На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

7дней.ru

105 401 подписчик

Свежие комментарии

  • Татьяна Бут
    Поиск крутых имен? Вы их находите, на этом все и кончается, т.к. их больше нигде не увидешь. Эти таланты должны радо...Поселивший семью ...
  • Анатолий
    Нашёлся бы кто смелый да в жопу его трахнул. За семью он перживает. Вот, к примеру, Расторгуев за семью не переживает...«Не трогайте мою ...
  • Вовладар Даров
    Низкая и никому ненужнаяПредали забвению:...

Олег Белов. Человек-праздник

Игорь хотел, чтобы люди как можно больше смеялись и радовались жизни. Наверное, это давало ему силы...

Игорь Дмитриев Vostock photo

Игорь хотел, чтобы люди как можно больше смеялись и радовались жизни. Наверное, это давало ему силы не унывать самому. Ведь судьба Дмитриева была непростой, за легкостью и праздником скрывались трагедии.

С Игорем Дмитриевым мы познакомились на «Ленфильме» в 1967 году. Я увидел его в буфете и был ошарашен. Казалось, этот человек сошел со старых фотографий дореволюционной поры: одет с иголочки, красив, с безупречными манерами. Но покорял он не только внешностью. Это был сплошной праздник, фейерверк. Шутил, мастерски травил байки, а уж какие устраивал розыгрыши! Ужасно хотелось с ним подружиться, только поначалу я робел.

В Студии киноактера, где я уже состоял, были звезды советского кино: Алексей Баталов, Павел Кадочников, Иннокентий Смоктуновский, Людмила Чурсина, Виктор Чекмарёв. К нам на работу и поступил Игорь Борисович. Перед этим разразился большой скандал — Дмитриева уволили из Театра имени Комиссаржевской за то, что полетел к друзьям в Италию и вернулся не загодя, перед открытием сезона, как требовала дирекция, а день в день, чуть ли не к началу спектакля. Театр был его жизнью, любовью — всем. Что дальше делать, актер не знал и приуныл. На выручку пришел глава «Ленфильма» Илья Киселев, сказал: «Ты же много снимаешься, давай к нам в штат!» Это стало спасением для деятельной и творческой натуры артиста.

Работа сближает, мы проводили много времени вместе. Робость моя прошла, и незаметно из просто приятелей мы стали друзьями. В какой-то момент я обнаружил, что Игорь занимает весомую часть моей жизни. Виделись почти каждый день и могли говорить часами взахлеб. Обсудить было что: от мировой литературы, театра и кинематографа до очередных выкрутасов коллег.

А происходило это примерно так. Звонит Игорь: «Олег, заскочи ко мне, помоги портьеры в химчистку отвезти, они тяжелые». Сказано — сделано, тем более что я всегда водил, а друг нет. Мы погрузили шторы в машину, доехали до химчистки, но как назло там был обеденный перерыв. Решили подождать. На улице весна, солнце, мы прогулялись, снова сели в автомобиль и, что называется, зацепились языками. Проходит час, другой, а нам не остановиться. В итоге когда снова подошли к порогу химчистки, она была закрыта — рабочий день закончился. Домой мы вернулись несолоно хлебавши. Жена Игоря Лариса с неизменной сигаретой в зубах строго на него посмотрела, но потом рассмеялась.

Лариса тоже работала на «Ленфильме» — редактором Первого творческого объединения. В просторной трехкомнатной квартире на Черной речке они жили вчетвером: Игорь с женой и сыном Алешкой и его мама Елена Ильинична Таубер. Об этой женщине стоит рассказать отдельно.

Она задавала тональность, атмосферу дома. Эффектная образованная дама, бывшая балерина. Впрочем, «бывших» в этой профессии не бывает. Мама Игоря до конца дней следила за собой, стильно одевалась, интересовалась всем, что происходило в творческих кругах, и не утрачивала горделивой осанки. Все домашние и друзья семьи звали ее только по имени — Еленой, внук Алешка в том числе.

С Игорем Дмитриевым я познакомился на «Ленфильме», мы дружили долгие годы из архива О. Белова

Маму мой друг боготворил, а папу почти не помнил, хотя это от него он унаследовал свой аристократизм. Говорят, отец Игоря был правнуком Анны Павловны Шерер — той самой, о салоне которой Толстой писал в «Войне и мире». Но родители актера быстро разошлись, отчима в тридцатые арестовали, и он так и не вернулся из лагерей. Зато рядом всегда был дедушка Петр Дмитриев, кавалерист. Он научил внука сидеть в седле, что потом очень пригодилось на съемках.

Мама бывала на всех премьерах сына в Доме кино. Помню, как она нарядная гордо сидела в первом ряду, когда показывали «Сильву». Дмитриев сыграл князя Леопольда, и эту роль еще долго обсуждали всей семьей. Забегая вперед, скажу, что когда с Еленой случился удар, друг от нее почти не отходил. Только и слышал от него родное имя. Но мама так и не оправилась, ее не стало в 1984 году. После похорон Игорь рыдал у могилы на Серафимовском кладбище. Маму опустили в землю рядом с бабушкой. На мраморной плите были высечены их имена, и оставалось еще одно пустое место. Игорь обнял плиту и прошептал: «Олег, дай мне слово, ты проследишь за тем, чтобы здесь было написано Игорь Дмитриев».

Жена Лариса была полной противоположностью и Игорю, и его маме. Земная, очень спокойная. Как рассказывал мне друг, их браку не предшествовали долгие ухаживания и романтические переживания. Будущая супруга училась с актером в одном классе. Они продолжали дружить и после выпускного, однажды вместе отправились гулять в парк. Зашли в тир, стреляла Лариса очень хорошо: попала раз, другой, третий.

— Ты так прицеливаешься, будто от этого судьба зависит, — решил подначить подругу Игорь.

— Может и зависит.

— Тогда если попадешь вон в те три мишени, я на тебе женюсь!

— Ну держись, сам сказал.

Мишени были движущимися, сложными, но девушка выбила их все. Игорь сдержал слово: вскоре они пошли в ЗАГС, потом родился Алешка.

Ребенок рос на моих глазах и всегда был личностью. Игорь мечтал увлечь сына спортом, купил ему теннисную ракетку, но интереса к игре Дмитриев-младший не проявил. Леша был худеньким, болезненным — какие там соревнования и победы. От школы он тоже не пришел в восторг. Помню, заехал на Черную речку в день, когда мальчишка пошел в первый класс. Конечно же, Дмитриевы решили устроить семейный праздник, накрыли стол, ждут виновника торжества.

И вот новоявленный ученик вернулся домой. Вокруг охи-ахи, цветы.

— Алешенька, мы тебя поздравляем!

Мальчишка мрачно на всех посмотрел, не понимая, что они празднуют. Вздохнул, молча отправился в гостиную. Подошел к окну, долго с тоской смотрел во двор, где его младшие друзья бегали и играли.

— Ну что ты молчишь, — не унимались домашние, — расскажи, как тебе первый день учебы? Как школа?

— Настроение у меня дерьмо.

Тем не менее Лешка хорошо окончил школу и поступил в Ленинградский государственный университет. Но о его судьбе расскажу позднее.

...Моя семейная жизнь в то время была бурной, я несколько раз женился и разводился. А в период «межженья» (это слово придумал наш приятель актер Миша Козаков) приходил к Игорю: «Можно я у вас поживу недельку, пока моя личная жизнь устаканится?» Лариса кивала, мне выделяли диван в гостиной. Порой «неделька» затягивалась. Так что когда вечером Дмитриев возвращался с компанией, его жена представляла меня: «А это Олег, наш долгожитель».

Игорь боготворил свою мать Елену Ильиничну из архива И. Дмитриева

Проживая в этом доме, я наблюдал, как устроен их быт. Игорь из всего делал спектакль, демонстрировал, что он хозяйственный мужчина. В выходной надевал фартук, шел на кухню и торжественно заявлял: «Сейчас я приготовлю к чаю шарлотку. Лучше меня ее никто не делает!» У него была специальная форма для выпечки, он тщательно резал яблоки и посыпал пирог сахарной пудрой. Действительно получалось очень вкусно. Но кроме шарлотки друг ничего не умел. Елена и Лариса тоже не были образцовыми кулинарками. Жена Игоря иногда готовила обед, делала на завтрак бутерброды, но не скажу, что получала от этого удовольствие. К ним приходила помощница по хозяйству, стряпала и убирала в основном она.

Однако это никому не мешало радоваться жизни. После десяти вечера дом оживал. В гостиной всегда было шумно, накрывали стол, собиралась компания. Этот праздник создавал Игорь. А как он отмечал дни рождения! Умел держать аудиторию. Каждый гость чувствовал его внимание и был обласкан.

Мне запомнилось пятидесятилетие друга. Мы сидели на крыше ресторана гостиницы «Европейская». А над нами, под прозрачным куполом — небо.

В Доме актера неизменно праздновался старый Новый год, и Игорь говорил нетривиальные тосты. Он умел сделать так, что все смеялись до слез, забывали о своих проблемах. Как я уже говорил, если друг не устроил какой-нибудь розыгрыш, считал, что день прошел зря.

Проделки Игоря были виртуозными! Как-то позвонил ему, трубку взял Алешка и говорит: «Немедленно приезжай, у нас интересная компания». Приехал: накрыт стол, среди друзей-товарищей сидит красивая полная негритянка в умопомрачительном ярком платье. С ней девочка лет четырнадцати — дочь.

Негритянка говорит тост на чистом английском языке, а Игорь отзывает меня в сторонку и шепчет: «Эта женщина — продюсер из Африки. Она ищет героев для новой картины. Меня пригласила уже, но ей еще нужен актер с русопятой внешностью и чтобы на гармошке играл. Я тебя порекомендовал». Я приосанился, перья распустил, стараюсь обратить на себя внимание. Чтобы вызвать симпатию у продюсера, повернулся к девочке. Стал расспрашивать об учебе, о жизни в США. Алешка переводит.

Девчонка тихо отвечает про Америку, краснеет и глаза почему-то в сторону отводит. А я все продолжаю тамадить. «Давайте, — говорю, — выпьем за наших детей!» Балагурю, байки травлю, Игорь жестом показывает: мол, молодец. Выпили рюмку, вторую, третью... И тут я уж совсем вошел в раж: запел и сбацал «Камаринскую», благо начинал карьеру в плясовой группе Сибирского народного хора. Да и на гармошке играть умею, а еще на гитаре. «Теперь-то точно возьмут на роль!» — думаю.

Американская гостья встает сказать тост, все замолкают. И тут она неожиданно изъясняется по-русски: «Как я рада, что познакомилась с Игорем Борисовичем, попала к нему в дом и пообщалась с его друзьями, прекрасными актерами. Я хорошо знаю русский язык, потому что родилась в СССР...» Немая сцена! Гости тоже были не в курсе, что это не продюсер, а приятельница Дмитриева и Игорь все подстроил.

История имеет продолжение. Спустя двадцать лет я приехал на Первый канал на съемки передачи. Говорили об ушедших друзьях-актерах, вспоминали Сашу Демьяненко. А расспрашивала меня темнокожая ведущая, очень популярная тогда Елена Ханга. В какой-то момент я ее узнал — это была та самая девочка, мама которой изображала продюсера. Лена меня тоже узнала, оказалось, она помнит и тот вечер, и розыгрыш. Мы долго с ней хохотали.

Дмитриев и Быстрицкая в картине «Тихий Дон» киностудия им. Горького

Вот еще шутка из репертуара Игоря. Однажды мне звонит диспетчер с «Ленфильма»: «Олег Александрович, вам письмо пришло из Чехословакии». Приезжаю. Действительно в актерском отделе мне отдают конверт с иностранной маркой, адрес написан на чешском языке. В конверте открытка, на которой изображен автомобиль «Шкода». А текст напечатан по-русски на машинке: «Уважаемый Олег Александрович. Наша фирма с удовольствием участвует в ваших заботах. Мы узнали, что вы хотите купить машину, и предлагаем обратить внимание на нашу последнюю модель. Пожалуйста, сообщите, если она вам понравится. Вы должны знать, что мы всегда придем к вам на помощь. Звоните нам!»

Дальше адрес и номер телефона. Я радостно потираю руки — вот это удача! В то время чтобы купить советский автомобиль, нужно было стоять в очереди, а уж зарубежный — вообще недостижимая мечта. И вдруг вижу внизу приписку: «Следите за рукой!»

Поясню: последнее выражение культурно заменяло в нашей среде неприличный жест ниже пояса, означающий «фиг вам!» Только после этого я понял, что меня разыграли. Конечно, придумал все Игорь. Не поленился попросить кого-то из товарищей, бывших в командировке в Чехословакии, отправить оттуда открытку, чтобы штемпель и марки были настоящими.

Ради хорошего розыгрыша он был готов примчаться на другой конец города. Как-то, помню, мы со Студией киноактера ездили в Германию, давали концерты для летчиков в советских воинских частях — по три в день, перелетали из одной точки в другую. Работали на износ, и когда вернулись, были счастливы, что наконец-то выспимся. Быстро разъехались по домам, все буквально валились с ног. Все, но только не сумасшедший Игорь.

В моей квартире ждали друзья и накрытый стол. Закончилось все глубокой ночью. Лег спать и вдруг услышал стук в окно, живу я на первом этаже. Толком не соображаю, где я и что, вижу за окном Дмитриева: «Ты, гад, спишь?! У нас самолет в девять утра, бригада в сборе, тебя одного нет!» Я спросонья ничего не понял, кинулся надевать брюки и искать рубашку. Жена говорит: «Ты что, с ума сошел? Ты же дома! Какие концерты?!» А Дмитриева уже и след простыл. Как я потом узнал, друг приехал домой на Черную речку, потом прыгнул в такси, добрался до меня, постучал в окно и укатил обратно.

Игорь был непосредственным как ребенок. Однажды мы прилетели на кинофестиваль в Новосибирск. Добрались от аэропорта до Дворца культуры замерзшие и голодные. А все остальные коллеги прибыли на сутки раньше. Фестиваль в разгаре, нас с порога тащат на сцену.

— Секундочку, — говорит Игорь. — А после закрытия банкет будет?

— Конечно, — кивают организаторы и открывают дверь в комнату, где накрыт большой стол.

— Прекрасно! — говорит Дмитриев, подходит к столу и начинает есть. Причем пробует понемногу каждое блюдо.

Все остолбенели — как потом приглашать гостей к початым закускам?

— Не волнуйтесь, — продолжая жевать, уверяет Дмитриев. — Те, кто сюда придет, меня знают. Они не обидятся.

Но на этом дело не кончилось. Выпив рюмку, Игорь раздухарился. На сцене сидели директор «Ленфильма», секретарь парткома студии, редакторы Первого и Второго творческих объединений, режиссеры, актеры. Зал битком, зрители задают вопросы. Дмитриев взял бумагу и ручку: «Сейчас мы напишем каждому из наших по записке, как будто это вопросы из зала».

В «Летучей мыши» Игорь придумал для своего персонажа блестящий актерский ход киностудия им. Горького

Придумывая тексты, ржали как сумасшедшие. Секретарю парткома Иде Румянцевой написали: «Как политработник скажите, кто талантливее — партийные или беспартийные актеры?» И она на полном серьезе начала что-то отвечать. Режиссеру Лёне Квинихидзе, который только что отрастил усы, пришла такая записка: «Нам нравятся ваши картины. И еще мы рады тому, что перед поездкой на фестиваль вы решили отпустить усы, чтобы легкомысленность вашего внешнего вида не влияла на впечатление зрителей от ваших прекрасных работ». Купились все! И с серьезным видом отвечали какую-то чушь. А мы с Игорем веселились за кулисами. Когда очередь дошла до Иннокентия Смоктуновского, Дмитриев не выдержал и раскололся. Все поняли, что их надули, и после закрытия занавеса погнались за нами. А мы сели в такси и улизнули в аэропорт, так и не выйдя на сцену.

Шутки продолжались и на киноплощадке. В «Летучей мыши» была сцена, где гости разъезжаются после бала. Снимали это в Петропавловской крепости. Стоят две запряженные кареты, толпится бомонд: дамы в кринолинах, мужчины во фраках. Кареты вот-вот должны тронуться, оператор командует «Поехали!» И тут конфуз, снимать нельзя: жеребец задумался о любви, проснулось его мужское естество и это оказалось в кадре. Ждали-ждали, фантазии коня прошли, камера заработала. Только кареты поехали, все опять повторилось, и так несколько раз. Время уходит, все нервничают, режиссер Ян Фрид мрачнеет. И тут выбегает Игорь, кричит директору картины:

— Сделайте же что-нибудь!

— Да что мы можем сделать?! — разводит руками тот.

— Безобразие! Вы должны были подготовиться к съемке. В конце концов, гримеры есть на площадке?

— Есть. Но чем они могут помочь?

— А вот пусть возьмут и все там у коня загримируют!

Что было со съемочной группой — не передать. Все рыдали от хохота. Конечно, эту мизансцену Дмитриев отрепетировал в голове за несколько минут, для того чтобы повеселить приунывших товарищей. Ему не нравилось, когда кинопроизводство превращалось в мучительный и долгий процесс.

В этом же фильме он придумал блестящий актерский ход. Игорь играл директора тюрьмы, персонаж выглядел чудаковатым, а для пущей комичности друг начал присвистывать в конце фразы: «Дайте мне, пожалуйста, чашечку ко-фю-ю-ю!» Это «ко-фю-ю-ю» он повторял на все лады на моих глазах.

Кстати, в жизни он не грассировал, но овладел картавостью на французский манер в совершенстве, сделал ее своей фишкой. Поэтому его герои мгновенно запоминались. Игорь мог часами оттачивать грассирование перед зеркалом.

К профессии друг относился фанатично. В фильме «Прощание с Петербургом» его персонаж, великий князь, играет на виолончели. Игорь потребовал у режиссера Яна Фрида выписать виолончель и забрал ее домой, чтобы «ощутить инструмент». Мало того, Дмитриев брал уроки игры и нашел пьесу, которая звучит в кадре. Он разучил ее, чтобы точно попадать в аппликатуру. Когда настал черед музыкальной сцены, оператор выдал:

— Не волнуйся, Игорь, я сниму тебя за игрой так, чтобы рук было не видно... — он-то не знал, сколько друг затратил труда.

Игорь обожал розыгрыши И. Гневашев/East News

— Как это «не видно»?! — побагровел актер. — Ты крупным планом снимай!

Так и поступили, и в кадре остались настоящие руки Дмитриева, держащие смычок. И аппликатура точна, комар носа не подточит. А ведь мог бы плюнуть и попросить сыграть дублера, как делали многие.

Сергея Герасимова, подбиравшего актеров для «Тихого Дона», Игорь сразил наповал. Друг очень хотел сыграть дворянина Листницкого, соблазнившего Аксинью. Этой ролью он просто бредил, но было много других претендентов. И вот приходит Дмитриев на беседу с режиссером. Тот ему один вопрос задает, другой...

«Сергей Аполлинариевич, — вдруг перебивает его Игорь, — хочу пройтись по фактическому материалу. В каком пенсне Листницкий должен быть в этой сцене? Мне же нужно готовиться к съемке».

Дмитриев выложил на стол пять разных пенсне, которые неделю разыскивал по комиссионкам, блошиным рынкам, и все их купил. Герасимов с интересом включился в обсуждение, пенсне стали примерять. Конечно, режиссеру уже ничего не оставалось, как взять на роль Игоря. Мой друг просто не дал ему шансов отказать.

Сергей Аполлинариевич не пожалел о своем выборе, ведь сложнейшую сцену соблазнения Аксиньи Листницким Дмитриев сыграл очень правдоподобно. Он ответил на вопрос, почему эта женщина, потерявшая ребенка и любящая мужа, отдается другому. Нашел психологические струны, ниточки, за которые дергал его герой, чтобы сделать Аксинью своей. Он не был неточным ни в одной сцене. Друг обладал совершенным актерским чутьем, он везде искал какую-то изюминку, акцент.

В фильме о Шерлоке Холмсе Игорь сыграл инспектора Грегсона. Прочитав сценарий, предложил: «Пусть мой герой хромает». Режиссер Игорь Масленников согласился, Дмитриев отправился к мастеру по ремонту обуви и попросил, чтобы на один ботинок набили каблук, который гораздо выше, чем на втором. Благодаря этой выдумке хромота получилась натуралистичной.

Или взять хотя бы фильм «Макар-следопыт» Николая Ковальского. Прошел он незаметно, не вызвав восторга у зрителей и критиков, но героя Дмитриева, офицера Антанты, запомнили все. Этот английский инженер какое-то время живет в деревне. Он педант, элита. И вот Игорь с обнаженным торсом выходит на крыльцо хаты, на нем характерные заграничные панталоны и тапочки. Делает зарядку, разминается. Вроде сцена как сцена — ничего не добавишь, а друг придумал. Когда герой завершает моцион и поворачивается спиной, у него поверх панталон торчит огромный пистолет. Это выглядит очень комично, зрители хохотали.

Игорь хотел, чтобы люди как можно больше смеялись и радовались жизни. Наверное, это давало ему силы не унывать самому. Ведь судьба Дмитриева была непростой, за легкостью и праздником скрывались трагедии. Кроме увольнения из театра, в который он не мог вернуться долгих семнадцать лет, в какой-то момент друг остался в одиночестве. Сначала уехал за границу Алешка. Да как уехал! Вслед за ним — Лариса. Во времена СССР родственников невозвращенцев травили.

Я говорил, что Алешка учился в ЛГУ. Хорошо знал французский и английский, но специализацией выбрал индийский язык, телугу. После третьего курса Дмитриева-младшего на месяц отправили в Индию на стажировку. И он там потерялся, как в воду канул. Игоря начали прессовать, таскать по инстанциям.

Виделись почти каждый день и могли говорить часами. Обсудить было что: от мировой литературы до очередных выкрутасов коллег из архива О. Белова

Сначала названивали из университета:

— Где ваш сын? Он вчера должен был прилететь и не прилетел!

— Не знаю, не я же его туда отправлял. Вы послали, вы и ищите.

Потом Игоря стали допрашивать в КГБ. Но он ничего не мог сказать. Действительно не знал о планах сына остаться и понятия не имел, где искать парня.

Как через годы рассказал сам Алешка, решение не возвращаться на родину он принял спонтанно и остался в Индии с прицелом перебраться в Америку. В итоге все получилось: фиктивно женился на американке, сделал себе гражданство, потом благополучно развелся.

А друг на тот момент не знал, жив ли его сын вообще. Пропал, и все! Мало ли — убили и закопали. После двух месяцев допросов и полного неведения у Дмитриева случился нервный срыв. Не из-за страха за свою карьеру и налаженную жизнь, актер боялся, что больше никогда не увидит единственного ребенка и даже не сможет его похоронить. Лариса тоже сходила с ума, пока вдруг не случилось чудо.

Наша общая подруга Люда Чурсина привезла от Алешки весточку. Она была на кинофестивале в Индии, и Дмитриев-младший как-то ее нашел, сумел встретиться, чтобы передать отцу и матери, что жив-здоров. Игорь увиделся с сыном только после того, как развалился СССР и границы открылись. К тому моменту тот женился уже во второй раз, у него росли две чудесные девочки — Полина и Дора. Леша и сейчас живет в США.

Лариса в перестройку приняла решение уехать к сыну, и для Игоря это тоже стало ударом. Ведь жена была опорой для моего ранимого, творческого друга. Она вытащила его из депрессии, когда тот потерял театр. Игорь метался и считал, что жизнь закончена. Супруга приносила ему сценарии фильмов, советовалась, вовлекала в свои дела. Наверное, без этого актер бы зачах. Кстати, развод они так и не оформили. Игорь постоянно переписывался и перезванивался с Ларисой. Она умерла в США на десять лет раньше него. Эту потерю актер пережил с трудом. Так же тяжело он переживал уход каждого друга.

Дружить Игорь умел и помогал всем, кто в этом нуждался: коллегам, соседям, почитателям своего таланта. Расскажу о его милосердии. У Дмитриева была преданная поклонница Лидочка — медработник, евреечка в годах, одинокая интеллигентка. Лидочка обсуждала с ним роли и ходила на спектакли, когда тот вернулся на сцену в Театр комедии имени Акимова. Однажды она заболела, обнаружились серьезные проблемы с ногами, требовалась операция. Игорь отнесся к этому с огромным участием — больше помочь женщине было некому. Он узнал, что поставить Лидочку на ноги могут только в Израиле. И развернул бурную деятельность, каждый день обсуждал эту проблему со мной. В итоге добился того, что женщине сделали визу (во времена СССР это было сложно), нашел деньги, клинику. Но Лидочка никогда не была дальше Петергофа. Что она будет делать одна в чужой стране, не зная языка? Игорь пришел в ужас. Позвонил в Израиль друзьям, взял с них клятву, что Лидочку встретят, помогут. Нашел, где она будет жить, кто ее будет навещать. Поклоннице сделали операцию, она встала на ноги и в итоге осталась за границей. Потом ему звонила, поздравляла со всеми праздниками.

Сын Дмитриева остался за границей из архива И. Дмитриева

Игорь тесно общался с Мишей Шемякиным и тоже помогал ему чем мог. Я знаю, что Мишка уехал за границу в старом полушубке моего друга. Шемякин никогда не забывал старшего товарища, писал ему из-за кордона, присылал эскизы, рассказывал о своей жизни. А когда стал приезжать в Россию, приходил в гости со своей женой Сарой. Игорь рисунки Миши бережно хранил.

Друг когда-то спас меня от голодной смерти. В начале девяностых все рухнуло — ни концертов, ни съемок. Сидим в буфете «Ленфильма». Я плачусь:

— Что же делать? Чем семью кормить?!

А Дмитриев говорит:

— У тебя же золотые руки. И готовишь ты отлично — помню твои пельмени. Анька Самохина с мужем ресторан открыли, так ты ей пельмени и предложи.

Сказано — сделано. Игорь поговорил с Аней, я поехал к ней с пробным вариантом пельменей, получил одобрение и стал поставлять их для ресторана «Поручик Ржевский». Так шесть лет и зарабатывал. А потом открыл свое дело, начал готовить комплексные обеды для одной петербургской компании. Возил им каждый день первое, второе, третье, закуски, сделав из этого спектакль. Вывешивал не меню, а афишу на неделю. Каждое блюдо театрально представлял. Первый звонок — все рассаживаются, второй — приступают к обеду. Если блюда нравились, «зрители» награждали меня аплодисментами, кричали бис и браво, я выходил и раскланивался. (Особенно аплодировали солянке и беляшам.) Так с легкой руки друга попал в кулинарный бизнес.

У меня есть перстень Игоря с японскими иероглифами, это история еще одних трогательных дружеских отношений. Дмитриев перстень не снимал до конца жизни. Подарила его моя крестная Риточка. Она была влюблена в талант Игоря, романа у них не случилось, скорее это был союз душ. Часто говорили по телефону, переписывались, когда появлялась возможность, встречались.

Риточка жила в столице, но в какой-то момент на несколько лет отправилась с супругом в Японию. Игорь по ней скучал. И вот нам предложили творческие вечера во Владивостоке, откуда до Страны восходящего солнца подать рукой. Прилетели, идем по набережной, гуляем. Дмитриев вдруг придумал: «Пошли на главпочтамт, отправим Рите телеграмму». Адрес-то ее в Японии мы знали. Два идиота сочинили текст: «Прибыли во Владивосток. Теперь каждый день в 11.47 по Гринвичу будем стоять на берегу и смотреть в твою сторону. Выходи». Мы не подумали, как может повлиять наша глупая шутка на жизнь Риточкиной семьи за границей.

Вернувшись из Японии, Риточка вручила другу кулон с иероглифами. Дмитриев пошел к ювелиру, добавил золота и заказал перстень, впаяв в него этот подарок. После того как Игоря не стало, его сын отдал перстень мне. Я долго не знал, что означают иероглифы. Потом спросил у знакомых японцев, оказалось «счастье».

...Мы дружили всю жизнь, ссорились редко. Только два повода приводили к глобальным конфликтам. Первый — мои вечные опоздания, второй — его «дачные радости». Опаздывал я феноменально, порой на полчаса. Мне это было до лампочки, а Игоря приводило в бешенство. Он начинал кричать с порога:

— Если ты сказал, что придешь в три, почему не пришел ровно в три?!

Жена также перебралась в США из архива И. Дмитриева

— Тебе какое дело? Ну что эти пятнадцать минут сыграют? Чем ты таким важным занят?!

— Суть не в том, что я занят, а в том, что ты не ценишь мое время. Сказал в три, значит, должен прийти в три. Иначе я буду считать, что ты наплевательски ко мне относишься!

Сам Дмитриев был педантом и никогда не опаздывал ни на секунду. Только спустя лет двадцать ему удалось меня переделать.

Раздражал подчас и его казавшийся мне порой неуместным аристократизм. Приехали однажды, помню, ко мне на дачу. Друг достает бутылку шампанского.

— Сейчас принесу кружки, — суечусь я.

— Не надо никаких кружек! — взрывается Дмитриев. — У тебя в шкафу стоит хорошая посуда. Неси хрустальные фужеры!

Тогда я фыркал, возмущался. И лишь со временем понял, как он прав. Эти мелочи тоже создают праздник, радость.

Игорь научил меня, провинциального парня, жить со вкусом и красотой. Сам он был большим франтом, даже дома невозможно было представить друга в трениках. Он всегда что-то придумывал: подбирал шейные платки, галстуки, любил запонки. Перед выходом в свет обязательно по театральной привычке припудривался, чтобы лицо не блестело.

Дача тоже была постоянным яблоком раздора. У Игоря она была крошечной, землю когда-то дали работникам «Ленфильма». Не земля — сплошное недоразумение, просто болото. Игорь был ужасно непрактичным: нанял рабочих, те кое-как сколотили ему небольшой деревянный домик. Но ведь этого мало, чтобы хоть что-то росло, нужно было удобрять участок, привезти туда песок и хороший чернозем, что я и посоветовал Игорю. Тот лишь отшутился: «Я договорюсь с соседней воинской частью, чтобы утром старшина водил своих солдат на мой участок удобрять его!»

В этом был весь Дмитриев. Он долго со мной спорил, но потом решил последовать совету. Воинская часть в итоге пригодилась. Солдаты действительно помогли — привезли ему песок и землю.

На участке он тут же входил в образ: надевал «дачную» шляпу, сапоги, куртку... Это было ужасно трогательно. Но выращивать овощи и фрукты столичный житель не умел. Я старался помочь, давал ценные указания. В ответ на это Игорь упирался: он, мол, знает лучше!

И вот с грядки в очередной раз неслось:

— Олег, почему ты решил собрать эту клубнику немедленно? Зачем ты меня подгоняешь? К чему такая спешка?

— Потому что она завтра будет переспелой. Конечно, ты ее съешь, но я хочу, чтобы ты получил больше удовольствия. Я же понимаю в клубнике!

— Но это не значит, что ты можешь мной помыкать! Я не обязан делать как ты сказал.

— Игорь, я много от тебя почерпнул, ты звезда экрана, но в клубнике ничего не смыслишь!

Он дулся минут десять, потом отходил, соглашался. Покончив с клубникой, мы отправлялись к цветам, которые друг обожал. У него росли махровая сирень, пионы, георгины, астры. Любимому актеру помогали садоводы, иначе Игорь все загубил бы. Но он искренне не понимал, что делает не так, и удивлялся, когда очередная посадка зачахла.

— Ты можешь подарить мне какой-нибудь куст, чтобы он красиво цвел? — просил друг.

— Да пожалуйста!

Выкопал черноплодную рябину, привез ему.

Игорь увиделся с сыном после того, как развалился СССР. К тому моменту сын женился второй раз, у него росли две девочки — Полина и Дора М.Штейнбок/7 Дней

— Хорошо, я посажу.

Звонит через месяц: «Что ж ты мне рябину пожалел! Не от души подарил, она не принялась».

Апогеем его оторванности от земли стала история с «диковинным цветком». В очередной раз вернувшись с дачи, друг восторженно сообщил:

— Я у нас на помойке нашел удивительное растение! Такое красивое! Выкопаю его и на участке посажу.

— Что за растение?

— Не знаю, как называется. Приедешь — посмотришь.

Через пару дней я приехал. Он повел меня к помойным ящикам за дачным поселком. Это был борщевик — страшный сорняк, с которым дачники отчаянно борются и не могут избавиться от него годами. Слава богу, посадить его Игорь не успел.

Дача была его отрадой и убежищем. Когда уехала Лариса, Дмитриев не любил оставаться дома один. Ведь друзья приходили уже не так часто: одних не стало, у других свои дела, дети, внуки, заботы. Игорю было одиноко в четырех стенах, и наверное, его зрелые годы были бы несчастливыми, если бы Бог не послал ему Виталия.

Я в очередной раз зашел к другу в гости и увидел молодого парня. «Это мой племянник», — представил его Игорь. Племянник был двоюродным или троюродным, в общем — седьмая вода на киселе. Он нашел дядю, когда тот был на гастролях в Северодвинске, а Виталий служил там в армии. Юношей он был способным, до службы учился в театральном училище на Урале и работал в местном театре.

Дмитриев перевез племянника к себе, помог окончить театроведческие курсы, и Виталий стал его опорой. Быт и практические вопросы полностью взял на себя. Он прекрасно готовил, держал в чистоте квартиру, помогал моему другу учить роли, заботился о гардеробе и о том, чтобы актер не переутомлялся. Мне кажется, Виталий его даже избаловал. Помню, Игорь только скажет: «Что-то мы драников давно не ели...» — и блюдо на следующий день появляется на столе.

Думаю, если бы не этот парень, мой друг не прожил бы восемьдесят лет. Алешка был только рад, что отец не одинок, и не ревновал к Виталию. Племянник помог Игорю преодолеть первый инсульт и был рядом после второго. Он и Леше помогал во всем, когда тот прилетел ухаживать за отцом.

Выписавшись из больницы, Дмитриев говорил очень медленно и страшно из-за этого переживал. Виталий заставлял его тренироваться, писать, читать, но речь восстанавливалась с трудом. Приду, бывало, а Игорь не может толком ничего объяснить, чуть не плачет. «Да ты не спеши, — успокаивал я, — сначала построй фразу у себя в голове, потом потихоньку ее произноси. И все будет получаться». Действительно, это помогало.

Игорь перестал работать только за год до своего ухода. А до этого играл в театре, сделал несколько поэтических программ, снимался. Так решил Господь, что уже заболев, он не потерял ум и не сдал позиций. Всегда шикарно выглядел, был открыт для людей. Перед инсультом репетировал в Москве антрепризный спектакль со Светой Крючковой. Но сыграть в постановке он не смог, Дмитриеву в какой-то момент стало совсем плохо. Его последний день рождения отмечали вчетвером: Света, Игорь, я и Виталий. Выпивали, болтали о пустяках, много смеялись.

Игорь перестал работать только за год до своего ухода. Так решил Господь, что уже заболев, он не потерял ум и не сдал позиций М.Штейнбок/7 Дней

Жалею лишь об одном — что не уговорил его дать интервью. К Игорю после инсульта просилась съемочная бригада с телевидения. Он наотрез отказался, стеснялся своей речи. Решение поддержал и Виталий, а я не смог их переубедить. Предлагал: «Давай я буду помогать за кадром, если что-то не сможешь сказать, подхвачу». Но он не хотел выглядеть беспомощным. В общем, съемка так и не состоялась. Это было незадолго до моего последнего прихода к другу в гости восемнадцатого ноября 2007 года, а двадцать пятого января его не стало.

Прощаться с Дмитриевым пришел в Театр комедии. Гроб стоял прямо на сцене. Я подождал, когда толпа схлынула, и оказался с Игорем один на один. Смотрел на него, красивого, спокойного, пытался запомнить родное лицо. Но до конца все равно не верил, что его больше нет. В голове крутилась глупая фраза: «Игорь, встань!» На меня накатило отчаяние. Неподалеку стоял Виталий и рыдал, после смерти дяди его тоже вскоре не стало. Похоронили Дмитриева на Серафимовском кладбище, как он и завещал, рядом с мамой и бабушкой.

Наша дружба продлилась сорок один год, но Игорь и сейчас со мной. На память о нем Алешка подарил мне не только перстень. Я забрал несколько рубашек, брюки и свитер и бережно их храню, а весь остальной гардероб сын друга отвез на «Ленфильм». У меня цела афиша, которую я сделал к очередному юбилею Игоря, фотографии, стихи и книга с дарственной надписью: «Олег, спасибо за то, что ты был, есть и будешь». Но главное — со мной то ощущение праздника, которое умел создать Дмитриев. Когда я вспоминаю друга, оно возвращается.

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх