Когда осознала, что отмолила сына и нам даровано прощение, мое счастье было безгранично. Годы ежедневной молитвы за него сделали меня матерью — я в себе ее нашла. Вот моя победа!
Сначала хотелось кричать: «Кого угодно, только не мать!» А мне все время предлагали только эту роль! И я перестала своевольничать, смирилась. Потом поняла — это же я карму свою отрабатываю! Вот смотрите: в «Волчке» играла темную сторону материнства. Кроме того, Сигарев ведь написал сценарий о моем детстве. Это я была тем недолюбленным заморышем, который все время ждал, пока мама нагуляется и вернется домой. Когда выросла, влезла через свою роль в ее шкуру. Мама тогда обиделась, даже назвала Павликом Морозовым. Но перед ее смертью мы смогли поговорить и простить друг друга. Она сгорела от рака, следом ушла ее родная сестра тетя Галя — и вскоре после похорон я получила роль в сериале «Ольга». Мне показали путь, позволили играть светлую сторону материнства, но не какую-то монашескую, а самую простую, человеческую — женщину, которая за своих детей все отдаст. Настоящую русскую мать, способную на самопожертвование: она себе жизнь постоянно портит ради семьи. Правда, сама я совсем не такая, Ольга даже не мой человек. Я — законченная эгоистка.
Моего сына Коли уже семь лет как нет... Все эти годы — никому об этом не говорила — молилась о спасении его души. Он совершил самоубийство — самый страшный грех. Хуже гордыни, которая меня давно уничтожает. Но это касается веры — пути, который человек проходит сам. Меня к ней привел Коля своим поступком...
Я тоже не всегда принимала ту жизнь, которая была. Это связано и со школой, где меня ненавидели за бунтарство. На днях нашла характеристику, которую училка сочинила по окончании восьмого класса в лживых обтекаемых выражениях, насколько ей дозволялось: «У Яны сложный характер, она очень прямая, но...» Нет бы написать «хулиганка, неспособная терпеть людей» или просто «раздолбайка». Это же как надо извернуться, чтобы описать мой прямолинейный характер! Ржу теперь, когда читаю.
А характер откуда? От непонимания дома! Поэтому и не слушалась маму, но теперь знаю, что правильно делала: я ни в чем не повторила ее судьбу. Всегда знала, что не хочу так жить, даже получая негативный опыт. Мама ни разу невестой не была, а я в семнадцать по залету выскочила замуж за дворового хулигана Костю — будто наперекор. Хоть и не за того... Муж мою гордыню ломал — унижал, бил ногами в лицо. Лежала после этого в больнице со сломанным носом и думала: «Как могла за такого пойти, да еще столько терпеть?» Много лет терзал этот вопрос.
Случались состояния, когда и жить не хотела... А теперь поняла: заслужила! В конце концов если не устраивает мужик — чего сидишь? Встань и уйди, не ной! Нельзя терпеть, если по лицу бьют, — до всех женщин стараюсь это донести. А я еще порой обиду на сына переносила, отмахивалась: «Уйди, ты виноват!» В результате нам всем досталось: разве бывший муж после своих побоев не страдал, разве себя не проклинал? Костя долго не протянул — скончался от язвы. А нам надо было со всем этим дальше жить... Но сын оказался не таким сильным, как я. Уже пришел в этот мир другим.
Может, в том и проблема, что я была для Коли самым главным человеком — других авторитетов он не имел. Гордился, хвастался перед друзьями мамой-актрисой. Еще как! Он был очень интересным, но жить ему было скучно. В детстве, конечно, мечтал как все — в космонавты или разведчики, а в юности начался поиск себя... Мы с Васей тащили его в кино работать — не зацепило. Хотя сын все равно ориентировался в профессии на нас с Сигаревым, но ему это не подходило. А себя не успел найти — Коле ведь всего двадцать было...
Сигарева сын принял. С появлением Васи все начало в моей жизни строиться — это был очень счастливый период для нашей семьи. Коля однажды сказал: «Я влюбился в вашу любовь! Если и жить с кем-то, то как вы с Васей!» Вокруг сына столько девушек всегда крутилось, а он никому даже надежды не давал. Выращивал себе в жены одну девственницу... Странный такой. Но я понимала, что он на ней не женится, и Коля это понимал — не те складывались отношения. Из-за нас с Васей у него планка была высоко задрана. Я думаю, нельзя ни на кого равняться. Хотя планка мамы меня не устраивала и я всегда старалась ее перепрыгнуть — а если это как раз правильная модель? Возможно, каждому своя подходит — общую формулу никто не открыл.
Мы объединились через Колин дом, который все вместе строили. Сын очень хотел жить за городом, и мы с Сигаревым подумали: «Почему нет?» Вася с Колей стали друганами, даже могли против меня объединиться. Но чаще Сигарев разруливал наши отношения: «Яна, хватит на него орать! Пошли, Коля, делом займемся!» Сваливали вдвоем, и я была рада, что роли правильно распределены. Горькая ирония судьбы как раз в том, что когда мы все нашлись: я как мама, Коля как сын, Вася как наш лучший друг — не отец и муж, а именно друг, неожиданно ушел Коля. В том самом доме, который мы для него построили.
Потом читала в желтой прессе, якобы мой сын связался с дурной компанией, принимал наркотики, а я его спасала... Не знаю, откуда это взяли. Дурдом полнейший! Даже опубликовали чье-то чужое фото и пытались выдать за Колино. Я на это не реагировала, хотя Сигарев предлагал: «Давай подадим в суд». Не хотела лишний раз тему бередить... К сожалению, молодежь наркотики пробует. Даже в Колиной компании один товарищ вышел из окна — под кайфом, не помня себя. Но с Колей было не так — выпивал, как многие уральские подростки, но не увяз в трясине зависимости. Уходил из жизни абсолютно трезвым, осознанно, что нас и ошарашило больше всего.
Причиной стало кольцо событий, которое сомкнулось для него в смертельную петлю: серьезные конфликты с друзьями, девушкой, мной, бабушкой по отцу... Но это были вовсе не безвыходные ситуации, например как-то Коля принес пиво своему дяде, брату отца, а тому пить нельзя — сделал этим больно бабушке. Он совершал неправильные поступки, осознав которые, не смог справиться со стыдом. Не знал, как дальше жить с самим собой.
И дело не в том, что Коле не с кем было поговорить: он обсудил со мной все свои проблемы, повинился... Так мы и попрощались. Это случилось в последний совместный Новый год. Коля уже все предвидел, хотя насколько понимаю, еще не готовился. Произнес только:
— У меня ощущение, что скоро умру...
— Я знаю.
Почему так ответила? Сказала и сама себе не поверила — как мать может в такое поверить? Пришло ощущение неизбежности — будто всколыхнулись глубинные знания о судьбе. При этом мы оба тогда не представляли, что до ее исполнения осталось пять дней и это будет петля.
Бог на руках меня пронес в тот период. Коля ушел через неделю после окончания съемок Васиной картины «Жить», и эта работа стала для меня генеральной репетицией: моя героиня, потеряв любимого, не могла приткнуться в жизни, ходила за батюшкой и просила ее отпеть. Я была измотана и вышла со съемок с полным ощущением, что это все произойдет с моим сыном. Глухо, как из глубокого колодца, до меня доносилась информация: «Ты знаешь, что сын уйдет! Знаешь, где он будет похоронен!» Но тут же включалась голова: «Что за гон?»
В те новогодние праздники мы с Васей отъехали из дома всего на день, но я его спрашивала: «Почему думаю о том, что могила сына будет между его отцом и поэтом Борисом Рыжим?» А оказалось, той ночью Коля повесился. Пока организовывали похороны, я не в себе была, а на кладбище вдруг Васе говорю: «Смотри!» Показываю на погост — Коля лежит рядом с отцом, а дальше по линии надгробие поэта Рыжего...
Следующие два года я бухала так, что себя не помнила, стекла выхлестывала в квартире. При этом снималась в «Кококо» у Дуни Смирновой, но на площадке часто срывалась, психовала — все было как в тумане. Аня Михалкова с Сигаревым со мной словно с ребенком носились. Вася все мужественно вытерпел. Только когда голову расшибла так, что увезли на скорой, и явилась потом домой в шапочке Гиппократа из бинтов, в сердцах сказал: «Да пошла ты в жопу, Троянова!» Но мысли мои даже в пьяном бреду были обращены к Богу — отрицания веры никогда не возникало, не хотела бы пережить это чувство. Металась: «Я виновата и не виновата!» Хотела покаяться, но долго не могла. Это чистилище проходила перед тем, как найти путь к Господу, — нельзя к нему грязными приходить.
Вера в Бога помогла отказаться от выпивки — уже пять лет ни грамма в рот не беру. Осознала, что это ложный кайф. И пьющая компания меня не раскачает, не держусь за трезвость «на зубах» — истинный воин непоколебим! Но свой образ жизни никому не навязываю: Сигарев любитель выпить и у нас начался бы серьезнейший конфликт, если бы стала наступать на его свободу. Он не моя собственность. Но у Васи таких проблем, как у меня, никогда не было.
Сигарев не лезет в мои отношения с Богом — это личное. Но человек, который стал бы переубеждать, со мной рядом не находился бы. Мне кажется, Вася верит только в себя, в собственную силу и правду. Неплохой путь. Это та же вера, хоть он ее так не называет, но я-то вижу... Все, что Сигарев снимает или ставит на сцене, — он через это всегда тянется к Богу. И не отрицает: «Куда же идти, если не к свету?» Просто мы все Бога называем разными именами. Посмотрите, как интересно Вася поставил «Вия» в «Табакерке»: о покаянии, а точнее — о непокаянии. Как раз о том, что я в себе переборола.
Поняла тогда, что мой личный ад всего лишь спектакль, который был разыгран, чтобы привести к вере. Всегда есть проводники, через которых Бог со мной говорит: люди, природа, искусство, литература. Только неблагодарная Яна могла все это не слышать. В какой-то момент мне стало не хватать ежедневной молитвы, и я начала расширять духовные практики: перешла к медитациям, во время которых снова чувствовала контакт с Богом. Езжу одна по местам силы — скоро, например, собираюсь в Исландию, к вулканам. Я невоцерковленная: в храм могу зайти, поставить свечку о упокоении родных, но не стану разговаривать с бабками и слушать попа, который сообщит: «Ты грех ходячий!» Я доча Божья, Господь у меня в душе!
А чтобы спасти душу, надо колени в кровь стереть, язык — в мозоли: семь лет для этого еще не срок. Не чтобы похвастать говорю, а для матерей, которые своих детей потеряли. Ничто просто так не случается. Точно теперь знаю: если ребенок уходит из жизни добровольно, он это делает ради родителей — чтобы перестали жить как животные. Пока ты отмаливаешь душу ребенка, спасаешь свою. Молитва за сына, за свой род — это все, чего близкие от меня хотят, находясь там. Я так чувствую. Не разговариваю с ними, но родные рядом в сложных ситуациях: могут прийти во сне, что-то сообщить, предупредить. Для меня это сигнал, что надо усерднее молиться. Ко всем без исключения приходят мертвые, но мне не нужны их визиты — я хочу, чтобы они упокоились. И молюсь, молюсь, молюсь...
Я наконец ощутила, что Бог нас с сыном простил. Необъяснимое чувство, когда понимаешь, что на тебя сошла благодать. Это случилось перед последним Новым годом, в день рождения его отца, десятого декабря, а пятого января — дата смерти Коли... Когда осознала, что отмолила сына и нам даровано прощение, мое счастье было безгранично. Годы ежедневной молитвы за него сделали меня матерью — я в себе ее нашла. Вот моя победа! И я поняла, почему в кино чаще всего играю матерей — это тоже часть покаяния. Вокруг есть много «доброжелателей», которые советуют: «Усынови ребеночка!» В Интернете уже гуляет слух, будто это мое собственное желание. Но я никогда не хотела этого делать: мой сын — Коля и никакой другой мальчик его не заменит.
В прошлом для меня больше нет загадок — только осознание ответов и принятие судьбы. Когда приехала в Москву, повернулась к Екатеринбургу лицом и отсюда, издалека, четко увидела: ад я себе устроила сама! Когда поняла, что всем досталось, не мне одной, — гордыня отвалилась. Я сделала много ошибок, но в то же время они — драгоценный опыт, который не хочу повторять.
В Москве началась новая жизнь. Никогда не было задачи переехать в столицу, напротив, долгие годы шло неприятие этого города — его ритма, пафоса. Казалось, Москва агрессует. Но когда с Васей монтировали здесь «Страну ОЗ», много гуляла по центру, ходила по музеям, прониклась атмосферой. И стала понимать: да, я смогу здесь жить! А подвигло нежелание ходить по кладбищам в Екатеринбурге, где лежат родные. В живых только отец, но мы давно потеряли связь. Может, стоит ему позвонить?.. В общем, Екатеринбург меня выпнул, а Москва раскрыла объятия!
Во время прогулок полюбила Замоскворечье: обожаю старый город, дома, выложенные царским кирпичом. Но я даже не мечтала о квартире в этом районе — слишком дорого. И вдруг появляется бывшая коммуналка, убитая в хлам и поэтому сравнительно дешевая. Мы с Васей понимаем: «Она нас ждала!» Хотя когда подошли к облупленной двери, я зажала нос, поскольку не выношу вони:
— Не пойду, останусь в подъезде!
— Нет, ты будешь смотреть!
Вошла за ним следом, слышу — «Берем». Отпускаю нос — не пахнет! Мне понравилось, что в квартире не ощущалось затхлости, которая появляется в старых жилищах. Для меня это показатель, что там нет нечисти. Я ее как верующий человек не боюсь, но не хочу в нее окунаться — пачкаться. Дом 1900 года рождения. Хозяйка сохранила легенды, связанные с нашей коммуналкой: например когда-то в ней жил племянник Агнии Барто — вор в законе, отсидевший в тюрьме и вставший на путь исправления... Квартира была намолена, вся в иконах. Во дворе — две церкви. В общем, все знаки за приобретение.
Цена за убитую квартиру низкая, поэтому Вася сразу и согласился, любой мужик бы так поступил. Но конечно, коммуналка в Замоскворечье все равно оказалась нам не по карману, пришлось продать мою квартиру в Екатеринбурге. Обратились к друзьям за небольшой суммой, знали, что быстро расплатимся. Сейчас уже и им не должны. Я ненавижу жить в долг. Мама всю свою молодость провела в ломбардах — кабала, в которой утопаешь с головой, когда нужно выкупить кольцо, чтобы не пропало, но сразу же перезаложить, а ради этого где-то занять. Для меня слово «перезакладывать» было кошмаром! Я не доверяю процентной системе и никогда не решилась бы взять ипотеку. Из-за долгов очень многие артисты вышагивают из творчества — им нужно зарабатывать. А я, даже если иду в сериал, занимаюсь искусством и выкладываюсь по полной. Могу выбирать роли, которые нравятся, а не хвататься за все подряд, чтобы отдать деньги.
Из Екатеринбурга взяли только то, что дорого как память: коробки с фотографиями, книги, журнальный столик. Последний — обычная катушка со стройки, которую нам отдали в свое время. Вася ее обработал специальной машинкой, отшкурил, чем-то выморил. И получился дизайнерский столик! Я почувствовала, что в новой московской квартире эта катушка нужна. Таков взгляд Сигарева на жизнь — сделать из уже ненужного предмета полезный. Практичный и современный подход. Когда-то он начинал создавать джинсовую коллекцию, потом увлекся кино. Недавно сказал: «Надо все-таки коллекцию джинсов выпустить».
Дизайном квартиры тоже он занимался. Были помощники-специалисты, но им пришлось тяжело — Вася слишком хорошо знает, чего хочет, приходилось подстраиваться. Как раз начались съемки второго сезона «Ольги», и я сразу предупредила: «Заниматься ремонтом не буду!» Но заметив, что Вася начал худеть на нервяке, присоединилась: орала на рабочих поставленным «Ольгиным» голосом, увольняла прорабов. Обычно ремонт — испытание для семьи, но мы весь негатив выливали не друг на друга, а на тех, кто его порождал.
Длился этот ад восемь месяцев. Наконец мы переехали, и я вдруг неожиданно поняла, что для меня места в хоромах не предусмотрено! Сразу определили, где Васин кабинет, моя гардеробная, общая кухня-студия, спальня... Но мне оказалось негде уединиться, помедитировать, да просто потупить! Если Вася пишет, я не могу к нему зайти — так всегда было. Другое дело, что мы живем по принципу: не хочется работать — не работай. И когда Сигарев отдыхает, его дверь открыта. Обнаружив, что у меня нет своего угла, я начала ее закрывать: тогда ощущаю все остальное пространство личным. Но оно может в любой момент нарушиться. Поняла это однажды ночью — ко мне все так приходит. Утром начала разбираться. На Васю поднаехала:
— А чё это у меня своего места нет?
— У тебя вся квартира! Свою келью захотела?
— Да!
Даже у собаки, которую он мне подарил после съемок в «Стране ОЗ», есть личное пространство, где можно посидеть, подумать о вечном — целый дизайнерский туалет ей построили! Жутко дорогой, но мы на это пошли. Вася разыскал в Интернете людей, которые такую красоту для животных придумали. А я теперь сама буду создавать свою келью и рада, что Вася понял и сразу согласился с моей потребностью.
Я называю Сигарева Васяна — сочетанием наших имен. Интересно, что мы такие разные и в то же время как единое целое. Никогда не говорила, что у нас идеальные отношения, — они просто хорошие. Терпим, прислушиваемся друг к другу. За пятнадцать лет далеко ушли от жесткой притирки, которую переживали в самом начале, когда постоянно звучало:
— Я ухожу!
— Нет, я!
Перестали раскачивать качели. Большую роль в этом играет свобода — никто не лезет в личное пространство другого. Если бы Вася загрустил, я не стала бы его веселить как клоун. Мой принцип: хочешь бычить — закрой дверь в кабинет, хочешь есть — вон холодильник. Себя самим надо развлекать. Отметили в московской квартире первый Новый год. Пошли слушать куранты на Красную площадь, нам ведь до нее лишь через мост перейти. Я радовалась как ребенок!
Стараюсь Васю только в творчестве поддерживать, в выражении свободы... Он умнее и талантливее меня, летает высоко. Сейчас пишет сценарий фильма про зомби: Сигарев с детства любит ужастики и фанатеет от Стивена Кинга. Сидит над текстом долго, не хочет сделать залипуху. Иногда может дать почитать какую-то сцену, но вообще редко спрашивает совета. Кстати, уже известно, что мне там уготована очередная роль матери, спасающей своих детей в условиях конца света. Недавно сделали «пробу пера» и сняли небольшой ролик. Я с детьми ночью ездила на моторной лодке по Москве-реке, тут поднялся дикий ветер и начался настоящий шторм: волны пошли, стало страшно... У нас девочка должна была сниматься на мосту влюбленных в подвенечном платье — в роли одной из зомби, но из-за непогоды сцену отменили. Утром включаем телевизор. «Вчера, — сообщают, — погибла невеста». Во время фотосессии упала в воду, запуталась в платье и не выплыла. Вот такое мистическое совпадение.
Я никогда никого не сравниваю, просто знаю, что Вася для меня самый лучший режиссер. Когда участвую не в его проектах, обычно даже не советуюсь с ним по работе. Однако премьера сериала «Ольга» все же стала испытанием. Устроили показ первых четырех частей для прессы, конечно — Вася тоже пошел. Если б он сказал: «Мне не понравилось!» — я отказалась бы от роли. Сидела как на иголках. Первая серия его не зацепила, в середине даже собирался уйти, только из уважения к группе остался. Мне пилот, честно говоря, тоже не нравился — слишком информативный, тяжелый для восприятия. На второй серии Сигарева немножко отпустило, на третьей он засмеялся, а всю четвертую проржал. Фу, можно было расслабиться — снимаемся дальше! Вася оба сезона «Ольги» видел, причем по телевизору. Когда очередной заканчивается, по-настоящему грустит. Это так трогательно, а для меня — лучшая оценка! Теперь ждет третьего сезона, съемки которого уже идут.
Возвращаясь с площадки вечером домой, поначалу могла на Сигарева прикрикнуть. Он как режиссер сразу просекал: «Ну вот, Ольга приехала!» Не вышла из образа. Вася как нормальный крепкий мужчина на бабий ор не реагирует. У нас в семье вообще не принято орать — просто молча расходимся по углам. Но на площадке Вася тоже кричит будь здоров, может матом всех покрыть — мы там оба бешеные, как звери!
Вообще, по сценарию сериала Ольга не орала, это была моя собственная инициатива. Продюсеры испугались: «Ты можешь поспокойнее говорить?» Пробую — неинтересно выходит. При монтаже остались именно те дубли, где кричу. В нашей стране матери орут на детей — так они проявляют свою любовь. И моя на меня кричала, и я на своего сына: «Не ходи туда, сиди дома!» А как их удержишь? Все равно пойдут и насобирают мешок ошибок.
В сценариях Сигарева я с первого слова понимаю, что за героиню предстоит играть. В сериалах все по-другому: при большом объеме сначала дается информация о сюжете, характер героев не всегда сразу виден. И мы вместе с авторами стали дорабатывать Ольгу под меня. Играя ее, что-то взяла от мамы, что-то от лучшей подруги Натальи — у нее двое детей, дочь рано родила. Вспоминала, как они ругаются, и переносила в свою киношную семейку. Мне героиня только к концу первого сезона открылась. А во втором сценаристы подложили свинью: Ольга стала не такой жесткой, а влюбленной и ранимой. Начался новый поиск, и работать было нескучно.
У нас подобралась классная команда. Хотя не обошлось без конфликтов: с Алексеем Нужным расстались. Он — первый режиссер, который умудрялся довести меня до истерики, причем даже по нерабочим вопросам. Постоянно цеплялся к мелочам, устраивал при всех разборки — не выдержав, я даже уходила с площадки и после долго не могла собраться. Потом выяснилось, что и группа с ним не особо сработалась: просто одни выступают, как я, а другие отмалчиваются. В результате продюсеры приняли решение Нужного убрать. Остался только Игорь Волошин.
С актерами, занятыми в проекте, мы себя уже ощущаем семейкой. Если Вася Кортуков с реальным перегарчиком после вчерашнего придет — ругаю его. Никто не понимает: репетируем или всерьез? Я за него переживаю, как моя героиня за своего отца. При этом ставлю Кортукова всем в пример — на площадке предельно собран, подробно разбирает каждую сцену. А вот с детьми работать непросто. Мухаммед Абу-Ризик, которого мы зовем Мухой, играет моего сына. Постоянно приходится уговаривать: «Муха, не бойся меня, обними, как свою маму!» Она, кстати, на площадке всегда присутствует — молодая, красивая, мы подружились. Меня Муха стесняется, мальчику сложно обнять чужую тетку. Приходится подстраиваться друг под друга. Поэтому в кадре с ним порой довольно нелепо выглядим, но в то же время трогательно. Вообще, Муха быстро растет и к третьему сезону уже превращается в мужчину. Алина Алексеева, по сюжету моя взбалмошная сестра, в жизни такая же крейзи. Иногда до того заиграется на съемке, что могу прикрикнуть: «Алина, стоп!» Потом прошу прощения, но я всегда от всех требую дисциплины. Когда вижу расхлябанность, начинаю орать. Я очень строгий человек, в первую очередь к себе.
Площадка — место повышенной опасности: то приходится выдергивать младенца из едущей машины, то с Максом Костромыкиным в строительных люльках катаемся. Трюки выполняем сами, а вот в любовных сценах меня подменяет дублер — это даже в моем контракте прописано. Дело в том, что я не люблю в кино любовные сцены. А поцелуи в кадре — вообще мерзость, от экрана отворачиваюсь, недоумеваю: «Зачем при людях целуются?» Мнимым сексом заниматься перед камерой тоже не смогу — начну колоться, ржать. Это всегда очень искусственно выглядит. В театре еще можно сделать небанально: например в спектакле Сигарева «Черное молоко» мы с партнером вместо поцелуя сосали чупа-чупс. А в кино — увольте!
Роза Хайруллина, как и я, в состоянии всю площадку разнести, если что-то идет не так. Мы давно знакомы, еще с международного кинофестиваля в Вологде, тогда и подружились. Для меня она космическая, таких больше нет! Вася пригласил ее на мужскую роль — на сотника в свой спектакль «Вий», где я играю Панночку. В «Ольгу» на роль бабушки заманила Розу именно я. Режиссеры с продюсерами искали актрису, но сомневались, что Хайруллина согласится. Я позвала их на наш спектакль в «Табакерку» и говорю ей за кулисами: «Роз, пошли к нам в сериал. Ребята в зале. — Она на кастинги не ходит, поэтому добавила: — Пробу здесь будем делать». Сначала с недоверием отнеслась, потом решила: «С тобой пойду».
Кстати о спектаклях. Сразу несколько московских театров зовут в разные проекты с момента моего переезда. Поиграла в постановке Сигарева в «Табакерке», а постоянная занятость в репертуарном театре — это крюк, который тебя держит. Я не готова к таким обязательствам. Мне важно, чтобы всегда могла сорваться куда угодно. С контрактом в театре это невозможно, а мне необходима свобода.
Не думала, что наш сериал станет мегапопулярным, хотя еще в самом начале проскочила мысль: «А может, и «ТЭФИ» получим...» Сбылось! Но конечно, не задумывалась, что вместе с наградами придет и слава. Не та, что появляется благодаря авторскому кино — уважительная в кругу интеллигенции, а настоящая, народная любовь. Стихия! Когда по всей стране развесили билборды — одна моя голова площадью в километр — испугалась. Это был атас!
Люди на улицах стали узнавать — смущаются, суетятся, даже ревут... Проходила как-то мимо мамы с ребенком, девочка на меня смотрит, а женщина говорит: «Ой, вы же Ольга!» Я ее дочку по макушке погладила — та зарыдала от счастья! Жуть! В «Табакерке» перед спектаклем костюмеры своих детей ведут на «Ольгу» посмотреть — и те тоже ревут. Недавно были с Сигаревым в Центре Мейерхольда, подходит парень с заставкой на телефоне — афишей «Ольги». Сам себе роет яму:
— Это же вы в сериале снимались?
— Нет, — говорю, — не я!
Если захочу — всегда отмажусь. После занавеса Сигарев вздыхает: «Сейчас опять очередь к тебе на улице выстроится!» Из автомобилей мне кричат «Ольга!» — а кто пообразованнее «Яна!» Бывает, целая школа нападет — бегут дети во главе с завучами и можно загреметь с ними часа на два. Бремя популярности!
От неожиданности поначалу не вылезала из темных очков, шапок, капюшонов, а теперь расслабилась, уже и без макияжа соглашаюсь сфоткаться с поклонниками. Сигареву, конечно, это не нравится: приходим куда-нибудь в ресторан, а меня окружают люди, просят автографы и селфи... Вася еле заметно показывает знаками на выход. Уединиться нам уже не так просто, поэтому реже стали выбираться в общественные места. Сигарев меня стебет, поучает: «Ты теперь известная актриса, без макияжа на улицу не выходи! Куда собралась ненакрашенная?»
В Екатеринбург впервые после переезда меня тоже вернула «Ольга» — была там на промоакции сериала. Встретили в аэропорту, ночевала в родном городе в гостинице. Оказывается, они там есть! Позвонила подругам детства: «Девки, приходите ко мне в номер — будете пить шампанское! Поболтаем, повеселимся!» Окунулась в прошлое, вынырнула и окончательно поняла: больше им не живу, я здесь только гостья... У меня новый дом и новая жизнь!
Благодарим мебельный салон «Мебеленд» за помощь в организации съемки.
Статьи по теме:
Свежие комментарии