, которая играла Магдалину. Мне даже предложили работать в штате театра, но зная свой неуемный характер, решил остаться свободным художником. На сей раз Гриша обиделся сильно, и я его понимаю.
Наши с Ирой отношения начали бурно развиваться «на ниве совместного творчества». Она переехала ко мне в съемную комнату в коммуналке на проспекте Мира. Моя избранница была москвичкой, но зачем жить с родителями?
Начались сложные времена, я играл в «Моссовете» всего два-три спектакля в месяц и спустя полтора года ушел в бизнес — не хотел, чтобы семья нуждалась. Занялся недвижимостью: покупал нежилые помещения. А начал с того, что выступил посредником в выгодной сделке по продаже земли и прилично заработал. На вырученные деньги расселил квартиру на «Маяковке», превратил в офис и сдал в аренду. Параллельно стал исполнительным продюсером Ириного сольного проекта. Мы нашли поэтов и композиторов, записали диск, сняли три клипа. Ирина пластинка попала в ротацию, ее пригласили почетным гостем на премию «Овация». Поехал с ней и встретил в кулуарах Гурвича. Стыдливо отводил глаза, он подошел сам. Снова простил меня и позвал в театр-кабаре «Летучая мышь»:
— Мы ставим новый мюзикл.
— Но я потерял все навыки! — ответил, однако пришел попробовать силы.
Очень скучал по сцене, и когда поначалу предложили роль в массовке, с радостью согласился. Даже отказывался от зарплаты, на жизнь достаточно зарабатывал бизнесом. Так и остался в кабаре, совмещая театр и коммерческую деятельность. Из-за бизнеса, кстати, нам с Ирой довелось пережить страшную историю, едва не стоившую мне жизни.
Фирму я раскручивал в бандитские девяностые. Как-то раз на новенькой, только что купленной «шестерке» отправился на встречу в Марьино. Только вышел из машины, как сзади огрели чем-то тяжелым, накинули на голову мешок, затащили в какой-то уазик и куда-то повезли... По дороге все время били. Наконец остановились, выволокли наружу, спустили в канализационный люк, там привязали к стулу и снова принялись избивать, требуя написать дарственную на недвижимость, которой владею. Меня могли убить, но не заставили бы это сделать, поскольку не сомневался: подпиши я бандитам документы, вряд ли выбрался бы живым из подземелья. Наконец мучители устали надо мной измываться и ушли, бросив напоследок: «Сам подохнешь!»
Но спустя время похитители — думаю, их было человек пять — вернулись, вытащили меня и перевезли в какой-то подвал. «Тебе повезло, — сказал один. — Сегодня я добрый. Развяжешься сам...»
До сих пор не понимаю, почему меня отпустили. К утру справился с веревками и выбрался на волю. Когда перешагнул порог дома, Ира, всю ночь не сомкнувшая глаз от волнения, чуть в обморок не упала, до того был «хорош». Но к врачу, несмотря на дикую головную боль, не обратился — не люблю эскулапов.
Через два дня я должен был играть у Гурвича в спектакле «Великая иллюзия», объединившем лучшие хиты мировых мюзиклов, в котором исполнял сразу несколько партий. Невзирая на паршивое самочувствие и довольно помятый внешний вид, не позволил Грише отменить спектакль и, положив толстый слой грима, вышел на сцену. Голова раскалывалась. Вечером заехала Ира, чтобы отвезти домой. Но взглянув на меня, свернула к «Склифу»... Врачи сделали снимок и сказали: «Мы его никуда не отпустим, у него же череп пробит! Да как он вообще выжил?!»
В больнице провел целый месяц. Ира каждый день навещала, кормила домашней едой, с беспокойством расспрашивала докторов, все ли делают для моего выздоровления. К сожалению, наша доблестная милиция не нашла ни следов моей «шестерки», ни похитивших меня бандитов.
После пережитой криминальной драмы мы с Климовой обвенчались. Ира очень домашняя, семейная до кончиков волос, даже творчество ей не нужно, лишь бы с милым рядом. Словом, идеальная оказалась жена: готовила, убирала, стирала. Я же люблю друзей, веселье, мне нравилось собирать дома шумные компании. Ира всех отвадила. Спустя лет пять совместной жизни мой неуемный темперамент нашел выход. Встретил девушку, преуспевающего адвоката, и... влюбился. Вот такой был ветреный. Ничего не подозревавшая жена как раз сказала, что мечтает о ребенке. Молчать дальше показалось нечестным, я во всем признался. Предательски поступил, нечего сказать... А может, она что-то чувствовала и надеялась, родив, скрепить наш союз?
Как мог, постарался смягчить удар, я всегда нежно относился к Ире. Но она не смирилась с тем, что расстаемся, пыталась бороться. Звонила, говорила, что ей без меня плохо, если не вернусь, погибнет. Я срывался и приезжал спасать. Говорю об этом лишь потому, что она сама не стала скрывать своего отчаяния от прессы.
Мы прожили семь с половиной лет, расстались в итоге хорошо и до сих пор дружим, сохранив самые теплые воспоминания о времени, проведенном вместе. Ни один человек не сделал мне столько добра в жизни, сколько Ира. Я искренне радовался, узнав, что она вышла замуж за Алексея Нилова. К сожалению, несмотря на рождение ребенка, семья распалась. Что тут скажешь... Счастлив, что бизнес, который мы поделили поровну, сегодня приносит Климовой стабильный доход.
В 1999 году с ней за компанию отправился на кастинг отечественной версии мюзикла «Метро» — к этому моменту мы уже разошлись. В просмотре участвовало больше пяти тысяч человек, а отобрать должны были только сорок пять! Дошел практически до победного конца, когда услышал от режиссера Януша Юзефовича: «Для роли второго плана ты староват, а главного героя, лидера мы в тебе не увидели. Можем дать две недели — если сумеешь доказать, что неправы, получишь роль».
Авторы между тем продолжали поиски главного героя, пробовали и известных артистов, и начинающих, а через две недели сообщили, что я остаюсь! С одной стороны, чувствовал себя на седьмом небе от счастья: постановка обещала стать знаковой. С другой — Гурвич уже тяжело болел, а заменить меня в спектаклях «Летучей мыши» никто не мог. Никогда бы не простил себя, если бы кинул Гришу в третий раз. Пришлось идти к Янушу и признаваться, что есть обязательства перед другим театром и даты предпоказов в обоих спектаклях совпадают. Юзефович пожал плечами и заявил: раз так, в премьере не участвуешь. Как же я удивился, когда в ночь перед стартом мюзикла раздался звонок и мне сообщили, что все-таки буду играть премьеру!
«Метро» сплотило актеров в одну большую семью — Лешу Серебрякова, Дмитрия Певцова, Александра Лазарева-младшего, Гошу Куценко, Антона Макарского, Диму Бурлакова, Эву Блёданс, Теону Дольникову, Свету Светикову. Мюзикл шел три года с постоянными аншлагами, за кулисы ко мне рвались толпы поклонниц, приходили даже первые лица государства. Однажды заглянул только что заступивший на пост президента Владимир Путин. Пожал руку и сказал, что в моем герое видит много общего с собой. Телефон звонил не переставая, я стал невероятно востребованным. Это был триумф!
Финальной песней мюзикла мы часто закрывали групповые концерты с участием отечественных звезд. И вот в ГЦКЗ «Россия» после очередной сборной солянки вдруг подходит Киркоров, хотя мы не были знакомы:
— Был на вашем представлении, очень понравилось.
— Что же не зашли за кулисы?
Разговорились, и тут Филипп Бедросович замечает:
— Всегда мечтал о драматической роли, с удовольствием сыграл бы в «Метро» твоего брата Филиппа, даже имя менять не надо.
— Так давайте поговорю с продюсерами!
Передал пожелание Киркорова Катерине фон Гечмен-Вальдек, так и подтянул его в нашу компанию. Роль моего старшего брата-злодея в разных составах играли Лазарев, Серебряков и Киркоров.
С тех пор Филипп заболел мюзиклами. С Аллой Борисовной они привезли в Россию оригинальную версию «Чикаго». Постановку от и до готовили американские профи, за фотосессию отвечал журнал Vogue. Сначала режиссер утвердил меня на роль Фреда Кейсли, а потом Киркоров, игравший главного героя Билли Флинна, ввел на свою роль в параллельном составе.
Это было космическое действо, но случился «Норд-Ост» — захват заложников и многочисленные жертвы. Если бы не страшная трагедия, которая долгие годы заставляла содрогаться при слове «мюзикл», у Филиппа было бы сейчас одним бизнесом больше. Но мы играли «Чикаго» лишь год. Киркоров понес большие финансовые и моральные потери. Увы...
Так получилось, что я привел его не только в «Метро», но и в кино. Как-то во время репетиции мюзикла вдруг менеджер кричит: «Боровинских! Вам звонят из салона красоты!» Думаю: «Что за ерунда? Наверняка ошиблись. Зачем я понадобился какому-то салону?!»
На следующий день та же история. Тут уж разобрало любопытство. Подошел, взял трубку.
— Валерий, хотим пригласить вас в сериал «Салон красоты».
— Ах, кино! Это совсем другое дело.
На кастинге познакомился с Ольгой Кабо. По сюжету у нас роман, но в Интернете выложили совместные фотографии — скорее всего, это лишь фотопробы, которые дали пищу для пересудов. А мой папа, утверждавший в интервью, будто у нас с Олей роман, мы якобы даже собираемся пожениться, возможно, увлекся и перенес события «Салона красоты» в реальность. По крайней мере, Кабо ни разу не сказала, что было как-то иначе. А раз так, каких признаний вы ждете от меня?
В сценарии предполагалась роль поп-звезды, на которую я предложил взять Киркорова. Филипп прекрасно вписался в проект. Посмотреть на съемочный процесс приходила даже Алла Борисовна. Я ездил к звездной чете на дачу в Истру, однажды после вечерних посиделок у Аллы родилась идея провести «Рождественские встречи» в атмосфере мюзикла «Метро», что и было воплощено в жизнь.
После «Салона красоты» я участвовал еще в нескольких проектах. Практически жил на съемочных площадках, бывало, прилетал в Москву, чтобы только успеть поменять аэропорт. В личной жизни происходила череда случайных встреч и необязательных романов. В какой-то момент вдруг осознал, что повзрослел и хочу серьезных отношений. Судьба привела в храм, там я встретил батюшку, к которому ходил исповедоваться и причащаться, а потом подходил к иконе Грузинской Божьей Матери и просил даровать мне вторую половинку.
Меня услышали, потому что знакомство с Катей хотя и казалось случайным, уверен, было предопределено свыше. Наши абсолютно разные линии жизни на протяжении последних двадцати лет шли рядом, но не пересекались. Катя не имела отношения к артистической тусовке, окончив МГИМО, работала в международной нефтяной компании, где и познакомилась с первым мужем — канадским топ-менеджером. Их брак дал трещину задолго до моего появления. Единомышленники, они уделяли больше внимания карьере, нежели личным отношениям. Да и разница культур, разделенных океаном, очевидно, давала о себе знать.
Встретились мы до смешного банально — в ночном клубе. Я заглянул туда перекусить, а Катя заехала забрать подругу. Позже она вспоминала свое первое впечатление: за столиком сидел незнакомец, капюшон его куртки был оторочен мехом волка. Катя оценила визуальный спецэффект: легкую небритость и голодный взгляд в меховом ореоле, придававшие мне сходство с хищником. Наши взгляды встретились. «Какой наглый!» — подумала Катя. «Кто она и что здесь делает?» — недоумевал я. Эта красивая, несколько надменная девушка не вписывалась в представление о клубной тусовке. Но в тот день мы прошли мимо друг друга.
В начале лета Катин муж уехал по делам в Канаду. Она же собиралась остаться в России до сентября, беспокоилась, что сын плохо говорит по-русски, и хотела его подучить.
Так случилось, что спустя три месяца зашел с приятелями поужинать все в тот же ночной клуб. Один мой друг, изрядно поднабравшись, решил познакомиться с компанией танцующих девушек. Настойчивость горе-ловеласа им не понравилась, назревал конфликт, в который пришлось вмешаться. Каково же было мое удивление, когда узнал в одной из барышень заинтриговавшую меня незнакомку. В тот вечер мы зажигали на танцполе так, что посетители снимали нас на телефоны. Дорого дал бы, чтобы заполучить в домашний архив ту запись!
Когда танцевали с Катей медленный танец, я подпел исполнителю.
— Вы поете в ресторане? — спросила партнерша.
Я, честно говоря, оскорбился, но виду не подал. Проводив Катю до машины, довольно развязно поинтересовался:
— Ну что, мой телефончик запишешь?
Если серьезно, просто побоялся просить Катин номер, ведь «добрые» подруги хором сообщили, что она замужем. Катя сочла меня чересчур наглым.
— Смешно, — сказала, — со мной так никто еще не разговаривал.
Случайно выяснилось, что ее приятельница живет в соседнем доме, вот с ней-то и стал созваниваться. Благодаря этой девушке вскоре снова оказались с Катей в одной компании, но долгое время я не смел и думать, что у нас может что-то сложиться. Мы замечательно проводили вместе время, это было сумасшедшее по драйву лето: веселой бандой ходили в рестораны, танцевали, снимали коттеджи за городом, но даже намека на близкие отношения я себе не позволял. Катя ни разу и бровью не повела, когда к ней подходили мои поклонницы и просили познакомить с экранным героем-любовником. В шутку представлялась сестрой Боровинских, да еще и подтрунивала.
В нашей компании понимали: между нами что-то есть, только мы никак не решались себе в этом признаться. Приближался отъезд Кати в Канаду, и она отважилась на разговор:
— Давай проясним ситуацию. Я должна что-то сказать мужу.
— Зачем говорить? — отвечаю. — Лети! Между нами ничего нет и быть не может. Если думаешь иначе, это лишь твои фантазии.
Да, был резким и жестким, в глубине души понимая, что эта женщина мне очень дорога, но я не имею права рушить ее благополучную, устоявшуюся жизнь.
Потом Катя призналась, что много лет подряд ей снился один и тот же сон: приходил мужчина, его лица она разобрать не могла, но точно знала, что это человек всей ее жизни. После моей попытки разорвать возникшее между нами притяжение он снова ей приснился. И впервые обрел лицо — мое... В миг, когда Катя узнала незнакомца, ее разбудил телефонный звонок, на дисплее высветилось: Боровинских. «Прости за то, что наговорил, — произнес я в трубку. — Это все неправда. А правду ты знаешь».
Затем она улетела в Канаду, но лишь для того, чтобы объявить мужу о разводе. Следующий год был самым сложным для нас: Катю не покидали страхи, что после развода муж заберет ребенка, общие знакомые пугали ее рассказами о моих любовных похождениях и непостоянстве творческой натуры. Но все это теперь в прошлом. Катин топ-менеджер недавно женился, и вновь на русской. Мы дружим семьями, даже вместе ездим отдыхать. Антон — сын Кати от первого брака — считает меня другом и прекрасно чувствует себя, когда держит нас обоих за руки.
Сегодня я продолжаю заниматься бизнесом, одним из первых в Москве открыл хостел. Владею кафе в модном столичном пространстве — там выставляются молодые дизайнеры и художники. По-прежнему тоскую по сцене и подумываю о том, чтобы вернуться к мюзиклам: не ввестись в уже существующие постановки, куда меня постоянно приглашают, а поучаствовать в новом оригинальном проекте. Кроме того, я записываю диск, в который войдут исполненные на русском языке композиции Синатры и песни отечественных авторов. Как только пойму, какая из них может стать хитом, пластинка увидит свет.
Вместе с Катей мы уже восемь лет. Она переплюнула меня в жажде веселых вечеринок. В нашем доме кого только не встретишь, всем весело и интересно вместе. Жена — успешный декоратор — сделала нашу квартиру на набережной Тараса Шевченко стильной и неповторимой, ее приезжали снимать для интерьерных журналов Парижа и Сингапура.
Не могу сказать, что все в наших отношениях гладко. Мы часто спорим, бьем посуду, а потом так же страстно миримся. Со стороны, наверное, напоминаем итальянскую парочку, но лучше пусть так, чем создавать видимость идеальной супружеской четы, по-тихому изменяя на стороне!
Я не стал скрывать от Кати грехи молодости, она знает все наперечет, если и ревнует к прошлому, то совсем немного. Сегодня поводов для беспокойства нет. Волк-одиночка, которого она встретила и приручила, обрел свою стаю. Навсегда. Единственное пока нереализованное желание — подтянуть в нее Мишу. Я искренне хочу участвовать в его судьбе, готов помогать советами, финансами. Понимаю, сыну скоро тридцать, совсем взрослый, и как когда-то робею, не зная, с какой стороны подступиться. Надеюсь, Миша прочтет эти строки, попытается простить и пойдет навстречу...
Статьи по теме:
Свежие комментарии