Сложно говорить о брате, не могу поверить, что он от нас ушел. Также не могу думать о нем в прошедшем времени. Мысленно общаюсь с Димкой, делюсь новостями. Иногда забудусь: что-то мы давно не созванивались, надо набрать! Хватаюсь за телефон, и тут же обжигает мысль: а звонить-то некуда...
— Первые воспоминания о нем — детские. Я старший, мне было три с половиной года, когда Димка появился на свет. Жили мы в крошечной, хоть и трехкомнатной квартирке-распашонке на первом этаже пятиэтажки на улице Вишневского: бабушка с дедушкой, нас четверо, папины сестра тетя Галя и брат с женой и сыном. Отец Юрий Георгиевич, которому сейчас семьдесят восемь лет, любит вспоминать, как детский врач, приходя по вызову, крутил головой, наблюдая бесконечное перемещение детей и взрослых по нашей скромной жилплощади, и удивлялся: сколько же тут народу, как вы помещаетесь? Папа смеялся: «В тесноте, да не в обиде».
Димкина кроватка стояла в уголке родительской комнаты. Помню, как улучив момент, я пытался вытащить его через сетку, видимо заскучал. Мама, обнаружив меня за этим занятием, ругаться не стала. Объяснила, что братик еще слишком маленький, вот подрастет — поиграете. С того дня я чуть ли не каждое утро подходил к кроватке Димки, вставал на цыпочки и смотрел с надеждой: не подрос ли?
Когда я пошел в школу, папа получил новую квартиру от НИИ автомобильного транспорта, где был инженером и работал над кандидатской диссертацией. Находилась она в районе метро «Сходненская» и уже не на первом, а на пятом этаже!
Больших денег в нашей обычной советской семье не водилось. Родители на всем экономили. Каждая покупка пробивала серьезную брешь в бюджете. И вот справили они мне осеннее пальто. Мы с братом, которому тогда было лет пять, отправились гулять, я — в обнове. На что-то отвлекся, поворачиваюсь и вижу, что Димка залез в огромную лужу, похожую на озеро. Бесстрашно, шаг за шагом, одержимый азартом исследователя, он шел вперед. И вдруг на моих глазах провалился в черную жижу почти по шею — наверное там была яма. Его голова торчит над водой, а в глазах читается изумление: что произошло? Ясно, что Димку надо немедленно вытаскивать, но ведь на мне новое пальто! Как выяснилось, именно в этот момент родители решили поинтересоваться, что делают во дворе их дети. И увидели, как я, с грустью посмотрев на наши окна, видимо прикидывая, что от папы с мамой все равно влетит, полез вытаскивать брата. А дома нас в тот раз совсем не ругали — слишком уж несчастный и мокрый вид был у обоих.
Летом родители снимали дачу в подмосковном поселке Кратово, это около сорока километров от столицы. Каждый вечер папа включал проектор с диафильмами — любили смотреть их всей семьей. Часто к нам присоединялась целая ватага соседских ребятишек. Текст диафильмов читали по очереди. Ходили на рыбалку и за грибами. Словом, было у нас самое обычное, простое советское детство. Пересматриваю фотографии тех лет, и теплеет на сердце...
Я более спокойный, а вот брат рос непоседой. Даже в младенчестве умудрился выпрыгнуть из своей кроватки, перекувыркнувшись в воздухе, — папа еле успел поймать его буквально у пола. А играя, от избытка эмоций Димка, бывало, как заорет на всю квартиру! Уши закладывало. Однажды пришел из школы и сообщил, что нужен костюм для новогоднего праздника. Купить негде. Я взял гаечки-болтики из детского конструктора (у меня их было несколько — с детства увлекался), старые железки и мастерил несколько дней облачение рыцаря. Димка надел, поскрипел железяками, щелкнул забралом — остался доволен. На школьном конкурсе новогодних костюмов наш взял первое место!
С братом мы никогда всерьез не ссорились. Нам было весело вместе. Чего только не придумывали. Наталкивали серы в игрушечные пушки — и поджигали. Как дом не сожгли, до сих пор удивляюсь. Или, помню, наделали дротиков из иголок и ниток и пуляли друг в дружку. Удивительное дело — так увлеклись, что когда иголки в нас втыкались, даже больно не было! Папа с мамой возвращаются с работы — а мы с головы до ног покрыты боевыми отметинами. Вздохнув, родители развели нас по углам: «Подумайте над своим поведением!» Стояли там в тоске и ждали момента, когда наконец выпустят и можно будет опять что-нибудь интересное замутить.
Мама Маргарита Илларионовна любила рассказывать истории из нашего детства: «Дима звонит мне на работу, мычит в трубку:
— Мам, не будешь ругаться?
— Ладно, не буду, говори, что вы натворили?
— Играли с Мишкой в мяч и разбили люстру...
— Сами-то целы, никто не порезался?
— Целы.
— Уже хорошо».
На Новый год родители всегда ставили в квартире живую елку. Чтобы достать ее, в те годы нужно было отстоять огромную очередь. Однажды в середине декабря купить елку поручили Димке, я не мог — сдавал экзамены. Выдали ему пять рублей. Брат учился в пятом классе. Папа вспоминает: «Приходим вечером с работы — тишина. Вдруг звонок в дверь. Открываю — стоит Димка, рядом елка — выше его чуть ли не вдвое. Как дотащил?! А он объясняет:
— Да легко: протиснулся в самую середину между лапами, ствол приподнял к плечу и дунул по улице! Прохожие рты разевали: не просто живая елка — бегущая!
В лифт он ее запихнуть не смог — втащил сам на пятый этаж. Говорю:
— Нужно было позвонить из телефона-автомата на углу, я бы спустился и помог.
— Пока б звонил, — деловито отвечает Димка, — елку нашу умыкнули бы из-под носа!
И ведь прав, даже елки тогда были в дефиците!»
В школе брат занимался во всех возможных кружках и секциях. Сначала увлекался плаванием. Потом были борьба, а позже бокс. А когда режиссер и педагог Вячеслав Спесивцев объявил набор детей в свою театральную студию, непоседливый Димка помчался и туда. Тоже записался. Ходил на занятия вместе с двумя закадычными друзьями, они жили с нами в одном доме — Юра Бобров и Родион Белецкий.
Первая Димкина роль в театральной студии случилась в спектакле про Тома Сойера и Гекльберри Финна. Вот только не помню, кого из двух героев играл брат. Потом был Маугли. Мы с родителями ходили на премьеры. Нравились и постановки, и Димка на сцене.
Однажды к ним то ли в школу, то ли в театральную студию пришел Александр Просянов — помощник режиссера Георгия Эмильевича Юнгвальд-Хилькевича. Оказалось, собираются снимать фильм о подростках и ищут исполнителей. Объявили конкурс среди школьников. Нужно было подготовить стихотворение, прозу и песню.
Я незадолго до этого знаменательного события в армию ушел. Дальнейшее знаю со слов папы. Приходит он вечером домой, а там — ни Димки, ни Маргариты Илларионовны. Отец стал звонить маме на работу — она трудилась бухгалтером в издательстве «Молодая гвардия». Там ему сообщили, что «Маргарита давно уехала». Мобильных телефонов еще не было. Куда звонить? Где искать жену и сына? Папа не находил себе места.
Объявились они дома ближе к полуночи. Оказалось, были на том самом конкурсе, затянувшемся на несколько часов, — желающих сняться в кино подростков оказалось очень много, человек пятьсот или больше. И вдруг из такого количества юных талантов выбирают нашего Димку! А почему бы и нет — он добрый. Лучезарный. Чем не герой? Прическа — в разные стороны. У меня, кстати, была похожая в юности: волосы топорщились и не укладывались ни налево, ни направо.
Так брат попал в картину, которая дала ему старт в кино, — «Выше радуги». На съемки уехал в Таллин, родители отпустили. Брат писал, звонил, а когда прилетел через три месяца, папа с мамой в аэропорту прошли мимо него: не узнали. Возмужал, вытянулся младший сын.
После премьеры Димку накрыла популярность: на улицах стали подходить за автографами, просить сфотографироваться рядом. Он никогда не отказывался: если люди просят, почему нет. Внимание ему нравилось. Но вместе с тем не зазнавался. Папа говорит: «Мне и маме как родителям никогда не было за сыновей стыдно. Это очень важно». Показателен случай, произошедший многими годами позже. Димка уже был по-настоящему известным. Он приехал к отцу на дачу, смотрели телевизор. «Показывали одного популярного актера, который очень много везде светился, — рассказывал папа. — Я говорю, мол, как же надоела его физиономия, вылезающая чуть ли не из утюга. Димка посмотрел укоризненно: «Пап, пожалуйста, никогда больше так не говори — это мои коллеги». Мне стало очень совестно перед ним». В этом поступке весь Димка. Честный. Настоящий.
После «Выше радуги» брат снялся у Эльдара Рязанова в «Дорогой Елене Сергеевне». Димка рассказывал, что завершив работу над фильмом, мэтр поклялся: «Больше никогда в жизни ни животных, ни молодежь снимать не буду! Горланят, не слушаются, ржут!» Шутил или нет, не знаю. Но много лет спустя именно Эльдар Александрович заступился за Диму, когда тот участвовал в проекте «Ледниковый период».
Их с Ириной Лобачевой часто ругала председатель жюри Татьяна Анатольевна Тарасова. Вот и в тот раз им досталось. Дима упал на льду — она раскритиковала выступление целиком. Эльдар Рязанов, который был в жюри в качестве приглашенного гостя, заявил: «Подумаешь — упал! Я вот если бы упал, то и не поднялся! А Дима встал, дальше поехал. И успешно откатал свой номер».
Когда брат начал сниматься в кино, времени на уроки оставалось совсем мало — ведь он еще и в театральной студии занимался. А у него были проблемы с алгеброй и физикой в школе, откровенно в них «плавал». Родители очень переживали: как сдаст выпускные экзамены? Папу тогда направили в командировку в Афганистан. Он вспоминал: «Девятнадцатого июля коллега зовет «Юрий Георгиевич, вас к телефону». Беру трубку — жена, интересуется, как у меня дела. Говорю, что в порядке. И чувствую: чего-то Рита недоговаривает. Спрашиваю с замиранием сердца:
— Как Димка экзамены сдает?
Рита отвечает:
— Сейчас он тебе сам расскажет.
И я слышу голос сына:
— Пап, поздравь, я теперь студент первого курса Щукинского училища!
У меня от радости дыхание перехватило».
Вернувшись в Москву, отец шел мимо театра «Ленком» и увидел объявление, что приглашаются молодые артисты попробоваться на роль Трубадура в спектакле «Бременские музыканты». И вдруг ни с того ни с сего у него мелькнула мысль, что Димка будет здесь работать. Что удивительно, через некоторое время его действительно пригласили в «Ленком» и он стал играть Трубадура! Не припомню какой-либо эйфории у брата по этому поводу. Почивать на лаврах было не в его характере. Он работал, трудился, пахал. Потому что любил свою профессию.
Я бы не сказал, что попав в «Ленком», брат вытащил счастливый билет. Да, театр — один из ведущих, на спектакли даже в непростые девяностые было не достать билетов. Но складывалась Димина жизнь там непросто.
Папа до сих пор иногда вспоминает с обидой и горечью: «Идут годы, Димка набирается опыта, а роль по-прежнему единственная — тот самый Трубадур. Остальное — выходы в массовке. В кино приглашают часто. Но руководство театра не отпускает: не положено молодым! Никаких съемок! Ролей Димка не выпрашивал — не тот характер. Ни с кем не конфликтовал, он этого просто не умел — скандалить и требовать. Проще отойти в сторону, уволиться. И он собрался уходить. Об этом узнали коллеги. Подошел Александр Викторович Збруев, попросил не принимать поспешных решений. Сказал, что все артисты годами ждут своей роли и ты подожди, придет твоя... Димка остался в театре.
И опять шло время, месяц за месяцем. Он чуть ли не каждый день подходил к доске, где вывешивают информацию о новых постановках и кто какую роль играет. И снова раз за разом обнаруживал свою фамилию лишь в графе «массовка». Будешь тут переживать! А потом вышла та неприятная история. Он ехал на спектакль на своей старенькой машине, и вышел из строя аккумулятор. Димка с ним провозился — опоздал к началу на полчаса.
Ничего страшного, казалось бы, не случилось, с его репликой про «кушать подано» вышел другой артист — легко заменили. Но именно в тот период руководство театра решило бороться с нарушителями дисциплины. Под горячую руку попал и Марьянов — уволили. Он и ушел. В последующие дни ему звонили Олег Иванович Янковский, Александр Викторович Збруев, Елена Юрьевна Шанина и многие другие артисты театра. Советовали: «Пойди к Марку Анатольевичу, попроси у него прощения. Может, Захаров передумает, оставит тебя». Гордый Димка отказался наотрез.
Переживал, конечно, сильно. И обида была: все-таки «Ленкому» он отдал одиннадцать лет жизни. Но не жаловался. Мы сами видели, как ему тяжело.
К счастью, брат смог состояться в кино. Раньше-то театр не отпускал на съемки, а теперь он был полностью свободен. К работе Димка относился прямо-таки с мальчишеским азартом, чему я не раз бывал свидетелем, поскольку работаю в «важнейшем из искусств» уже более тридцати лет. Впервые попал на съемки после армии. Позвонила родственница, работавшая на киностудии реквизитором. Предложила: «Хочешь подработать пиротехником на съемках фильма?»
Что это за профессия, не знал. Но после армии нужно чем-то заниматься, зарабатывать на жизнь. Я согласился. И... затянуло. Сейчас возглавляю компанию по подготовке спецэффектов в кино и на телевидении. Случалось, Димка мне помогал в работе, даже уже будучи знаменитым на всю страну. Не считал ниже своего актерского достоинства. Я к тому времени жил отдельно от родителей, брат тоже. Однажды он заехал ко мне в гости. Не успели присесть на кухне за разговором, как вдруг раздался звонок по телефону. Мой приятель-режиссер просит:
— Мы тут клип снимаем, нужны газовые баллоны. Миш, выручи, привези.
— Понимаешь, у меня брат в гостях, хотелось посидеть по-семейному...
Димка встрял в разговор:
— Да ладно, поехали, выручим ребят.
Едем. А дальше представьте: на съемочной площадке клипа вдруг открывается дверь и в клубах морозного пара возникает артист Марьянов с газовым баллоном в обнимку. Улыбается: «Ну и куда ставить?» Немая сцена.
Он со всеми общался запросто, ни грамма пафоса. Теперь, когда Димы с нами нет, мне звонят люди из разных городов, где брат бывал с гастролями. И говорят, какой Димка был простой в общении, веселый. К нему все тянулись. Его любили.
Постоянно вспоминаются связанные с ним истории. И это больно, даже если они веселые. Непрошено лезут в голову, никак от них не избавиться, а может быть, и не нужно избавляться?.. Помню, созвонились с братом, договорились в выходной приехать к родителям. И вот утром подъезжаю на мотоцикле к их дому. С другой стороны улицы появляется брат. Как и я — на мотоцикле, в сапогах-казаках, бандане, черной рубашке и куртке, синих штанах. Смотрим друг на друга и начинаем ржать. Ведь не сговаривались же! У каждого была машина, но мотоциклы мы любили больше. Байк — это свобода. И банданы обоим нравились — удобно.
Или вот другая история. В начале нулевых родители, выйдя на пенсию, купили дом в деревне Виловашки за Волоколамском, километров триста от Москвы. Тишина, глушь, свежий воздух. Каждую весну мы отвозили их туда на лето, навещали, а осенью забирали обратно в Москву. Как-то приезжаем в мае всей семьей и замечаем, что без нас в доме кто-то похозяйничал. Дверной замок вскрыт, вещи все вынесли — вплоть до чашек, занавесок, постельного белья... Ветер гуляет по пустым комнатам. Родители стоят потерянные. Не знают, что делать.
Мы с братом переглянулись и пошли к машине. Я прыгнул за руль, Димка — рядом. Помчались в ближайший гипермаркет, успели до закрытия. Скупали подушки-одеяла, чашки-тарелки, чайники-кастрюли... Набили машину битком и рванули обратно в Виловашки. Ничего героического — все бы так сделали, родителей в пустом доме не оставишь. И вспомнил я эту историю совсем по другой причине: вместе мы любую проблему могли решить, как будто подзаряжали друг друга энергией. И на душе было здорово, такой драйв чувствовали!
Не могу, конечно же, сказать, что вся жизнь брата проходила у меня перед глазами. Все-таки жили мы отдельно. К тому же случалось, что я по девять месяцев в году проводил в киноэкспедициях в других городах.
— В Дмитрия Марьянова часто влюблялись. Известно, что у него были отношения с однокурсницей Татьяной Скороходовой (она сама рассказывала об этом в интервью). Затем — с моделью Ольгой Аносовой, которая родила Дмитрию единственного сына Даню. Вы знали о романах брата?
— Подробностями отношений Димы с девушками я никогда не интересовался. Как и он — моими романами. Это больше присуще женщинам: посидеть, «перемыть косточки». А нам, мужчинам, вполне достаточно на вопрос «Ты как?» услышать: «В порядке!» — а дальше идут разговоры о делах. Мы с братом куда чаще говорили о том, какими досками обить родительский дом и какие лучше закупить котлы отопления, нежели о женщинах.
С годами Димка по большому счету не менялся, оставаясь все тем же непоседливым мальчишкой. С моим сыном Антоном, которому сейчас двадцать семь, они вместе на мотоциклах гоняли. Дядя и племянник!
Была еще история. Звонит мне приятель — постановщик трюков:
— Мы тут на съемках одного фильма ставим сцену: главный герой загорается и прыгает в воду с вышки. Не хочешь спросить, кто будет прыгать?
— И кто же?
— Твой брат. Сам вызвался и от помощи каскадеров отказался, — видимо на всякий случай добавил он.
— Зная Димку, я не удивлен.
Мне брат говорил, что в кино все должно быть как в жизни. По-настоящему. Нельзя играть, например, в сериале «Боец», если не умеешь драться. «Это же черт-те что выйдет!» — кипятился он. И я Димку очень хорошо понимал.
Для фильма «Ростов-папа», где работали с братом вместе, ставили сцену, где героя охватывает пламя. Димка опять же вызвался «гореть» сам. На него надели специальный костюм и маску. Переживал за него страшно, кричал ассистентам: «Ребята, держите огнетушители наготове!» Это очень сложный и смертельно опасный трюк. Когда подожгли, главное не вдохнуть, иначе горячие пары могут обжечь легкие. Многие, кто попадает в такое пекло, умирают именно от отека легких, а не от поверхностных ожогов.
Брат мог попросить, чтобы эту опасную сцену за него сыграл дублер. Тем более что в кадре даже лица не видно — потому что на нем маска. Но он уперся: «Хочу сам!» Тушить огонь я рванул первым. Но так перепсиховал, что не смотрел под ноги. Споткнулся о какой-то провод и упал. Тут же подскочил, не почувствовав боли. В голове лишь одна мысль: «Димка горит!» Когда подбежал к нему, его уже потушили. Брат стянул с себя маску и стоял довольный. Справился, молодец! Это особый драйв. Не всякий поймет. А я понимаю. Пока удается «пылать», находить себе приключения — мы остаемся молодыми и неважно, сколько нам лет по паспорту.
Димка не мог усидеть на месте. Оказавшись на гастролях на Байкале, полез под лед с аквалангом. Любой нормальный мужик скажет: почему не попробовать, раз предлагают?! Я бы тоже согласился. Это в нашей мужской природе — покорять новые горизонты.
Глазом не успеваем моргнуть — брат уже участвует в «Ледниковом периоде», а ведь попробуй научись выступать на коньках, когда тебе под сорок. Да еще не на хоккейных, а на «цеплялках», как у профессиональных фигуристов. Я как-то попробовал на таких и свалился. Даже стоять невозможно! «Я смогу!» — с азартом заверял брат.
Позже Ирина Лобачева, серебряный призер Олимпиады и партнерша брата в этом проекте, рассказывала: «Марьянов вошел, встал на коньки — неповоротливый какой-то. Думаю — и что мне с ним делать? Но он упорный оказался, освоил». Тренировался днем и ночью, почти не отдыхая. Цель поставил — надо достичь.
Дима с Ирой часто приезжали вместе к папе на дачу, которую мы с братом купили в подмосковном поселке на Новой Риге лет пятнадцать назад. Взамен Виловашек, куда родителям с возрастом становилось все сложнее ездить — слишком уж далеко. В 2006-м не стало нашей мамы и отец перебрался за город. Там свежий воздух, переделал все по дому — и день прошел.
Мы с Димкой его навещали. Брат любил приехать без предупреждения — сюрпризом. Звонит по телефону: мол, ну как ты, папа, что делаешь? Может, откроешь мне калитку? Отец, обрадованный, бежит открывать.
В 2006 году брат играл в сериале «Охота на гения», у героя по сценарию жил попугай. Димке отдали птицу на месяц перед съемками, чтобы познакомились друг с другом поближе. Он назвал попугая Зеленым, и когда работа над фильмом завершились, тот так и остался у него. Из-за постоянных гастролей в конце концов попугая пришлось отвезти на дачу. Папа разговаривает с ним. Зеленый к нему привык, что-то бормочет в ответ. Но всякий раз, когда хлопает входная дверь, он бьет крыльями и вытягивает шею в надежде: а вдруг приехал его хозяин Димка? Раньше всегда ждал и сейчас ждет.
— Марьянов и Ирина Лобачева были вместе несколько лет. Но затем расстались — в его жизни появилась Ксения.
— Димка рассказывал, как они познакомились — в Харькове, куда он приехал на гастроли, играя в антрепризном спектакле. Ксения пришла как зрительница, сидела в первом ряду. После спектакля был фуршет — и Дима пригласил на него понравившуюся ему девушку. Было это в 2010-м. Потом общались: брат бывал в Харькове и Ксения приезжала к нему. А позже она переехала в Москву к Диме, еще через некоторое время перевезла свою дочь Анфису.
— Когда вы узнали о предстоящей свадьбе брата?
— Мы с женой Татьяной приехали к ним в гости. Разговор зашел о семье и отношениях. Подробностей не помню. Но возвращались домой, уже зная точную дату. Для свадьбы Димка придумал забавный дресс-код: чтобы все гости были либо в зеленых рубашках и белых штанах, либо наоборот — зеленые штаны и белая рубашка. И все выглядели как кузнечики. Дима с Ксенией со сцены пели гимн чилийских патриотов. Брат выглядел счастливым.
С Димой мы в последний раз виделись в конце августа — приехали оба к отцу. За ужином говорили, что хорошо бы поменять треснувшее стекло в бане. Прикидывали, что еще сделать в доме для папиного комфорта и уюта. Наутро я уехал на съемки в Сербию. Вернулся через полтора месяца, четырнадцатого октября. А пятнадцатого позвонила плачущая Ксения и сказала, что Димки больше нет.
У меня много вопросов, а ответов не получаю. Почему брата не отвезли в больницу, когда стало плохо? Если в реабилитационном центре, где он находился, знали, что у него болела нога и был тромбоз, — почему не приняли меры? Как вышло, что Дима не позвонил ни мне, ни Алевтине Кунгуровой — своему директору и близкому человеку? Ведь они вместе работали и дружили более пятнадцати лет.
Алевтина рассказала, что брат должен был поехать в другую клинику — государственную, к известному профессору (она к тому же мама его близкого друга). Там Марьянова ждали. Уже запланировали программу лечения, реабилитации. Оттуда приехал человек, но Димка почему-то ехать с ним отказался. А когда появился представитель из заведения в Лобне, собрался.
Сейчас сложно что-либо утверждать. На момент, когда с вами беседую, мне не выдали даже заключение судебно-медицинской экспертизы. Когда это произойдет, возможно, смогу сказать больше. Идет следствие, и будем надеяться, что услышим правду.
Сложно говорить о брате, не могу поверить, что он от нас ушел. Также не могу думать о нем в прошедшем времени. Мысленно общаюсь с Димкой, делюсь новостями. Иногда забудусь: что-то мы давно не созванивались, надо набрать! Хватаюсь за телефон, и тут же обжигает мысль: а звонить-то некуда...
Скоро Новый год. Вспоминаю, как весело, дружно мы его отмечали. В последние годы тридцать первого декабря, где бы ни находились в этот день, всегда съезжались на дачу к папе. Он обязательно ставил красивую живую елку, вешал повсюду гирлянды. Вечером с братом и отцом шли в поле за поселком запускать фейерверки — я же пиротехник и знаю в них толк. Получалось очень неплохо. Все соседи собирались посмотреть. Как будем праздновать в этот раз, не представляю. Мы вообще свою жизнь без Димки не представляем, что уж про Новый год говорить...
Статьи по теме:
Свежие комментарии