Владимир Финогеев: Перевал Федотова

«Павел Андреевич Федотов прожил мало — 37 лет. Родился в 1815 году, умер в 1852-м. Рассказывают,...

«Павел Андреевич Федотов прожил мало — 37 лет. Родился в 1815 году, умер в 1852-м. Рассказывают, что он был очень энергичным, деятельным, с большим чувством юмора. В бедности, в холоде работал, творил, созидал. В 1848 году приходит успех. Он выбирается из полуголодного существования, за копии картин получает приличные деньги. В 1851 году он начал работу «Вдовушка», закончил в ­1852-м. На картине изображена молодая беременная вдова. Муж, скончавшись, оставил ее без средств и с долгами. Кредиторы приказали описать имущество, выселить из квартиры. Обрати внимание: она стоит, опершись о комод. На нем, рядом с иконой Христа, находится портрет в золотой раме. Это ее покойный муж. Искусствоведы разглядели в лице умершего черты самого Федотова. Весной 1852 года Федотов сходит с ума, попадает в психиатрическую лечебницу в Петербурге и в ноябре умирает. Тебе не кажется, что, желая пошутить, поместив свое лицо вместо мужа вдовы, он зашел далеко? Судьба свыше отвечала: «Что ж, ты этого хочешь? Получи!» Любой здравомыслящий гражданин того века посчитал бы сумасшествием изобразить самого себя в покойнике. Сумасшествие и настигло Федотова. Приметам надо доверять. Помнишь, Александр Сергеевич собрался из Михайловского в Петербург накануне восстания декабристов в 1825 году? Выехал — дорогу перебегает заяц. Пушкин встревожился. Едет дальше, второй заяц бросается под лошадь. Пушкин заколебался. Наконец, навстречу идет священник. Пушкин поворачивает и возвращается. Это спасло его от каторги. Помнишь, что он ответил Николаю I на вопрос, где бы он был в момент бунта, если бы был в Петербурге? Короче говоря, не надо беду кликать». — Закончив, Слава вперил в меня грозный взгляд. «Тут у тебя богатый замес получился. Давай по слоям разбираться. Неужели ты полагаешь, что судьба — некая самоуправная тетка, которая придирается ко всякому чиху? Посмотри, как определяется судьба у Ожегова: 1. стечение обстоятельств, не зависящих от воли человека; 2. доля, участь; 3. история существования кого- или чего-нибудь; 4. будущее, то, что случится. Да и у Даля ты не найдешь никаких теток». — «Даль, Даль, — нараспев повторял Слава, перебирая пальцами в смартфоне: — Вот и Даль: судьба, — я же помню, там что-то не вписывалось в твою механическую схему, — вот: судьба — жребий, предопределение, пути провидения, что суждено. Что, по-твоему, предопределение? Не нравится «судьба», возьмем высшие силы». — «А что это меняет? Ты делаешь высшим силам плохую услугу. Ты им, по сути, вменяешь уголовное поведение. Наказание из произвола: не нравишься ты мне — на тебе! За что? Где состав преступления? Ведь речь идет не о реальной ситуации, где Федотов оскорбил усопшего человека, это искусство, воображаемая ситуация, ничья честь не задета. Все это недостойно высших сил. Если, конечно, они высшие, кстати, кого ты туда записал? Если ангелы, то это духи служебные, без собственной воли, они волю Божию проводят. Что же, Бог несправедлив?» — «Бог справедлив, — кивнул Слава. — И с юмором у Бога все в порядке. Он отличит шутку от греха. Но это не шутка, не глумление и не грех. Федотов с портрета взирает на вдову, это его способ быть рядом, проявить сочувствие. Он лично присутствует в ткани произведения своим сердцем и именно в образе мужа, потому что муж любил жену. Но муж умер, а Федотов жив, он здесь и сейчас. Это величайшая находка художника! Высшие силы, если они таковы, поймут это. Но в любом случае им запрещено изменять ход человеческих событий. Бог не вмешивается в жизнь людей, и своим помощникам запретил. Я уже объяснял: Он дал свободу. Если бы Бог управлял, то пришлось бы отобрать у человека сначала свободу, а с нею сознание, то есть волю, память, его «я». Остался бы Бог и управляемые автоматы. У людей ложные идеи о Боге: почему не спас, не отвратил войну и прочие претензии. Эти идеи приводят к безбожию, это я Бердяева цитирую. Апостол Иаков, брат Христа, написал в Соборном послании: «В искушении никто не говори: «Бог меня искушает», потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть». — «Но ведь Федотов вскоре умер, что ты скажешь?» — «Тут просто. Федотов был уже болен, помешательство, как правило, наследственная болезнь. Еще пишут, что он истощил себя непосильной работой и в итоге умер от инфаркта или инсульта. Инфаркт или инсульт неожиданны только на макро­уровне — раз, и все. Но на микроуровне процессы подготовки этих ударов протекают годы, как и переход от скрытого сумасшествия в явну ю фазу. Весной 1852-го, когда художник заканчивал картину, эти процессы-тенденции к выраженным формам нарушений психики и последующей смерти уже имелись. Они подтолкнули его создать «Вдовушку» и изобразить свое лицо вместо усопшего. Но это нижняя, неосознанная часть айс­берга. Верхняя — это сознательный акт вживания автора в искусство как действующего лица, не в нашем времени, а во времени самого произведения». — «Ты объявляешь приметы недействительными? Но ведь ты утверждал обратное?» — «Хирологически ответ прост. Надо сделать биометрическое исследование системы самосохранения. Если есть нарушения, которые могут привести к гибели, то приметы предупреждают о приближении исхода. И просят: измените поведение, товарищ, но если гибели нет на руке, хоть тресни от примет, ничего не произойдет. Ближайший пример — актеры, снимающиеся как усопшие. Приметой будет не то, что они снимаются в роли покойников, а то, как часто им это предлагают. Именно частота приглашений есть предупреждение: сходите к врачу. Врач найдет и вылечит. Но врач не обнаружит будущей случайной травмы или гибели, тут и надо делать биометрию руки. Нет признаков смерти на руке — хоть каждый день снимайся в гробу, ничего не произойдет. А если есть, то — да, можно чуть раскачать лодку и умереть на день раньше. На день! Но не более. И повторяю, если биометрия обнаружит гибельную случайность, это излечимо, поскольку это болезни системы самосохранения. Федотов во «Вдовушке» вырвался за пределы привычного. Он сказал нам: не надо ничего бояться. Мы продолжим: надо меняться и жить дальше».