На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

7дней.ru

105 401 подписчик

Свежие комментарии

  • Алексадр Вовк-Михайлов
    Это в сша ты хрен крутой а в России хуй простой.Поселивший семью ...
  • Наталья Иванова (Кубасова)
    Да никому не нужен этот "артист". Обратно в Испанию и сиди там.«Не трогайте мою ...
  • Erl Schweizer
    Не видеть положительное в людях - великий грех. Рад, что подросток вознагражден за человечность.Раскрыты подробно...

Светлана Орлова. Аленушка

На съемках «Финиста — Ясного Сокола» Миша Кононов все время спрашивал: «Почему у тебя такие грустные глаза?»

Кадр из фильма «Финист — Ясный сокол» Legion-media

На съемках «Финиста — Ясного Сокола» Миша Кононов все время спрашивал: «Почему у тебя такие грустные глаза?» Он первый, кто сказал мне об этом, я и не думала, что произвожу такое впечатление.

Миша, игравший писаря Яшку, пытался меня развеселить. Он уже был известным на всю страну — вышел фильм «Большая перемена», где у Кононова главная роль. Но держался просто, без пафоса.

Съемки проходили в подмосковной деревне. Киногруппу расселили по избам, меня — вместе с гримером Зоей Федоровной, работавшей еще с великим сказочником Александром Роу. Причем жили мы с ней почти в курятнике. У хозяйки была пристройка для птицы, а наверху — комнатка, там нас и разместили. Засыпали и просыпались под квохтанье.

Однажды ложимся и вдруг слышим: кто-то лезет по крыше курятника. Зоя Федоровна выглянула — а там Кононов! Выпил лишнего и полез меня навестить.

— Миша, что ты тут делаешь? — удивленно спросила Зоя Федоровна.

Кононов растерянно молчит. Наверное думал — я выгляну, а не соседка. Но он быстро нашелся:

— Вы посмотрите, какая луна! Вот решил полюбоваться — отсюда лучше видно!

В общем, выкрутился.

— Ладно, Миша, иди спать, а то завтра рано на съемки вставать, — говорит гримерша.

Кононов, вздохнув, слез и пошел к себе. Не думаю, что он хотел вызвать меня на свидание и закрутить роман, просто озоровал. Хотя ему было уже за тридцать, по характеру оставался мальчишкой: веселым, хулиганистым. Он и выглядел как мальчик — невысокий, щуплый. Совершенно не ощущалась наша с ним разница в возрасте, а мне было всего семнадцать, по сути ребенок.

Миша был матерщинником — любил соленые анекдоты. Расскажет и смотрит, как отреагирую. Аленушка же — тихая и скромная, по всем правилам жанра должна покраснеть и убежать. А я каждый раз хохотала как сумасшедшая. И Мише нравилось, что я не ханжа, кого-то из себя строить и изображать не буду, вот какая есть...

Скорее всего и тут, когда залез на крышу, — выгляни из окна я, рассказал бы очередной анекдот, мы бы поржали в два голоса, тем бы наше «ночное свидание» и закончилось.

Самой мне Кононов нравился как друг и товарищ, не как мужчина. Возможно, я видела в нем старшего брата, которого у меня никогда не было. О любви тогда и не думала и на съемки долго возила с собой в дорожном чемоданчике свои детские игрушки.

Мой отец, хоть и был из семьи генерала, вырос хулиганом и часто попадал за решетку. Жили тяжело. Однажды в Алма-Ату приехала комиссия из Московского хореографического училища. Меня пригласили в столицу... из архива С. Орловой

Балетные — а я только что окончила училище — всегда взрослели позже, чем обычные девочки. Жила, когда училась, в интернате — это закрытая территория. На свидания бегать некогда, весь день расписан по минутам, многочасовые занятия в классе у станка. Но я не роптала: надо значит надо. И сейчас думаю, что балет здорово закалил мой характер, научил сдерживать чувства и взвешенно относиться к своим словам и поступкам. Ставлю цель и к ней иду, сбить с пути или переубедить меня невозможно. Я живу по своим принципам и правилам, от которых не отступлюсь. Но принципы эти в целом просты: делать то, к чему лежит сердце, заниматься своей жизнью и не лезть в чужую, если не просят. А еще с благодарностью принимать все возможности, которые преподносит судьба.

Кино я восприняла как очередной подарок, которому, конечно, радуешься, но не зацикливаешься на нем. Не припомню, чтобы расстраивалась, если меня не утверждали на роль. Не случилось — значит, и не нужно. Я вообще некапризная, лишний раз стараюсь себя не выпячивать, хотя могу и характер показать — жизнь научила.

Родилась я в Калининграде, оттуда родом отец. Он из семьи генерала Орлова, а тот служил у самого маршала Рокоссовского. Моя бабушка рано умерла, а самому генералу было некогда воспитывать сына. Ему позволялось все, вот и вырос хулиганом, отбился от рук, связался с дурной компанией. В шестнадцать лет украл у отца пистолет и стал с друзьями под мостом грабить прохожих, угрожая оружием. Попал в тюрьму — и понеслось: ненадолго выйдет на свободу и снова за решетку.

Как и где познакомились родители — для меня до сих пор тайна, мама никогда не распахивала передо мной душу. Она родом из Кемеровской области, сибирячка, и была человеком суховатым и закрытым. Жизнь ей выпала непростая: работала сутками на заводе, домой возвращалась, падая от усталости. До нежностей ли тут, размягчится ли душа? Разве что замечала порой: «Как же ты на него похожа!» — имея в виду, что я такая же, как он, упрямая. Говорила, что и внешностью пошла в отца.

В поисках лучшей доли родители мотались по стране. Мне было несколько месяцев, когда из Калининграда уехали в Кемеровскую область в Осинники к маминым сестрам. Там до сих пор живут мои двоюродные братья. Из той жизни мало что помню — совсем крохой была. Обрывочные воспоминания, как огромный соседский петух взлетел мне на шею и стал клевать в голову, а я, двухлетняя, молча, стиснув зубы, от него отбивалась. В другой раз мы с братом забрались в огород, набрали маковых головок, расковыряли их, наелись семян — и уснули в траве, нас несколько часов искали.

Я тогда очень устала: училась, а в выходные — съемки. Но меня не выгнали, и сама я не ушла из архива С. Орловой
Мне довелось встретиться со знаменитым режиссером Александром Роу. Он не дожил до начала работы над «Финистом — Ясным Соколом», но успел утвердить меня на роль из архива С. Орловой

Когда мне исполнилось четыре года, родители рванули в Алма-Ату. Туда много лет назад перебрался мамин отец Георгий Андреевич и рассказал ей, что можно недорого купить дом, да и климат хороший, тепло.

Сам дед был большим человеком: сначала трудился председателем колхоза, потом стал прокурором. С женой они были в разводе — бабушка жила у второй дочери, маминой сестры, в Осинниках. У той росло четверо детей, несколько раз мы ездили туда их навестить.

Помогать нам бабушка не торопилась: считала, раз Валя (так зовут маму) выбрала себе такого мужа и такую судьбу — пусть устраивается сама. А вот дед часто брал меня к себе. Мы выезжали с ним на острова ловить рыбу, ставили палатку на берегу, разводили костер. Дедушка с юмором, озорной, знатный рыболов. Вылавливал огромных сазанов, а дома разделывал их большими кусками и раздавал соседям. Эти поездки с дедом — одни из самых светлых воспоминаний моего детства.

Жили мы небогато, маминого заработка едва хватало. Бывали дни, когда на столе — хлеб с солью да лук из огорода, а запивали эту нехитрую еду водой. Просить поддержки у своих родных мама не хотела — гордой была. Отец мой работать не желал и семье совсем не помогал. Отсидит — выйдет. Как-то с дружками ограбил алма-атинскую футбольную команду: украли часы, рубашки... И снова угодил в казенный дом.

Когда отец бывал дома между отсидками, мама с ним постоянно ругалась: требовала, чтобы перестал дурить, устроился на работу и содержал семью. Он возражал, что имеет право жить так, как ему нравится. Крики, драки, даже с топорами друг на друга кидались. Многие так жили, на рабочих окраинах — сплошь и рядом. Женщины годами тянули лямку: и жить с мужем невмоготу, и выгнать жалко — совсем пропадет. Русская бабья доля!

Если родители ругались и доходило до мордобоя, я бросалась между ними, бесстрашно замахивалась на отца: «Не трогай маму!» Он тут же опускал руки — меня ни разу не ударил. Думаю, все же любил. Как возвращался из тюрьмы — сразу ко мне. Схватит в охапку: «Доченька, как же ты выросла!» Один раз порылся в карманах и достал пряник — подарок. Довез для меня, не съел по дороге из мест не столь отдаленных. Пряник таким черствым был — только зубы ломать. Я долго его берегла как память.

Легкость, грация, пластика романтической героини — огромный плюс для кино. Наташа в роли Настеньки. Кадр из фильма «Морозко» Legion-media

Не припомню, чтобы страдала или мечтала вырваться из дома. Я ведь не знала, что можно жить по-другому, удивлялась, когда соседки норовили погладить по голове: «Бедная девочка». «Чего это они? — думала. — Я же не болею».

Сама бегала в детский сад, маме ведь некогда. А до садика было километра полтора. Идет какой-нибудь человек в ту же сторону, я сзади пристроюсь. Дорога шла через поле, там паслись гуси. Я их ужасно боялась — шипят, бегут, растопырив крылья. Неслась мимо них что было сил.

С другими ребятишками с нашей окраины мы любили собирать цветные камушки, вымытые горной речкой. Но больше всего мне нравились танцы. Мама отвела в кружок при Доме культуры, и я с упоением делала растяжки и па. Учительница хвалила, а когда мне исполнилось девять лет, посоветовала маме: «Покажите Свету в хореографическом училище, у нее определенно есть талант». Мама прислушалась.

На вступительных экзаменах сидела комиссия из Московского хореографического училища — в те годы талантливых детей искали по всей стране. Нескольких перспективных девочек пригласили учиться в столицу. В их число попала и я, единственная русская, остальные — казашки. И вдруг директор алма-атинской школы взяла и вычеркнула меня из списка: мол, недостаточно готова, пусть еще подучится. Сейчас-то понимаю, что ей нужно было пристроить своих учениц — я ведь пришла с улицы. Но тогда безропотно приняла ситуацию, Москва была для меня пустым звуком, а любимыми танцами можно заниматься и здесь, в Алма-Ате. Однако через пару месяцев пришла телеграмма уже к нам домой: «Приглашаем Свету учиться в балетное училище».

Позже заметила: в нужный момент всегда раздается какой-то «звоночек». Происходит событие, которое переворачивает твою жизнь и рисует новые возможности. Значит, так задумано судьбой и не стоит сопротивляться. В свои девять лет я, конечно, этого не понимала, но подумала: неспроста так настойчиво зовут. Наверное, надо попробовать.

«Поеду!» — заявила я маме. И услышала, как сердобольные соседки сказали ей: «Валя, отпусти дочку, чтобы она уже не видела вашу убогую жизнь. Там все-таки Москва, государство накормит-оденет».

Мама взяла билеты на самолет, и мы полетели с чемоданом яблок. Впереди зима, а тут все-таки витамины — ребенку полезно, решила мама.

Худощавый Воскресенский играл Финиста. Славе посоветовали в перерыве между съемками набрать вес, но он переусердствовал. Режиссер пришел в ужас: не богатырь, а толстый мужик! Напуганный актер перестал есть вообще. Кадр из фильма «Финист — ясный сокол» Legion-media

И вот я уже живу в интернате при балетном училище. Мама вернулась домой. Попрощались, как обычно, без особых нежностей:

— Смотри, учись хорошо, чтобы не пришлось краснеть.

— Да.

— И чтобы без взбрыков. За тобой присмотрит Клавдия Васильевна! — это была мамина тетя, бабушкина сестра. Она жила в Москве.

Про взбрыки было сказано не ради красного словца. Особым родительским чутьем мама понимала мой неоднозначный характер: с виду я тихая, а вот внутри...

Помню, за окном зима, скоро Новый год. Вся Москва в разноцветных гирляндах и огоньках, установили гигантские елки — я и не подозревала, что такие бывают. Посмотреть бы на них поближе, потрогать руками, побегать вокруг. Поваляться бы в сугробах, которых я тоже не видела — в Алма-Ате зимы теплые и бесснежные. Но за территорию интерната выходить нельзя. «Девчонки! — агитирую одногруппниц. — По какому праву нам тут что-то запрещают?! Мы что, пленники в тюрьме?! Айда со мной Новый год отмечать!»

То, что «нельзя» и «запрещено», еще и подстегивало. Никто не имеет права диктовать мне свои условия! Сама решаю, как жить и что делать. И я подговорила нескольких девчонок, мы убежали.

Манившая меня елка возле Большого театра оказалась и вправду сказочно волшебной. Прохожие несут елки и пакеты с подарками, улыбаются в предвкушении праздника. «С Новым годом!» — кричим мы, закидывая друг друга снежками. И ни у кого не возникло вопроса, что маленькие девочки делают тут, в центре города, одни, без взрослых, хотя уже темно. Впрочем, тогда время было другое и московские улицы не представляли опасности: ни преступников, ни кучи машин, ни несущейся толпы. Навсегда я запомнила эти светлые ощущения.

Но за счастье, как оказалось, приходится платить. Для меня час расплаты настал, когда вернулись в интернат. Там беглянок уже обыскались. Оставшиеся девчонки сдали нас дежурному воспитателю, сказав, что мы отправились к елкам. Быстро выяснилось, что побег организовала я. На следующий день собрали педсовет и постановили: исключить Светлану Орлову из училища!

Воспитатели припомнили и другие проступки: села на скамеечку во время занятий — болела нога. А когда потребовали встать в строй, огрызнулась: «Вот боль пройдет, встану, а пока обойдетесь без меня!» Но в балете как в армии — нужно ходить по струнке и беспрекословно подчиняться. Это не плохо и не хорошо — таков порядок. Однако моя душа не принимала правил. Промолчать я не могла, терпению научилась позже.

Кононову нравилось, что я не ханжа, кого-то из себя строить и изображать не буду, вот какая есть. Кадр из фильма «Финист — ясный сокол» Legion-media

Помню, расстроилась — отчислят, и что дальше? Возвращаться в Алма-Ату не хочется, мне понравилось в Москве. Директор училища вызвала мою родственницу и сообщила, мол, будем вашу девочку отчислять. Та принялась упрашивать: «У Светы трудная ситуация, просто безвыходная, ей нельзя обратно в Алма-Ату, не ломайте ребенку жизнь!» Да еще наш классный руководитель за меня заступился, он рисование преподавал: «Девочка талантливая. Ну немножко похулиганила, с кем не бывает? Давайте дадим ей шанс». И меня оставили.

Я сдерживалась, когда хотелось нагрубить в силу подросткового возраста и склада характера. Хотя порой сложно было не сорваться: нагрузки мы испытывали колоссальные. Нас же готовили в классические балерины, а они — «рабочие пчелки». Подъем в семь утра. Умылась, оделась, позавтракала — и к станку. Трехчасовая тренировка, после которой чувствуешь себя словно птица, брякнувшаяся с высоты на землю. Тело — как один сплошной синяк, все болит, не можешь пошевелиться. Потом короткий перерыв — и добро пожаловать на школьные занятия: математика и остальное. После обеда — короткая прогулка, отдых. А потом снова класс — еще на три часа. Тут уже выполняешь все механически, на автомате, рук и ног будто вовсе нет. А вечером делаешь уроки на завтра. И так ежедневно — из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год. Но человек ко всему привыкает, вот и я привыкла.

Случались и праздники. Дедушка-прокурор, мамин папа, присылал мне денежные переводы — три рубля в месяц. Гигантская, как мне казалось, сумма: мороженое стоило десять копеек, порция пельменей — тридцать две копейки. А трех рублей на сколько порций хватит! Лакомства покупала в местном магазинчике и вместе с девчонками съедала в интернате — у нас была хорошая группа, жили дружно и друг с другом делились.

Иногда на выходные меня забирала Клавдия Васильевна, но особых воспоминаний те поездки не оставили — поиграла, отдохнула, поела — и вот уже вечер воскресенья, нужно возвращаться в интернат.

Между тем жизнь готовила новый подарок и вместе с тем испытание: меня пригласили сниматься в кино. Дело вроде бы интересное, однако есть и другая сторона медали. После выхода фильма тебя все узнают и любят, всюду приглашают. Но прошло время — и вдруг перестали снимать. Судьба будто проверяет на прочность: как теперь себя поведешь, такая ли ты сильная, как кажешься?

На съемках Георгий Михайлович рассказывал мне о пользе ранних подъемов — что жизнь продлевают. Скучная была для меня тема в семнадцать-то лет. Кадр из фильма «Финист — ясный сокол» Legion-media

В кино оказалась случайно: в выходной гуляли с подругой, к нам подошла женщина. Она представилась ассистентом по актерам режиссера Бориса Бунеева, сказала: «Мы собираемся снимать фильм «Хуторок в степи» — о любви и революции. Ищем героиню, не хотите ли попробовать?» Я пошла, и меня утвердили.

Снимали в Одессе. На съемки вызвали мою маму — я же была несовершеннолетней, тринадцать лет всего, требовалось присутствие взрослого. Так мама благодаря мне впервые в жизни выбралась на море. И сразу на целый месяц!

При встрече мы опять обошлись без слез радости и объятий. «Учишься? — спросила мама. — Молодец, учись. Кино — тоже дело хорошее. Снимайся, раз позвали». Зато в свободное время с ней до одури загорали и купались в море.

Уже позже от маминых подруг узнала: когда фильмы с моим участием стали показывать в кинотеатрах, она в Алма-Ате плакала на сеансах, глядя на экран. Мама собирала все статьи обо мне, снимки из журналов, но своей радости и чувств дочке не показывала.

С отцом они наконец развелись, отпустили друг друга. Разменяли дом, мама получила от завода комнатку в общежитии, отец тоже где-то устроился. Мне он о себе не сообщал, лишь переводил какие-то крохи в качестве алиментов. Мама их копила за несколько месяцев, и когда набиралась нужная сумма, покупала новые туфли или пальтишко. Как-то отец увидел один из фильмов, где я играла, и через общих знакомых передал маме: раз дочка работает, денег на нее больше высылать не буду. Узнав об этом, я обиделась. Дело не в деньгах, пусть бы хоть открытку прислал — напоминание о себе. Но он же буквально открестился!

Потом подумала, что не имею права его судить, и для себя нашла такое объяснение: отец был очень гордым человеком. А те суммы, которые переводил на меня, — копейки, курам на смех. Но больше присылать он не мог, в его-то ситуации. И видимо, решил, что лучше вовсе ничего, чем такой мизер.

Последняя моя встреча с отцом произошла во время учебы в балетном училище. Помню, я стирала, забежали девчонки: там к тебе приехали, выходи. Спускаюсь на проходную в халате и вижу отца. Он сидел на корточках, как заключенные обычно сидят. На улице холодно, а на нем шляпа летняя, пиджачок драненький...

— Здравствуй! — говорит, а в глаза не смотрит. — Дай мне мамин адрес!

Вицин был за здоровый образ жизни, любил природу. С Людмилой Хитяевой. Кадр из фильма «Финист — ясный сокол» Legion-media

Зачем понадобилась, не объяснил. Но она мне до этого написала: «Если вдруг отец объявится — адрес мой ему не давай».

— Извини, — сказала я, — мама не хочет тебя видеть.

И он ушел. А я потом сутки проплакала, так было его жалко: вид потерянный, глаза потухшие, волосы поредели. И куда подевался весь его шик и шарм? Даже мысли не мелькнуло: сам, мол, виноват. Наоборот, до боли было его жалко — на что жизнь свою потратил, неужели нельзя иначе?

Знаю, что отец уехал в Калининград к сестрам, там пил и потом умер где-то в кафе: сидел и упал замертво, не выдержало сердце. Услышав о его смерти, я снова горько плакала от жалости к нему. И сейчас на отца зла не держу. Несчастный человек, мятущаяся душа, он загнал себя в порочный круг и не смог оттуда выбраться.

Но вернусь к моей истории. Итак, судьба забросила меня в кино. Именно забросила — я ведь так и не окончила ни театральный, ни киноинститут. И никогда не воспринимала кино как возможность заявить о себе, сказать свое слово в искусстве. Это было еще одним развлечением вроде детского побега на елку. И тут был тоже побег. Балетным запрещали сниматься, и я делала это тайно. Уезжала в ночь пятницы, возвращалась к понедельнику и молчала как партизан — даже интернатские подружки не знали, где провожу выходные.

В съемочных группах под меня подстраивались: «Света, ты можешь работать только в субботу-воскресенье? Так и составим график, чтобы тебе было удобно!» Значит, ценят и уважают — приятно.

Даже Иннокентий Смоктуновский, с которым я снималась в «Принцессе на горошине» и которого жутко боялась — он же такая величина! — несколько раз заметил: «Света, ты отлично держишься перед камерой. Молодец!» Такая оценка дорогого стоила. Сама себя я особо талантливой не считала. Наоборот, каждый раз тряслась на съемочной площадке. Я же не актриса, профессии нигде не училась.

В училище прознали, что я снимаюсь в кино: на экраны вышел фильм с моим участием. Снова меня вызвали на ковер, пригрозили отчислением. Вот тут я взбрыкнула по-настоящему: «Ну и пожалуйста, уйду сама, не очень-то мне нужен ваш балет!» Типичный для подросткового возраста поступок, еще и усталость сказалась: в будние дни училась, в выходные снималась, и так много месяцев. Дошла до предела сил, физических и нервных.

В «Принцессе на горошине» я снималась со знаменитыми актерами Владимиром Зельдиным... Legion-media

Я забросила учебу. Почти неделю валялась на кровати в общежитии, в голове — ни одной мысли. На пятый день пришла наш педагог по мастерству и неожиданно стала уговаривать: «Света, не дури! Да, мы тебя ругаем, но это больше для проформы. Не бросай балет, потерпи. Учиться осталось всего два года, самое сложное позади».

Конечно же, меня не выгнали, и сама я не ушла. И в кино продолжила сниматься — уже почти в открытую: педагоги стали делать вид, что не замечают.

Наконец окончила училище. Мне выдали диплом, а вместе с ним — распределение в алма-атинский театр. Ехать ужасно не хотелось. Во-первых, где там жить — с матерью в общежитии? Во-вторых, я понимала: оттуда в Москву уже не вернусь никогда. Что делать? Пока размышляла, подошли съемки в «Финисте...». Ладно, решила я, дальше видно будет. В итоге вышло как в сказке.

Сценарий «Финиста — Ясного Сокола» писал знаменитый сказочник Александр Роу, я с ним была немного знакома. Ассистент по актерам — та самая, которая когда-то привела меня на «Хуторок в степи», однажды позвала: «Пойдем, представлю тебя Роу». И мы отправились к нему домой.

Александр Артурович оказался невысоким полноватым добродушным человеком. Усадил нас пить чай, подарил свою фотографию с автографом и очень обрадовался, узнав, что я из балетных. Когда-то в своей сказке «Морозко» он снял балерину Наташу Седых в роли Настеньки и остался ею доволен: легкость, грация, пластика романтической героини — огромный плюс для кино. А Роу тогда задумывал новую сказку и, как я поняла, присматривался ко мне.

Я робела — всегда смущалась новых людей, компаний. Наверное, поэтому он и увидел во мне Аленушку. Не успела я за ту единственную встречу проявить свою истинную натуру, с ней столкнулся уже ученик Александра Артуровича Геннадий Васильев, который в итоге и снимал «Финиста...» — Роу незадолго до начала съемок неожиданно умер. Но он оставил свои наработки и указания, где и как снимать, кто будет играть. Написал размашистым почерком: «Аленушка — Орлова».

Я дотошно требовала от Васильева репетировать со мной, объяснять, как лучше сыграть сцену. Не капризничала, просто не хватало опыта, оттого переживала, что не справлюсь. А у Гены первый фильм, и он сам на нервах. Я же по молодости могла простодушно заметить при всех: «Ну что, вы и этого тоже не знаете?! Так спросите у тех, кто знает!»

Алиса Фрейндлих и Иннокентий Михайлович Смоктуновский, которого я жутко боялась — он же такая величина! — похвалил меня: «Отлично держишься перед камерой, молодец!» Legion-media

К тому же в самый неподходящий момент мы с Кононовым вдруг принимались смеяться — Миша рассказывал очередной анекдот. А Гена посматривал подозрительно, не над ним ли ухохатываемся. Видимо, комплексовал, поэтому любить Аленушку ему было не за что.

Зато у нас сложились прекрасные отношения с оператором Владимиром Окуневым. По сути, он и придумал все сцены для моей героини. Мы с ним отправлялись на луг, и Окунев снимал, как Аленушка собирает цветочки. Эти кадры потом вошли в фильм.

Сработались и с Георгием Вициным, хотя он меня поругивал за то, что тогда покуривала. Спрячусь от съемочной группы — неудобно при всех смолить, все-таки Аленушка должна быть тихой и скромной, точно не с сигаретой во рту. Покурю, березовый листочек пожую, чтобы запах перебить, а Вицин все равно унюхает, и начинается: «Света, бросай, это вредно!» Сам он занимался йогой, пил травяные чаи. А вставал в пять утра.

Однажды говорит: «Давай и ты завтра просыпайся пораньше, пойдем на росе полежим — утренняя влага полезная». И я встала, мы пошли в поля, разговаривали. Георгий Михайлович рассказывал о пользе ранних подъемов — что они жизнь продлевают. Тема была для меня скучной — в семнадцать-то лет. Я наблюдала за плывущими облаками, вдыхала запах свежего сена... Жизнь казалась длинной и так, без всяких рецептов.

С Михаилом Пуговкиным мы мало общались. У них была своя компания — он, Алексей Смирнов, Георгий Милляр, Людмила Хитяева... Разговаривали на какие-то свои, «взрослые» темы. Они же старшие, всенародно любимые. Но высокомерия с их стороны не было никогда, просто разность интересов.

У нас была другая команда: я, Кононов, Боря Грачевский, который через много лет станет худруком «Ералаша», а на «Финисте...» работал администратором. Ребята-звукооператоры тоже с нами. Мы любили вечером наварить картошки, нарезать селедку — и устроить себе сказочный ужин. Травим анекдоты и хохочем.

Слава Воскресенский, который играл Финиста, не входил ни в ту, ни в другую компанию. Он приезжал на съемки, потом уезжал — работал, кажется, в театре. Помню один забавный момент, связанный с Воскресенским. Когда он только начинал сниматься, телосложения был стройного, даже худощавого. Ему специально шили подкладки под одежду, ведь играл русского богатыря. Но нам предстояло ехать в экспедицию в Ялту снимать сцены боев нашего витязя с нечистью поганой. «Хорошо бы тебе набрать вес, чтобы в ялтинских сценах выглядеть более солидно!» — сказал как-то режиссер Славе. Воскресенский тут же бросил курить и начал принимать два раза в день по стакану сметаны, смешанной с половиной стакана томатного сока — вкусно, но жутко калорийно.

Моя робость перед чужими людьми приобрела размеры фобии. Я до дрожи в коленках боялась идти на кинопробы, общаться с режиссерами из архива С. Орловой

И вот мы прибыли в Ялту. Вечером гуляем всей группой по набережной, Слава идет чуть впереди, я — рядом с Геной Васильевым, режиссером. Вдруг он в ужасе говорит, показывая на спину Воскресенского: «Вы это видите?!» Тут и я замечаю, что у нашего богатыря — необъятная спинища и просто гигантских размеров пятая точка. Не богатырь — а толстый мужик!

В тот же вечер режиссер потребовал: «Слава, прекращай жрать!» Воскресенский испугался — а ну как снимут с роли из-за лишних килограммов?! Есть перестал вообще, снова закурил и быстро пришел в норму. В итоге в сценах боев Финист у нас постоянно в красном плаще — прикрывали его в общем-то небогатырскую фактуру.

Но что происходило по другую сторону камеры, наверное, не суть важно. Главное, как зрители принимали фильмы тех лет. Особенно любили сказки — светлые, легкие, добрые. Сколько раз мне приходилось слышать: «Мы выросли на ваших «Финисте», «Ледяной внучке», «Принцессе на горошине»... И я, и муж, и наши дети, и племянники... И весь наш дом, и вся наша улица...» Разве можно остаться равнодушным к таким признаниям? В советское время фильмы-сказки дарили людям тепло и надежду.

Моя личная сказка случилась в той же Ялте. Рядом с нами работала съемочная группа фильма «Вкус халвы», они уже заканчивали съемки. И там был студент Юра, который оканчивал мединститут. Его мама работала редактором в Госкино, через нее проходили, наверное, все фильмы Советского Союза. На время летней практики она пристроила сына в киногруппу — тогда в каждой экспедиции должны были присутствовать врачи.

Хорошо помню тот день. На съемках объявили выходной, все собрались на пляж. И вдруг кто-то из наших звукорежиссеров предлагает: «Там Юра из другой киногруппы договорился, чтобы нас пустили на пляж для интуристов. Пойдем?» В то время интуристские пляжи отличались от обычных как небо и земля. На тех — шезлонги, столики с бесплатными напитками и фруктами. Нельзя же было ударить в грязь лицом перед зарубежными гостями! А для своих соотечественников голая галька да песок — как-нибудь обойдутся.

И вот лежим мы на интуристском пляже, загораем. Краем глаза замечаю высокого полноватого мужчину с бородой, в шортах. Подумала, что иностранец — живот, модные очки... Все, думаю, для них — и шезлонги, и лучшие номера. А нам в своей же стране — ничего.

С будущим мужем Юрой я познакомилась в Ялте, он был студентом, оканчивал мединститут из архива С. Орловой

Смотрю, незнакомец направляется к нашей компании. Оказывается, тот самый загадочный Юра, который «пробил» нам место на этом пляже. Наши тут же загалдели:

— Привет, спасибо, тут так здорово!

— А это кто? — спрашивает он, показывая на меня, — остальных уже знал.

— Наша героиня, Аленушка, — отвечают ребята.

— Понятно.

На меня этот Юра большого впечатления не произвел, выглядел как мафиози в своих темных очках. Я поначалу вообще подумала, ему лет сорок — солидный, важный. Только потом узнала, что всего двадцать три и он студент.

Но уже минут через пять новый знакомый мне понравился: легкий в общении, балагурил, байки из жизни рассказывал. И как будто знаем друг друга всю жизнь. Это не только мое впечатление, позже я всегда отмечала, как к нему тянутся люди. Он был солнцем, которое дарит свет всем вокруг.

«А давайте я принесу отличного вина!» — предлагал Юра и тут же срывался с места. Возвращался довольный, уже с бутылочкой, да еще и мидий с собой прихватив, и мы пировали на берегу Черного моря.

Спросил, где я учусь. Ответила, что окончила балетное училище и меня распределили в Алма-Ату.

— Неужели не хочешь остаться в столице? — удивился он.

— Да как останешься, если три года нужно отработать по распределению? Таков порядок.

— Знаешь, я через два дня уезжаю в Москву, — немного подумав, сказал Юра. — Прикину, как решить твою проблему, и тебе сюда в гостиницу позвоню. Не переживай — безвыходных ситуаций не бывает.

И ведь придумал! Договорился с кем-то в Министерстве культуры, и мне взамен диплома с алма-атинским распределением выдали свободный. Можно устраиваться куда угодно.

— Света, как съемки закончатся, приезжай ко мне домой, — сказал по телефону Юра. — Будем тебе работу искать.

Он не кадрил меня, не пытался ухаживать. Такой был человек: всегда и всем помогал, абсолютно бескорыстно. Доставал людям лекарства, делал уколы, устраивал в больницу, находил сиделку, куда-то звонил, с кем-то договаривался...

— Спасибо вам большое! — ответила я. Довольно долгое время была с ним на «вы».

После съемок поехала из Ялты в Москву, к Юре. Дверь открыла его мама Марина:

— Вам кого?

— Юра сказал, что могу у вас остановиться.

— Проходите, — просто сказала она.

Коллеги говорили, что Юра — гениальный врач, прочили ему большое будущее. Никто не знал, что у него слабое сердце и диабет из архива С. Орловой

Как оказалось, в их доме часто жили чужие люди — родители Юры тоже всем и всегда помогали. Семья необыкновенная! Отец — талантливый инженер, работал в крупном конструкторском бюро. Кстати, его начальником был папа Леонида Якубовича, они дружили и часто вместе отмечали праздники. За столом велись серьезные беседы — о политике, искусстве.

Мама Юры, которую все звали Лялей, — внучка белогвардейского офицера, георгиевского кавалера, а обе ее бабушки обучались в институте благородных девиц. Она любила шикануть. На работу и с работы ездила на такси, курила дорогущие сигареты и душилась модными французскими духами — все свои деньги на это тратила. Муж ее ругал, а Ляля отвечала: «Должна же я хоть иногда себя баловать!» При этом веселая, озорная. Тоже могла рассказать крепкий анекдот — вот бы удивились, увидев ее в тот момент, благородные предки. И еще у нее были две, а потом три собаки, которых она обожала.

Ляля подкармливала меня супчиками, мы быстро нашли общий язык. Именно она впоследствии привила мне интерес к хорошей литературе, музыке, живописи. Мы разговаривали об искусстве — и с ней, и с Юрой. Я стала много читать, ходить на концерты и выставки. И так мне понравилось! Но тут она начала посматривать с подозрением то на меня, то на Юру: что-то загостилась у нас Аленушка. Не недовольно — скорее с интересом: во что же все это выльется?

У нас с Юрой не было того, что называют «вспышкой», чувства рождались постепенно. Он дни напролет проводил на телефоне. Звонил знакомым, которые могли бы помочь мне с работой, но все отказывали — ведь я не имела московской прописки, а без нее в те годы никуда. Месяц прошел, два — я все не у дел. Наконец решилась:

— Уеду в Алма-Ату!

И услышала от Юры:

— Не отпущу! Подожди еще немного, все образуется.

И ведь образовалось! Евгений Волов, который потом станет известным концертным директором, набирал свой первый танцевальный коллектив и согласился взять меня без прописки. Помню, как Юра передал мне телефонную трубку, а Женя пригласил на собеседование.

— А что надеть? — волнуясь, спросила я.

И услышала шутливое:

— Не знаете, что по таким случаям надевают? Галоши и трусы!

Волов набрал целую концертную бригаду — танцоры, певцы, конферансье... И мы поехали на два месяца на гастроли по городам Волги, выступали в сельских клубах.

Я не имела права сломаться, доносила ребенка до положенного срока. С сыном и мамой из архива С. Орловой

Время голодное, есть нечего. Суточные мизерные, да еще и в магазинах шаром покати. Только супы быстрого приготовления в пакетиках, мы их «письмами» называли — они в конверт помещались. К тому же я простудилась, заболела воспалением легких. А что поделаешь — заменить некем, ездила больная.

Но и тут Юра меня не бросил. Навещал два, а то и три раза в неделю. Как-то умудрялся находить нашу команду в городках и поселках, где мы выступали, — тогда же не было мобильных телефонов и быстрой связи. Привозил продукты — колбасу, апельсины, шоколад... Кормил практически с ложечки, да еще и делал уколы, чтобы скорее выздоровела.

Заботой он меня и покорил. Я отчетливо ощутила, что с этим парнем буду по-настоящему счастлива. Но у Юры было слабое сердце, диабет в сложной форме. Он не скрывал, что перенес несколько операций, и как врач понимал: ситуация серьезная, скорее всего, век его будет недолог. Поэтому и старался жить на полную катушку: гулял, веселился, ни в чем себе не отказывал.

Когда мы уже поженились, полюбил бывать со мной на съемках. Помню, звонит в гостиницу в то место, куда предстоит ехать, и говорит важно: «Из Госкино беспокоят. Я буду в вашем городе послезавтра. Забронируйте, пожалуйста, номер люкс». В люксы селили только очень больших людей. Но приезжал Юра, и его без слов пускали, даже удостоверения не спрашивали — он же такой солидный, с бородой!

Родители Юры меня приняли сразу, хотя вообще-то коренные москвичи настороженно относились к провинциалкам: а ну как нацелилась на жилплощадь? Но здесь, повторю, были необычные по своим человеческим качествам люди. В таких ситуациях материальное не имеет никакого значения. Семья была верующей, что в советские годы тоже редко встречалось. В доме отмечали Пасху и Рождество, ходили в храм. И я стала там бывать вместе с Лялей, мы подружились.

Один только раз у нас вышел конфликт со свекровью. Мы с Юрой вселились в отдельную квартиру, начали планировать обстановку, а тут Ляля со своими настойчивыми советами: шкаф поставьте сюда, диван сюда, есть — только из этой посуды. Как-то она меня совсем допекла: привезла целый чемодан рюмок и начала расставлять по своему вкусу. Тут уж я взбрыкнула: «Не лезьте в нашу жизнь! Если будет нужна помощь — мы попросим».

Когда я прочла сценарий, глаза вылезли на лоб — откровенная порнография! Отказалась наотрез: как можно — после Аленушки и других ролей?! из архива С. Орловой

Юра даже отреагировать не успел, так удивился — я же обычно тихая, неконфликтная. Марина обиделась и ушла, но потом сама позвонила: все поняла, конечно, у молодых должна быть своя территория. И мы помирились.

Мужу очень нравилось, что я актриса и в журналах печатают мои фотографии. Меня пригласили работать моделью во Внешторге. Мои портреты в шубах, бриллиантах и вологодских кружевах отправляли за границу как рекламу советского товара. Юра мной гордился: «Мою жену весь мир знает!» Он и дома повесил несколько плакатов.

Самой в тот период казалось, что кино отошло на второй план, ведь я обрела семью, которой у меня никогда не было.

Только дома было хорошо. Двери у нас не закрывались: постоянные посиделки, атмосфера всеобщего праздника и веселья. Муж во главе стола, главный заводила и душа компании. Шутки-прибаутки, байки, гитара... Могли сорваться среди ночи и уехать, скажем, на озеро или на речку — просто погулять под звездами и не спать ночь.

Утром Юра убегал на работу в знаменитую больницу на Пироговке, да еще преподавал в медицинском институте. Коллеги говорили, что он гениальный врач, и прочили ему большое будущее. Они же не знали о его болезнях и о том, что дома он горстями пьет таблетки. Но мы старались не думать о плохом. Юра считал, так правильнее — жить одним днем и радоваться тому, что имеешь.

Все бы хорошо, но моя робость перед чужими людьми вдруг приобрела размеры фобии. Я до дрожи в коленках боялась идти на кинопробы, общаться с режиссерами. Юра стал меня сопровождать, первым заходил в кабинет. О чем говорил с режиссерами — до сих пор не знаю, но минут через десять улыбающийся муж выглядывал из-за двери, кивал: заходи, тут тебя не обидят.

Он и на съемки со мной стал ездить, отпрашиваясь с работы. Там каждый раз собирал вокруг себя компании, его все обожали. Помню, меня пригласили в картину «Дожить до рассвета». В главной роли был Саша Михайлов — это его первая большая работа в кино. У меня съемки всего пять дней, но как же не хотелось уезжать из дома, от мужа!

Юра успокаивал, говорил, что время пролетит быстро. Проводил меня в аэропорт, посадил в самолет. Откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза. Самолет взлетел. Поворачиваю голову — и вижу рядом Юру! Он смеется: «Вот, решил сюрприз тебе сделать!» Мы прилетели на съемки вместе и так здорово провели эти пять дней!

С сыном Филиппом из архива С. Орловой

К сожалению, несколько лет я не могла забеременеть, хотя очень хотела стать мамой. «Надейся и молись!» — советовала свекровь. Стала молиться, и случилось чудо — долгожданная беременность наступила.

Как же муж радовался! Он буквально завалил дом детскими вещами. Кроватка, две коляски — мальчиковая и девчачья, мы же не знали, кто у нас родится. Пеленки-распашонки, шапочки, ползунки... «Если мальчишка, давай назовем Филиппом», — предложил Юра, ему нравилось это имя. Сумками таскал овощи-фрукты. Потребовал: «Вот теперь хватит в кино сниматься!» — а я и рада, села дома, ждала мужа.

До родов оставалось два месяца, когда позвонили из больницы, где муж работал. Сказали, что Юре стало плохо на работе, он потерял сознание из-за сердечной недостаточности и умер. Было ему всего тридцать пять лет.

Хотя я знала, что однажды его потеряю, ведь у него слабое сердце, это известие было словно удар обухом по голове. Сжала кулаки: мне вот-вот рожать, я не имею права сломаться. И родила здорового сына, доносив до положенного срока. Назвала его, как Юра и хотел, Филиппом.

Опущу подробности, как мы с Филиппом выживали, скажу одно: тяжело. 1987 год, советское кино буквально дышало на ладан, заработка никакого. Однажды звонит знакомая: «Света, хочешь посниматься? Работа непыльная». Когда я прочла сценарий, глаза вылезли на лоб — откровенная порнография! «Фильмы для взрослых» в конце восьмидесятых у нас вдруг стали снимать весьма активно. И многие артисты в таких картинах играли — не буду называть фамилий, но сейчас некоторые из них считаются звездами.

Я отказалась наотрез: как можно — после Аленушки и других ролей?! Вспоминала слова Юры, что безвыходных ситуаций не бывает, и искала варианты, как жить и на что.

Приятельница предложила поехать на год в Югославию — преподавать хореографию в школе искусств. И я, подумав, согласилась. Встал вопрос, как быть с сыном. Взять его с собой я не могла — с маленьким ребенком на работу не брали. Ляля помогала, приходила со своими тремя собаками и неизменной сигаретой: «Давай с внуком посижу! — а когда собиралась домой, так же неизменно спрашивала: — Ты мне такси заказала? Все, я поехала!»

Она держала спину и глубоко спрятала свою боль. Но материнское сердце не выдержало, Марина ненадолго пережила единственного сына — меньше чем на два года. Когда я собралась в Югославию, ее уже не было, а свекор болел.

Не могу простить кино того, что в девяностые оно сделало с Мишей. Он готов был жизнь ему отдать, а «важнейшее из искусств» пожевало его и выплюнуло Persona Stars

Оставалась надежда на мою маму. Она уже вышла на пенсию, и я вызвала ее в Москву. Мама собралась быстро и прожила с Филиппом целый год моей югославской эпопеи.

Там я скопила денег. Параллельно училась — получила профессию тренера по аэробике. В будущем мне эти знания здорово пригодились — в Москве открыла свой класс спортивной аэробики и шейпинга, разработала собственные авторские методики.

А вот к кино душа у меня совсем не лежит. Не могу простить «важнейшему из искусств» Мишу Кононова. В лихие девяностые мы с ним виделись изредка, случайно, в Доме кино. По Мише, как по многим актерам, больно ударило это время, когда фильмы снимать перестали и артисты умирали в нищете и болезнях. Кононов стал озлобленным на весь мир, агрессивным, его все раздражало. Говорил, что кругом одни сволочи, ролей нет. У меня сжималось сердце от жалости к нему.

Для меня-то кино всегда было игрой, временным занятием. Не будет съемок, ничего страшного — балет и танцы прокормят. А Миша, гениальный артист, кроме кино ничего не знал и не хотел. Он был готов жизнь отдать, а кинематограф пожевал его и выплюнул.

В последний раз встретила Кононова в 2006 году, после выхода картины «В круге первом», где он сыграл интересную роль. Фильм мне понравился.

— Ты потрясающе сыграл! — искренне сказала я старому другу.

Миша усмехнулся горько:

— Конечно, потому что режиссер — Глеб Панфилов. Но таких, как он, сейчас на миллион — один! Не уверен, что еще выпадет счастье работать с таким мастером.

Через несколько месяцев Миша умер.

Он был прав в одном: сказка закончилась. То кино, в котором мы работали и жили, умерло. Пришли ушлые люди и все испортили, развалили. Современный кинематограф существует по принципу «сляпали картинку, выбросили на экран, заработали — и вроде бы справились». Я знаю, о чем говорю. Несколько лет назад попыталась сняться в сериале — подружка «сосватала». Она бывшая актриса, но сейчас подбирает артистов для съемок. Позвонила: «Света, есть работа, три большие сцены. Сходи — развеешься, да и денег заработаешь».

Пошла больше из любопытства. Сценарий — мыльная опера. Режиссер с артистами даже не поговорил, только командовал: «Сюда встали. Теперь сели. Так, ты — теперь поплачь. Текст недоучила? Не страшно — перекроем вторым планом. Все, сняли — другая сцена!» Посмотрела, что они наснимали, и расстроилась. Сейчас даже названия не вспомню.

После ухода мужа за мной пытались ухаживать многие мужчины, но такого, каким был Юра, я больше не встретила, а другой мне не нужен из архива С. Орловой

В другой раз пришла на пробы. Полуподвал, режиссер сидит, а рядом еще какой-то мужик суетится. Оказалось, оператор. Начинает меня фотографировать на мыльницу. Раньше накладывали грим, ставили свет — и снимали долго, профессионально, со вкусом. Сказала об этом. Ни режиссер, ни оператор даже слушать не стали: «Мало ли что раньше было! А у нас нет времени на чепуху». Я тут же попрощалась и ушла. Зачем мне такое кино?

Маме восемьдесят восемь лет. Она перенесла инфаркт, живем вместе — я за ней ухаживаю. Филиппу уже тридцать, успешно работал в бизнесе. Пошел в отца — есть деловая хватка. Оканчивает Высшую школу экономики, специализация «спортивный маркетинг». Преподает, читает лекции. Пока не женат, говорит — рано. Он разумный парень и знает, чего хочет, а я приму и поддержу любое его решение. Живет Филипп отдельно. Часто ходим в кино, в театр, на выставки. Всегда есть о чем поговорить — сын, как и я, любит классическую литературу, хорошо разбирается в музыке.

Я преподаю в частной школе актерское мастерство. Очень нравится заниматься с детьми. Нахожу интересный материал, пишу сценарий, распределяем роли, потом репетируем. Ставлю танцевальные номера. Рисуем декорации, шьем костюмы.

Объясняю ребятам, что самое главное в любой профессии — уметь работать, если не научиться этому в детстве, сложно будет жить. Могу и поругать: «Почему текст недоучила? Всего-то нужно было десять минут потратить! Не день, не три — а десять минут, чтобы повторить свой текст. А ты поленилась, подвела всех... Надо быть дисциплинированнее, организованнее!» Быстро исправляются!

Также продолжаю преподавать спортивную аэробику. У меня много учеников, есть такие, кто занимается давно: по десять, пятнадцать, двадцать лет...

В общем, скучать не приходится. Хотя возраст уже, так сказать, пенсионный. Но думаю, работать буду до последнего. А что дома делать? Ну суп сварила, телевизор посмотрела... Работа же придает будням смысл. Надо двигаться. После ухода мужа за мной пытались ухаживать многие мужчины, но такого, каким был Юра, я больше не встретила, а другой мне не нужен. Поэтому серьезно о том, чтобы наладить личную жизнь, даже не думаю.

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх