«У Рязанова папа очень хотел сниматься, но все как-то не складывалось. В результате роли, которые...
«У Рязанова папа очень хотел сниматься, но все как-то не складывалось. В результате роли, которые Эльдар Александрович предлагал папе, сыграли Белов, Ефремов, Бурков и Гафт. А от съемок в «Карнавальной ночи» папа отказался сам. Для Рязанова это был дебют в художественном кино, его еще никто не знал как режиссера, а роль электрика Гриши папу не вдохновила», — рассказывает дочь Анатолия Кузнецова Ирина.
Весь Советский Союз полюбил Анатолия Кузнецова как товарища Сухова из «Белого солнца пустыни». А ведь ни актера Кузнецова в этом фильме, ни самой картины могло и не быть. Отец хорошо был знаком с одним из авторов сценария — Валентином Ежовым, еще до моего рождения они жили в одном доме. О предстоящей картине он узнал одним из первых, во дворе их общего дома, и сразу получил неофициальное приглашение на главную роль. Но предстояло еще пройти пробы — обязательное условие тех лет. И в это самое время папа ломает ногу. Как он сам рассказывал, это ему помешало полноценно проявить себя на кинопробах. В итоге на «его» роль утвердили Георгия Юматова. Папа расстроился. Но прошло какое-то время, и он получил телеграмму от режиссера Владимира Мотыля, в которой тот просил приехать на съемки. Оказалось, Юматов с кем-то серьезно подрался — у него было повреждено лицо, и в итоге его отстранили от роли. Папа очень переживал эту ситуацию. Он не хотел роли такой ценой — за счет неудачи коллеги. И лишь когда Юматов сам подтвердил, что не сможет играть, Кузнецов согласился.
Съемки «Белого солнца…» проходили в Дагестане, на побережье Каспийского моря, в Туркменистане и в Ленинградской области. При этом картина плохо финансировалась, все силы киностудии тогда были брошены на киноэпопею Юрия Озерова «Освобождение». Когда по завершении съемок рабочий материал «Белого солнца...» привезли в Москву, руководство киностудии осталось очень недовольно. Фильм хотели закрыть, но Министерство финансов отказалось списывать уже затраченные деньги и настояло на продолжении съемок. В сценарий внесли правки, добавили комедийности, изменили концовку и продолжили работу над фильмом. Но и окончательный вариант не удовлетворил киноначальников. И тут случилось чудо: Брежнев, любивший боевики, поинтересовался, нет ли чего-нибудь новенького такого плана. Руководство киностудии пришло в замешательство, из подходящего по жанру был только «истерн» — «Белое солнце пустыни». Этот фильм и отправили на дачу к генсеку. Леонид Ильич пришел в восторг и похвалил министра кинематографии за производство таких фильмов. Благодаря этому все препоны были сняты в один миг, и картина получила «зеленый свет» в прокате. Фильм имел грандиозный успех у зрителей по всему Союзу! И не только — его закупило около 130 стран, во многих из которых папа побывал с премьерой. Более того, эта картина стала талисманом уже для нескольких поколений советских и российских космонавтов. Считается, что просмотр «Белого солнца пустыни» перед стартом — залог успешного полета. Копия фильма есть и на Международной космической станции.
«Я поняла, мой отец — особенный»
«Белое солнце...» вышло на экраны еще до моего рождения. А вот свое шестилетие я встретила в киноэкспедиции в Ялте. Мы там полгода прожили всей семьей, потому что отец снимался у Александра Прошкина в трехсерийном детективе «Частное лицо». У него была главная роль — полковника милиции. Я помню, как в один из дней мы ждали отца со съемок и мама очень нервничала. Он пришел в гостиницу уставший, но довольный. Оказалось, что в этот день снималась сцена погони на горной дороге. Две машины поравнялись на полном ходу, и папа через окно одной вылез на крышу другой, а потом с крыши забрался в салон. И этот трюк он выполнил без дублеров! Мама, естественно, об этом знала и весь день провела на нервах. В такие моменты она старалась не спорить с отцом и вела себя как боевой товарищ: если он решил и это нужно для дела — полностью поддерживала. В этой же картине есть эпизод, где его герой выпрыгивает на ходу из машины и катится по каменистому склону. Перед съемками папа пошутил: «Я выпрыгну из машины сам, вы сможете снять крупный план. Но катиться кубарем с горы не буду — мне придется хотя бы пару лет потренироваться». На склоне уже работал каскадер.
В Ялте, проводив папу на работу, мы с мамой постоянно бродили по городу и окрестностям, ходили в кино. Помню, смотрели фильм «Клеопатра» с Элизабет Тэйлор, в котором Антоний почему-то разговаривал голосом моего отца. И еще «Трюкач» с Питером О’Тулом. В этом фильме главный герой тоже говорил знакомым голосом. Так я впервые узнала, что существует процесс озвучания, перевода и еще много чего увлекательного. Возможно, именно в Ялте я поняла, что мой отец — не совсем обычный человек. Как-то мы вместе отправились на набережную, его вмиг окружила толпа, и мне показалось, что он в ней вот-вот исчезнет. Но папа всем доброжелательно отвечал, давал автографы, жал руку и никому не отказывал во внимании. И я поняла, что сейчас мне надо просто подождать. И что это все — часть работы актера. Отец мог быть неделями в киноэкспедиции, а потом несколько дней подряд провести с нами дома — это для меня было в порядке вещей. Наоборот, мне казалось странным, когда люди работают с девяти до шести…
Во время съемок «Частного лица» мы жили в гостинице «Ялта» — это был отдельный мир, потому что полгостиницы занимала съемочная группа. Там у меня появился друг Филипп — сын художника-постановщика, мой ровесник. Тогда только вышел советский фильм «Д’Артаньян и три мушкетера», и мы с Филиппом оба были под большим впечатлением от него. Как-то я сижу в номере, стук в дверь, открываю, стоит мой друг в бумажной мушкетерской шляпе с пером, в кружевном жабо тоже из бумаги и со шпагой, на кончик которой надета пробка от шампанского. Я аж задохнулась от восторга и зависти. Говорю: «Как здорово, я тоже хочу!» И Филипп отвел меня к волшебницам — гримерам с нашей картины. Я рассчитывала, что из меня сделают мушкетера, специально надела штаны, кроссовки. Но едва мы вошли, раздался возглас: «О, Констанция пришла». В общем, соорудили мне бумажный капюшон, завили локоны, и мы с Филиппом пошли по этажам хвастаться нашими костюмами. Вернулись домой под вечер с трофеями, так как всюду нам дарили сладости и фрукты. Папа с мамой посмеялись: «Молодцы, хорошо поработали!»
«Я никогда не хотел участвовать в интригах»
В моем детстве родители все время дурачились, устраивали мне сюрпризы: разыгрывали какие-то миниатюры, говорили на разные голоса, иногда голосами зверей — однажды я проснулась, а они каркают наподобие вороны из популярного в то время мультфильма. Еще папа очень любил жонглировать — буквально всем, что под руку попадало. Яблоки, помидоры — все крутилось в его руках. Родители любили веселиться и, соответственно, обожали принимать гостей. Помню, как-то раз к нам пришли Лариса Голубкина и Андрей Миронов. Мне было около четырех лет. Я была очень взволнована и почему-то страшно стеснялась. Ушла в другую комнату и сказала: «Мама, а можно он (Андрей) сам сюда зайдет?» — «Хорошо», — сказала мама. И Андрей зашел, галантно протянул руку и сказал: «Здравствуйте, я с вами хочу отдельно поздороваться», — и поцеловал мне руку. Родители потом долго посмеивались над моей важностью в тот момент.
Еще я помню, что у нас постоянно звучала музыка, в доме было пианино. Если папе весело — он играет, если взгрустнется — тоже. Ему нравились джазовые композиции. Иногда услышит где-то мелодию, садится за пианино и начинает ее подбирать, этот процесс с перерывами мог продолжаться несколько дней. У папы был абсолютный слух — от своего отца. Борис Сергеевич Кузнецов пел в Большом театре, у него был очень красивый низкий баритон. Папа и сам после школы поступил в Музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова на вокальное отделение. А там преподавали в том числе и актерское мастерство. Педагог присмотрелся к студенту Кузнецову и сказал: «Знаешь, Толя, ты, конечно, как следует подумай, но мне кажется, что тебе надо идти в театральный институт». И папа внял этому совету, оставил музыкальное училище после двух лет обучения и подал документы в Школу-студию МХАТ и в Щукинское училище. Его приняли в оба института, притом что экзамены отец сдавал очень больным, с температурой 39 — у него было воспаление легких. Он выбрал Школу-студию МХАТ.
А его курс стал звездным: Игорь Кваша, Галина Волчек, Ирина Скобцева, Леонид Броневой. Тогда как раз Ефремов стал репетировать со студентами, создал студию, из которой в конце концов вырос театр «Современник». Моя мама дружила с Галиной Волчек и была свидетелем постоянных разговоров на кухне о новом театре. Допускаю, что и папу звали в «Современник», потому что все его близкие друзья туда устремились. Но у него уже начала успешно складываться карьера в кино. Помню, отец говорил: «Ты знаешь, я как-то никогда не стремился служить в театре — с тревогой ждать распределения ролей, участвовать в интригах». Он был очень независимым по характеру. Хотя, безусловно, киноартисты тоже не свободны в своей профессии, но у папы всегда было достаточно предложений, чтобы позволить себе выбирать роли по душе. И он обладал умением ждать — не терять надежду.
Кузнецова с женой познакомила Галина Волчек
Моя мама, Александра Анатольевна Ляпидевская, по профессии режиссер, училась во ВГИКе у Кулешова и Хохловой. Свою дипломную работу она сняла по рассказу Юрия Нагибина «Цветные сны» — о том, как мальчик видел яркие сны и как его никто не понимал. А в итоге не поняли мою маму… Она попала под хрущевскую кампанию борьбы с формалистами, ее дипломную картину положили на полку. И ей пришлось уйти в документалистику.
Молва гласит, что папа заприметил маму на открытии какой-то выставки. Отец знал, что она дружит с его одногруппницей Галиной Волчек. Вот и попросил Галину устроить им знакомство.
Мама была из очень интересной семьи. Ее отец — первый Герой Советского Союза, генерал-майор авиации Анатолий Ляпидевский. Звание героя он получил за мужество и отвагу, проявленные при спасении легендарной экспедиции челюскинцев. Дед сделал 29 вылетов в феврале над Арктикой, первым обнаружил на льдине людей и вывез 12 женщин и детей. Своего зятя — моего папу — он искренне полюбил. Очень часто они вчетвером — с бабушкой и мамой — садились в машину и ехали куда-нибудь на природу, устраивать пикник. Это была настоящая дружба. Никакого предубеждения против актеров у деда не было. В войну он возглавлял авиационный завод, который эвакуировали в Омск. Туда же была вывезена труппа Вахтанговского театра. Дед подружился с ведущими актерами — Абрикосовым, Гриценко. Теплое общение продолжилось и по возвращении в Москву. В доме Ляпидевских были также частыми гостями Валентина Серова со своим супругом, летчиком-испытателем, и Борис Ливанов. Мой же отец дружил с сыном Бориса Николаевича — Василием Ливановым. При этом моим одноклассником стал сын Василия Борисовича — Боря. Такая вот получилась связь поколений. Дед тоже был очень музыкальным человеком, у него был отменный слух. Они с бабушкой обожали гостей и устраивали изысканные застолья, на которых всегда было много друзей.
К моменту моего появления на свет родителям было сорок с небольшим. Мама сразу оставила работу и стала принадлежать только мне, что, конечно, не могло не развить некоторый детский эгоизм. Зато если папа снимался в теплых краях или в каких-то интересных местах, мы свободно могли поехать с ним. Например, всей семьей мы отправились в Кисловодск на съемки фильма «Песочные часы», режиссером был Сергей Вронский, они с папой дружили. Мне там в голову пришла одна мизансцена, и я робко обратилась со своей идеей к режиссеру: «Мне кажется, что в этой сцене должны падать цветы». Я, по-моему, в третьем классе училась. К моему удивлению, Вронский ответил: «Очень интересную «краску» ты придумала, мы это возьмем». А через несколько дней предложил: «Я придумал для тебя сцену со словами. Будешь сниматься?» Я с радостью согласилась и снялась вместе с папой в эпизоде, там, кстати, и мама тоже в кадре.
На «Песочных часах» едва не случилась беда. В тот день я присутствовала на съемочной площадке, мы создавали массовку. Съемки проходили рядом с горным рестораном. Там было такое традиционное развлечение: на повозках катали отдыхающих. Зачем-то понадобилось отцу с одной точки переехать на другую, и вдруг он сказал: «Ну-ка, я верхом проеду». И на глазах у меня и мамы в своем костюме, совершенно не подходящем для езды верхом, сел на лошадь и ускакал. Его не было достаточно долго. А когда папа вернулся, его лицо было белым. Он рассказал: «На горной дороге лошадь понесла. Чего-то испугалась и стала неуправляемой. Думал — все, сбросит, но потом удалось ее приструнить».
Другой запоминающейся экспедицией стала наша поездка в Чехословакию на съемки фильма «Гордубал», сценарий которого был написан по роману Карела Чапека о крестьянине, который в голодные годы начала ХХ века уезжает на заработки в Америку, оставив дочку с женой в горной деревушке. Режиссером был Ярослав Балик — классик чешского кино. Мы всей семьей какое-то время жили жили в Праге, исколесили Чехию и Словакию. Я за это время даже по-чешски заговорила, совершенно спокойно общалась с местными детьми.
На съемочной площадке я оказалась в самый драматический момент. Гордубал, которого и играл папа, после своих тяжких скитаний возвращается в деревню и видит, что у его жены другой мужчина. И соперники встречаются лицом к лицу. Просто стоят и долго смотрят друг на друга — очень гнетущая сцена... Фильм получился настолько пронзительным, что когда уже взрослой я его посмотрела на специальном кинопоказе в Праге (сопровождала в этой поездке папу), я зарыдала так, что долго не могла остановиться.
К неудачам Кузнецов относился как к удачам
Из-за съемок в этом фильме Анатолий Кузнецов отказался от работы у Эльдара Рязанова. Вообще, к обоюдному сожалению, раз за разом им не удавалось вместе поработать. Первый раз папа отказался от съемок в «Карнавальной ночи». Для Рязанова это был дебют в художественном кино, его еще никто не знал как режиссера, а Кузнецова роль электрика Гриши не вдохновила. Вот если бы Гриша по сценарию пел, как Леночка Крылова, то отец, наверное, заинтересовался бы. Но такого музыкального номера не было предусмотрено. Так что Кузнецов выбрал другую картину, снимавшуюся в то же время, — «Путешествие в молодость», об альпинистах и мужской дружбе. Увидев потом «Карнавальную ночь», папа, конечно, сожалел, что отказался. Зато почти через десять лет он все-таки снялся у Рязанова в фильме «Дайте жалобную книгу» в одной из главных ролей. Сразу получил приглашение в следующий фильм — «Берегись автомобиля». Но роль положительного во всех отношениях следователя отца не заинтересовала, как и роль в другом рязановском фильме — «Старики-разбойники». Эльдар Александрович предлагал сыграть начальника следственного отдела, которого все время настигали «бандитские пули». В итоге его сыграл Георгий Бурков. Зато в «Гараже» роль председателя правления кооператива Кузнецову понравилась, но приглашение на съемки все не поступало, и отец дал согласие сниматься в картине «Гордубал». Рязанов перезвонил буквально через пять минут после этого, но сделать ничего уже было нельзя, Кузнецов дал слово чехам. А председателя правления гаражного кооператива в итоге сыграл Валентин Гафт.
Если говорить о несыгранном, то еще папа жалел, что не снялся в «Осеннем марафоне». На пробах на главного героя Андрея Бузыкина он изобразил типаж нахального плута, который пытается усидеть на двух стульях. А у Басилашвили в этой роли совсем другая тональность, которая оказалась более созвучна замыслу Георгия Данелии. Кузнецов же видел Бузыкина похожим на другого персонажа Басилашвили — Самохвалова в «Служебном романе». В общем, не сложилось…
Я всегда восхищалась тем, как мой отец воспринимает свои неудачи. Почти так же, как удачи, — он считал, что в любом случае для актера это некая веха и опыт, потому что при подготовке проделывается колоссальная внутренняя работа.
Кстати, насчет неудач. Был забавный случай, когда папа чуть не «провалился», выступая перед моими одноклассниками. В годы перестройки в школе стали появляться новые предметы, и наша учительница по истории приглашала по очереди всех родителей, чтобы они нам рассказывали о своих профессиях — что-то вроде профориентации. Дошла очередь и до отца. И он представил моим одноклассникам свой творческий вечер, с которым обычно выступал перед зрителями. А подростки же — сложная публика, циничная, папа к этому не был готов. Потом делился впечатлениями: «Я им «кидаю» одну шутку — не проходит, вторую — опять «стена». Обычно зал в этих местах хохочет, а они не реагируют. Только смотрят на меня, серьезно так…» Но все же ему в какой-то момент удалось завладеть нашим вниманием, и пошло-поехало. Уходя, он сказал: «Ну ладно, чао, бамбини». Вот тут все «грохнули».
В 9-м классе я поехала в Америку «по обмену». Две недели мы жили в американских семьях, ходили в школу в тихом городе Миннеаполисе. Глава семьи, в которой я оказалась, был врач, он уезжал утром на работу на своей машине, а за детьми приезжал желтый автобус, и американская мама давала нам в школу пакетики с ланчем… А потом точно так же «по обмену» к нам в Москву приехал американский мальчик. Он жил у нас, ходил со мной в школу. Мама моя старалась готовить ему на завтрак яичницу, как он любил. Мы ему, конечно, пытались объяснить, что он попал в дом к знаменитому артисту, уровнем и популярностью в России примерно как Джек Николсон в Америке. Но для него было непонятно, как такой знаменитый артист может жить в такой простой квартире. Хотя по советским меркам у нас было прекрасное жилье, трехкомнатное, да еще и в центре. По американским же представлениям это скорее похоже на общежитие.
До определенного возраста я тоже собиралась стать актрисой, планировала поступать в Школу-студию МХАТ. Но когда пришла пора принимать окончательное решение, родители меня посадили перед собой и стали объяснять, что сейчас очень тяжелое время и в актерскую профессию нельзя идти. По своему они были правы, шел 90-й год, кинематограф разваливался, театры закрывались, и было непонятно, к чему мы все придем. Стали думать, куда мне идти. И я выбрала историю искусств в МГУ. Учиться мне ужасно нравилось и родители мной гордились.
В 90-е государственное кино практически перестало существовать. Отец и раньше очень много ездил по стране с творческими вечерами, а в эти годы это стало одним из его основных заработков. Кузнецов ездил даже в колонии строгого режима, откуда привозил удивительные сувениры, сделанные руками заключенных. Например, шахматы, вырезанные из дерева, или ножи с занятными ручками. Папа, кстати, говорил, что зэки — одна из самых интересных аудиторий: «Они такие «острые», такие быстрые на реакцию. Сначала может быть «стена», но потом, когда ты ее пробиваешь и чувствуешь их расположение и реакцию, получаешь необыкновенное удовольствие».
В 1998 году папа попробовал себя в продюсерском деле. С коллегами — Евгением Моргуновым и Сергеем Никоненко — они организовали съемки фильма «Райское яблочко», режиссером и сопродюсером выступил Роман Ершов. В картину они пригласили популярных артистов: Олега Янковского, Наталью Гундареву, Ольгу Волкову, ну и сами, конечно, сыграли. Деньги собирали в прямом смысле с миру по нитке. Обзванивали руководителей заводов, предприятий, рассылали письма компаниям и банкам. Некоторые люди вносили по тысяче-две собственных денег — безвозмездно, просто из любви к актерам. Я тогда заканчивала университет и выполняла при папе функции персонального ассистента. Он мне звонил и говорил, какое письмо или факс кому отправить. И я быстренько все это делала. А мама смеялась, что она запросто могла бы получить зарплату водителя — столько ей пришлось ездить на съемках, выполняя папины поручения. В итоге машина наша пришла в совсем хлипкое состояние. Но усилия были потрачены не зря, картина себя окупила, ее показали по центральным каналам.
На склоне лет папа сделал свою сольную концертную программу — выступал под аккомпанемент замечательных музыкантов отца и сына Клепаловых (балалайка и гитара). Свои творческие вечера он тоже сам продюсировал: обзванивал площадки, договаривался о выступлениях. Когда у меня появился сын Петя, дедушка Толя с малых лет стал приучать его к пианино, которое сам же ему и купил. Папа приезжал к нам, сажал внука к себе на колени перед инструментом, и они вместе музицировали. У Пети слух — в моего папу. Когда сын занимался в музыкальной школе, педагоги отмечали его талант.
Анатолий Борисович нашел себя и в современном кинематографе. В двухтысячные годы он достаточно много снимался, в том числе и в сериалах. Прекрасно относился к своим коллегам, как к ровесникам, так и к молодым. У Кузнецова вообще была эта черта: он не скупился на поддержку и похвалу своим соратникам по цеху. Мы как-то с ним ходили в Театр имени Маяковского на спектакль с Александром Лазаревым-старшим в главной роли. После спектакля папа сказал: «Поспешим за кулисы, мы обязательно должны выразить Саше восторг и благодарность». И действительно, папа сказал тогда Лазареву очень много теплых слов о спектакле, и особенно о его игре. Я увидела, что у Александра Сергеевича в глазах заблестели слезы — до того он растрогался. Помню, это меня тогда поразило: надо же, взрослые состоявшиеся люди, а радуются похвале, как мальчишки. Повзрослев, я поняла, что такова актерская натура, нуждается в комплиментах и признании.
Теперь, когда папы уже нет, мне самой очень приятно, если кто-то по-доброму его вспоминает. Мама моей подруги детства Кати Двигубской — актриса Наталья Аринбасарова всегда с удовольствием рассказывает о нем, они же очень много вместе ездили на встречи со зрителями. Вот одно из ее воспоминаний: «Садимся в автобус с Ларисой Лужиной. Вдруг сзади Толин голос, и между нами появляется его лицо: «Та-а-ак, девушки, слушайте анекдот». И мы знаем, что раз Толя рядом, поездка пролетит весело и быстро».
Статьи по теме:
Свежие комментарии