На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

7дней.ru

105 401 подписчик

Свежие комментарии

Евгений Леонов-Гладышев. Место встречи не меняется

Евгений Леонов-Гладышев Андрей Федечко

Вася Векшин — исторический персонаж. Был такой оперативник, мне о нем рассказывали Вайнеры. Закололи его не заточкой, а вязальной спицей. Но для картины это не годилось. Так что меня убивали более заметным реквизитом.

Детство мое было замечательным. Жили мы в самом центре Вильнюса, в роскошном доме для «силовиков». Мой папа Борис Яковлевич был крупным функционером одного из заводов, мама Людмила Дмитриевна работала в военкомате, находившемся в ста метрах от дома. Мы получили это прекрасное жилье, потому что бабушка — Клавдия Семеновна Леонова — служила в СМЕРШе и имела огромное количество боевых наград и орден Ленина, его папа после смерти бабушки подарил краеведческому музею в Перми. Я считаю это неправильным, ведь ордена — семейная реликвия. Но что сделано, то сделано.

В нашей огромной квартире с изразцовыми печами часто собирались соседи смотреть телевизор — они тогда только появились. Мне первому на улице купили трехколесный велосипед. А еще папа однажды привез из командировки настоящее сокровище: огромный детский экскаватор, на котором можно было ездить, нажимая педали, мог им даже копать. Я не жадничал — и наша компания русских и литовских мальчишек с радостью осваивала мои новые игрушки.

Я был абсолютно счастлив и не предполагал, что в жизни случится резкий поворот. Но однажды папа решил переехать в Ленинград (он в юности учился на заочном отделении в ЛИАПе). И наша упорядоченная жизнь рухнула. После светлой ухоженной квартиры мы попали в комнату мрачной коммуналки на Фонтанке. Уже вчетвером: незадолго до отъезда родился мой младший брат Андрюшка. В первый класс я пошел в ленинградскую школу № 206. А родителя захлестнула столичная жизнь, отец полюбил другую женщину и вскоре расстался с мамой.

Со своей новой женой он жил в той же квартире, что и мы, в соседней комнате. Поэтому я даже сначала не понял, что произошло. Папа платил неплохие алименты, Андрюша подрастал, жизнь налаживалась. Единственное, что изменилось, — меня перевели в школу-интернат, а брата — в круглосуточный детсад. Мама просто не успевала работать и заниматься нами. Несмотря на папины деньги, поднимать двоих пацанов было тяжело. Трудилась она на радиоламповом заводе «Светлана». Забегая вперед, скажу — это сильно подорвало ее здоровье. Пары ртути, которыми мама дышала на производстве, в итоге вызвали рак, от него она и сгорела.

С мамой. Когда мы переехали из Вильнюса в Ленинград, папа оставил семью из архива Е. Леонова-Гладышева

Мария Израилевна Шац, учительница литературы и русского языка, разглядела мою склонность к лицедейству и привела за руку в детский драматический коллектив при Ленинградском телевидении. В двенадцать лет я начал заниматься, потом стал ведущим телевизионного альманаха «Парус», весьма популярного в те годы. Я был звездой местного разлива, и когда возвращался в интернат, одноклассники говорили: «Женька, мы тебя по телевизору видели!»

Так что моя профессия была предопределена. Твердой походкой после окончания школы пошел к зданию ЛГИТМиКа, на Моховую улицу, 34. А там столпотворение, очередь, конная милиция. Курс набирали Василий Меркурьев и Ирина Мейерхольд. Я успешно прошел два тура, к третьему же отнесся безответственно. Явился на него прямо из турпохода, в который двинул с друзьями. Быстро помыл голову, переоделся, пошел и провалился. Когда вывесили список поступивших, меня там не было. Обидно. Я уже собрался домой, когда из дверей приемной комиссии вышла женщина и карандашом приписала внизу к двадцати пяти отобранным абитуриентам мою фамилию: Леонов.

Удивительно, что провалил я сочинение, хотя в школе учился практически на одни пятерки. Мне поставили двойку за две ошибки, так как конкурс был огромным и отсеивать претендентов приходилось жестко. Потом я узнал, что Меркурьев сам пошел в деканат и выпросил для меня тройку.

— Мне понравился Женя, семнадцатилетний мальчик, а выглядит на двенадцать. Такой ранимый, худенький, трепетный, хороший. Помогите ему.

— Василий Васильевич, не положено — это же госэкзамен.

— Умоляю вас!..

В общем, я был принят вопреки всему, он во мне что-то увидел.

Когда поступил в театральный институт, да еще при конкурсе двести человек на место, папа поначалу не поверил: «Да ладно, наш Женька — актер?!»

Мама тоже никаких талантов к перевоплощению во мне не видела. Через несколько лет моей усердной учебы отец заявил: «Я тебе честно скажу, сынок, только не обижайся. Вот Миша Боярский — это артист! А ты как-то не очень».

Мишу, с которым мы познакомились в институте, папа очень любил. И любовь эту мы использовали в своих интересах. Хотим, к примеру, портвейна, а денег нет. Тогда я брал приятеля под руку, мы ехали к отцу, который уже получил отдельную квартиру. Воспитанный Миша часто сопротивлялся:

На вступительном экзамене в ЛГИТМиК я провалился, получив за сочинение пару... из архива Е. Леонова-Гладышева

— Жень, да поздно уже, два часа ночи.

— Поехали-поехали! — не сдавался я.

Конечно, я не только хотел увидеть отца, но и норовил стрельнуть у него пятерку-другую. Папа привечал Мишу, выставлял на стол коньяк, мы культурно выпивали, закусывали и беседовали, а уже в дверях отец часто совал мне «сиреневую» — двадцать пять рублей.

Несмотря на бурную студенческую жизнь, учился я как следует. У меня была четверка по истории КПСС, а ведущие предметы сдал на отлично. К четвертому курсу успел жениться на Людочке Фирсовой — первой красавице института, с которой прожил двадцать три года.

Первое время она вообще меня не замечала. Но я стал барабанщиком в местном ВИА, и моя симпатия оттаяла. Она была старше на четыре года. До сих пор не знаю, чем сумел Люду покорить, но в 1972 году мы поженились. Гостей принимали не в ресторане — в коммунальной квартире. Среди них были мои педагоги Ирина Мейерхольд, Василий Меркурьев, приехали родственники, пришли соседи. И конечно, мой друг Саша Панкратов-Черный, которого соседи просто обожали. Как только тетя Валя слышала его имя, она развивала бурную деятельность: «Саша придет? Все — я делаю блины». Надо сказать, от вкусных блинов друг никогда не отказывался. Но это уже другая история.

А сниматься я начал задолго до поступления в театральный институт, только об этом мало кто знает. Многие считают моим дебютом «Место встречи изменить нельзя». А я ведь играл бывшего беспризорника в «Республике ШКИД». В наш интернат однажды пришла ассистент по актерам Геннадия Полоки и отобрала Сашу Кавалерова и меня. Сашка был утвержден на Мамочку. Я претендовал на роль Японца, но не сложилось. И поехал на съемки, чтобы просто участвовать в массовке. Обиды не было, ведь вернулся с площадки с потрясающими впечатлениями. Впервые увидел кумиров: рядом ходили Павел Луспекаев и Сергей Юрский. Невероятно, но с последним наши пути пересеклись задолго до близкого знакомства.

Как-то еще мальчишкой я вышел на набережную Фонтанки, чтоб поглазеть, как по реке сплавляют бревна. Их спускали на воду, а потом ниже по течению вылавливали и пилили на дрова. Вдруг вижу: идет дядька в темном костюме, белой сорочке, с бабочкой. Сразу понял — артист, спешит в БДТ (театр находился рядом с нашим домом).

...но Меркурьев в деканате выпросил для меня тройку . Кадр из фильма «Люди на мосту» РИА Новости

Подошел:

— Дайте автограф!

— Мальчик, как тебя зовут?

— Женя Леонов.

— Фамилия известная... У тебя есть на чем расписаться?

Я порылся в карманах и нашел билет на игру «Зенита». Протянул артисту. Тот написал на обратной стороне «Сергей Юрский».

Много лет спустя мы оба снимались в главных ролях в фильме «Падение Кондора» чилийского режиссера Себастьяна Аларкона, жили в одном номере где-то под Ташкентом. Жара страшная, всюду тараканы, но мой старший товарищ умел радоваться даже в такой ситуации: на местном базаре покупал черешню величиной с кулак и мы ее с удовольствием поедали под бутылочку сухого вина. Однажды я осмелел и спросил:

— Сергей Юрьевич, а помните, много лет назад я у вас автограф взял?

Как человек интеллигентный, он ответил:

— Женя, ну конечно же помню!

Думаю, коллега тактично соврал. Мы долго общались, я приходил с цветами на его творческие вечера и юбилеи.

А если вернуться к «Республике ШКИД», каждая минута съемок была безумно интересной. Тогда делали по пять-семь дублей, не как сегодня. Снимали картину в Ленинграде и области. Я участвовал в нескольких сценах, в том числе и в драке колонистов с пионерами. А еще был среди ребят, собравшихся на чердаке, чтобы порезать скатерть на галстуки. Увы, на экране опознать меня невозможно. Видимо, стоял где-то на заднем плане. К слову, класс «Республики» и другие помещения снимались в павильонах, потому что таких парт и прочей мебели уже не сохранилось.

Сашке Кавалерову, ставшему безумно популярным после премьеры фильма, я не завидовал. Не тщеславен и всегда радуюсь чужим успехам. Увы, судьба его сложилась трагически, как и у большинства детей кино. Как у Вити Перевалова, запомнившегося всем по сказке «Марья-искусница» и «Я вас любил», как у Алексея Полуяна, снимавшегося в знаменитых «Пацанах» Динары Асановой, как у Вити Косых — Даньки из «Неуловимых мстителей». С Сашкой я постоянно общался, принял его в Гильдию актеров кино. Он никогда не страдал звездной болезнью в отличие от Витьки Косых, который одно время у меня даже ночевал. «Неуловимые...», прославившись, ходили гоголем. И дозвездились: на них было заведено уголовное дело за «левые» концерты. Спасло только то, что ребята на тот момент были несовершеннолетними. А администратора посадили. У них даже программы как таковой не было: соберут стадион, проскачут на лошадях со знаменем и — в кассу. Уже потом начинался концерт других исполнителей. Не развивали они свои таланты, хотя могли бы и спектакли играть, и читать стихи со сцены. Но предпочитали легкие деньги — на творческих встречах часто по два часа просто трепались о себе. Витьку Косых, к слову, забрали в «мосфильмовский полк», он великолепно сидел в седле. Мог бы заняться конной выездкой. Но ранняя слава развращает.

К нам в интернат пришла ассистент Полоки и отобрала для съемок в «Республике ШКИД» Сашу и меня. Судьба Кавалерова сложилась трагически Ленфильм

Когда популярность схлынула и нужно было продолжать жить, они растерялись. Сашку я все время пытался пристроить на концерты. Но заметил, что он халтурит. Может один куплет повторить три раза, забывает текст. Как-то к зрителям Кавалеров вышел в кожаных штанах, по колено заляпанных грязью. Я не ханжа, но для артиста это недопустимо. Хотя было в нем и много хорошего. Добрый Сашка объездил все горячие точки с выступлениями совершенно бесплатно.

В личной жизни у него был полный бардак. В итоге лишился даже своей квартиры. Когда Саша умер, я как президент Гильдии актеров кино Санкт-Петербурга выделил его супруге деньги на похороны и цветы. Через день звонит женщина:

— Дайте денег на похороны.

— Так я ж уже дал.

— А я другая жена.

У него их было три или четыре.

Наверное, еще в юности я понял, чем грозят лень и звездная болезнь, поэтому старался изо всех сил стать профессионалом. На четвертом курсе меня пригласили на главную роль в фильме «Докер». Автором сценария был тогдашний редактор журнала «Звезда» Георгий Холопов. Сценарий мне безумно понравился, я даже дал почитать его своему педагогу Василию Меркурьеву. Режиссером был Юрий Рогов. Но студентов жестоко карали за съемки. Я тогда подумал: «Сдам экзамены экстерном» — и согласился. О чем ни капли не пожалел, ведь вокруг меня были удивительные люди: Ефим Копелян, Ролан Быков, Николай Гриценко, Алексей Смирнов, Лена Санаева, у которой на моих глазах начался роман с Роланом.

У них были совместные сцены, Лена играла его возлюбленную. По сценарию они обнимались и целовались. Ролан был тогда холостым, а Санаева — в разводе, с маленьким Павликом на руках. Поначалу она ухаживания Быкова отвергала, но вскоре страсть ярко вспыхнула, уже через год они поженились и прожили вместе всю жизнь. На съемках мы подружились с Роланом Антоновичем.

Последний раз встретились на кинофестивале, я уже знал, что он болен. А Ролан Антонович вдруг попросил:

— Сбегай купи мне бутылочку.

— Но вам же нельзя.

— Я тебя прошу.

Он никогда не пил запоями и не вел себя как-то неинтеллигентно. Но для работы мог опрокинуть рюмочку. Без нее сидел скучный. А если выпивал — ему в голову приходили блестящие идеи, Быков гениально импровизировал. У меня иногда возникало ощущение, что он не учит текст. Просто улавливает главную мысль и говорит все по-своему. Разумеется, за исключением классики.

В фильме «Докер» я снимался с Быковым и Санаевой. Их роман развивался у меня на глазах ТАСС

После его смерти я устроил вечер памяти в Петербурге в Доме актера. Приезжала Лена с Павлом, она подарила мне удивительный альбом с редкими снимками. Когда я увидел Ролана Антоновича совсем маленьким, на детской лошадке, у меня сжалось сердце. Едва сдерживал слезы, а потом всю ночь читал его потрясающие стихи, которые Лена тоже опубликовала.

А фильм «Докер» вскоре после съемок смыли как «не представляющий художественной ценности». Быков шутил: ужасная картина, я благодарен ей только за то, что встретил Лену. Хотя мне было бы интересно снова посмотреть на экране работу, из-за которой чуть не лишился диплома.

Я был занят в четырех выпускных спектаклях. В двух из них — в главных ролях. Меркурьев на меня обиделся и заменил другими исполнителями. Вернулся со съемок в институт, жутко мандражируя.

— Да не переживай, защитишься! — утешал Ролан.

— Вы не понимаете, мне диплом не дадут, — отвечаю.

Как в воду глядел. На выпускном вечере я сидел в учебном театре, понуро опустив голову. Всем вручали корочки, поплавки, а мне — нет. Но повезло: через два месяца сменился начальник отдела кадров института. Вызывает меня:

— Почему диплом не получили?!

— Болел, а потом был на съемках, — отвечаю на голубом глазу.

— Платите шестьдесят копеек, вот вам поплавок и диплом.

На последнем курсе нас с женой Людой распределили под Калининград. Я сказал: «Никуда не поеду». А так как диплома у меня какое-то время не было — это стало железным поводом остаться. Жена тоже не поехала, и ей за непослушание диплом не отдали, тогда с этим было строго. Помог тот же начальник отдела кадров. В итоге мы оба начали работать в Ленинграде.

Вскоре я стал сниматься в главной роли в картине «Забудьте слово «смерть» в Одессе, и меня увидела ассистент по актерам Станислава Говорухина. Предложила попробоваться на роль Шарапова в фильме «Место встречи изменить нельзя». Спустя много лет я узнал, что на пробы приезжали и Александр Абдулов, и Сергей Никоненко, и многие другие. Худсовет меня не утвердил. И Говорухин предложил сыграть эпизодическую роль оперативника Васи Векшина, чему я обрадовался, потому что хотел познакомиться с Владимиром Высоцким.

Не знаю, почему тогда утвердили Владимира Конкина, возможно потому, что он уже прославился в роли Павла Корчагина и на его кандидатуре настояла партийная номенклатура. Слышал только, что будущий Шарапов не нравился братьям Вайнерам, по роману которых «Эра милосердия» был написан сценарий. Но сроки поджимали, и авторов уговорили.

Ролан Антонович шутил: ужасная была картина, но я благодарен ей за то, что встретил Лену. Через год они поженились и прожили вместе всю жизнь И. Гневашев/Global Look Press

Когда я появился на площадке, картина уже снималась. У меня и было-то всего два крошечных эпизодика, несколько фраз. Одна сцена, где Васю посылают на задание, снимавшаяся в павильоне Одесской киностудии. Вторая — проход с мороженым до скамейки, где Векшина находят потом заколотого заточкой. Ее снимали в Москве. Прошло много лет, а меня часто узнают именно по этой роли. Я могу объяснить почему: гибель человека — неважно, главный это герой или второстепенный, — всегда вызывает сильные эмоции и остается в памяти надолго.

К слову, Вася Векшин — исторический персонаж. Был такой оперативник, мне о нем рассказывали Вайнеры. Закололи его не заточкой, а вязальной спицей. Но для картины это не годилось. Так что меня убивали более заметным реквизитом. Помню, как рисовали кровь. Заточка была деревянной, мне сделали дырочку в одежде, в которой заточку закрепили. Выглядело все очень натуралистично.

Спустя годы заметил в сцене небольшую накладку. Когда товарищи подходят к Васе, из уголка рта у него струится кровь. Потом перебивка, камера возвращается на крупный план, а крови уже нет. Прозевали гримеры! Но в принципе, это не страшно. По сюжету между кадрами прошло какое-то время. Кровь могли вытереть коллеги, врачи подъехавшей скорой...

Жил я в гостинице «Куряж» напротив киностудии. И вот среди группы пронесся слух: приезжает Марина Влади! Тут же побежал на площадку. К ее появлению мы решили сделать стенгазету — актрисе накануне исполнилось сорок лет. Собрали вырезки из журналов, фотографии, раскрасили ватман, написали стихи. Я не знаю, видела ли она это творчество. Зато мы все на нее посмотрели.

Марина без экранного блеска меня шокировала. Она оказалась простушкой. В моем-то представлении француженка и звезда первой величины должна была выглядеть дивой. А Влади — в ситцевом сарафанчике, сандалиях на босу ногу, с капельками пота, которые были видны в вырезе на спине. И это женщина, в которую влюбилось полмира! Это была моя единственная встреча с Мариной. Даже не знал, что она приезжала к Высоцкому. Конечно, потом прочитал книгу «Владимир, или Прерванный полет», где Влади рассказывает о своей любви. Кстати, с сыном Высоцкого Аркадием дружу, он прекрасный сценарист.

К четвертому курсу я женился на Людочке Фирсовой — первой красавице института. Наши свидетели — актеры Владимир Артемов и Елена Васильева из архива Е. Леонова-Гладышева

Я никогда не видел Володю пьяным. На съемках Высоцкий находился в глухой завязке и работал как зверь. Он всегда был безукоризненно и модно одет: джинсы, кожаная куртка. От него пахло дорогим парфюмом. Единственная зависимость, от которой «Жеглов» не мог избавиться, — курение. В коридоре павильона поставили для окурков ведро с водой, туда Высоцкий выходил в перерывах. И даже пожарник дядя Миша ничего не мог сделать с этим. Махнул рукой.

Меня поразило, как Высоцкий подготовился к роли. В то время, о котором идет речь в фильме, Володя был совсем маленьким. То есть знать и помнить детали не мог. Но он досконально изучил послевоенную эпоху. Знал, что тогда все курили «Герцеговину Флор», потому что эту марку любил Сталин. Знал, какие платья, чулочки женщины носили, какие прически. Как сидели в ресторанах, что заказывали, как ухаживали, как танцевали. Сейчас ведь что показывают — правой рукой мужчина женщину за спину облапит и они кружатся под музыку. А на самом деле после войны к спине дамы прикасались лишь большим и указательным пальцем, а мизинец оттопыривали. Между ладонями мужчины и женщины клали платочек — вдруг они вспотеют. Все это Высоцкий рассказывал мне.

Конечно, вся массовка на него постоянно глазела, старалась сфотографироваться, пожать руку, автограф взять. Он от этого дико уставал. Но одесситам не отказывал. Я тоже считаю, что автографы — часть работы артиста.

И вот — моего Васю Векшина уже зарезали на Чистых прудах, а в картине «Забудьте слово «смерть» я все еще снимался. Поэтому приходил на площадку «Места встречи» и смотрел, как люди работают. У Высоцкого текст отлетал от зубов. А ведь у Жеглова были огромные монологи и заковыристые названия типа Пятый Кривоколенный переулок в речи. Как он запоминал такие объемы текста при подобной нагрузке — не знаю. Съемочный день двенадцать часов, назавтра такой же. Он ночи не спал, учил, думал. Многое привнес в образ сам, например коронный жест Жеглова пальцем вниз: «Вор должен сидеть в тюрьме!» За ним чувствовалась вся мощь персонажа.

Поразил меня и Александр Белявский — Фокс. Бандитов у нас в кино тогда изображали тупыми упырями, и было сразу понятно, чем кончится действие, — «наши взяли водокачку». А у Белявского персонаж получился хитрым, обаятельным, не лишенным таланта. До съемок мы не были знакомы, а сблизились уже на другой картине — «Секунда на подвиг», снимавшейся в Пхеньяне. Это очень интересный фильм с историческим сюжетом. О том, как наш лейтенант Яков Новиченко на митинге в 1946 году в Корее спас Ким Ир Сена, поймав брошенную из толпы гранату и накрыв ее собой. Удивительно, но он выжил. Помогла книга в толстой обложке, которую Новиченко засунул под шинель. Он потерял правую руку и ослеп на один глаз.

Такими в исполнении Никиты Михалкова и Людмилы Гурченко были главные герои «Сибириады» Алексей Устюжанин и Тая Соломина в шестидесятые годы... Съемки фильма «Сибириада» Валерий Плотников
...а такими — в нашем с Леной Кореневой — в сороковые Global Look Press

Ким Ир Сен не забыл о подвиге нашего офицера, в 1984 году он был с визитом в СССР и разыскал своего спасителя под Новосибирском. Они встретились прямо на вокзале (поезд корейского лидера ехал через Сибирь). С тех пор каждый год Новиченко с семьей летал в гости к Ким Ир Сену. А их беседы без купюр публиковали центральные газеты Северной Кореи.

Так вот — с Сашей Белявским мы жили в одном номере шикарной гостиницы. Помню, приехали однажды после съемок, переоделись, приняли душ. А номер был люкс. И вдруг Саша мне говорит: «Жень, ты заметил, что сегодня яблок на столе нет и минеральной воды?..» Это входило в райдер. А яблоки там были огромные, сладкие, мы их обожали. Вскоре в дверь постучали: вошла кореянка, с почтением поздоровалась и торжественно внесла вазу с яблоками. Тут мы поняли — номер-то прослушивается. Переглянулись и засмеялись.

Еще один трогательный эпизод. Саша улетел со съемок раньше меня. Потом встретились на «Мосфильме», и он спросил:

— Ты туфли мои не нашел в номере?

— Какие?

— Да у меня они под кроватью стояли, забыл в чемодан положить.

Было видно, что он искренне расстроен. Туфли я вспомнил.

— Саш, те страшные, что ли? Со стоптанными каблуками? Да брось ты...

— Ну что ж ты — видел и не взял?!

— Подумал, они тебе не нужны.

— Не-не, надо в посольство звонить. Пришлют самолетом или диппочтой. Мне эти туфли очень дороги.

Наверное, они были «счастливыми» или напоминали о каком-то событии. Но звонить в Корею я его все же отговорил.

А если вернуться к временам «Места встречи изменить нельзя», тогда меня взяли в Театр-студию киноактера, в труппе которого состояли еще семьдесят два человека. Если съемок не было — нам платили не только зарплату, но и «простойные». В театре мы играли малобюджетные спектакли и выступали с концертами. В общем, жизнь кипела. Я тогда уже взял двойную фамилию, стал Леоновым-Гладышевым. Первая фамилия — моего отца, а вторая — мамы. Сочетание Евгений Леонов в сознании зрителей было накрепко связано с Евгением Павловичем Леоновым и его героями из «Полосатого рейса», «Джентльменов удачи», «Белорусского вокзала»... Я хотел отличаться от своего гениального тезки, хотя до сих пор остаюсь его преданным поклонником.

В сцене была накладка. Когда товарищи подходят к Васе, из уголка рта у него струится кровь. Потом перебивка, камера возвращается, а крови уже нет. Кадр из фильма «Место встречи изменить нельзя» Одесская киностудия

Однажды даже видел кумира «живьем». Мы оказались на одном перроне Московского вокзала, оба шли на поезд «Красная стрела». Моя приятельница, ассистент по актерам Света Кундель шепнула: «Пойдем, я вас познакомлю». Подошли.

— Здравствуйте, Евгений Павлович, — от смущения едва выдавил я из себя. Мне было двадцать шесть лет. Леонов посмотрел на меня:

— Здравствуйте, видел вас на экране, знаю...

Махнул рукой и пошел к своему вагону. Хорошо помню, как проводники, завидев его, вытянулись в струнку, будто это был генерал или маршал. Мой кумир выглядел очень добрым и усталым человеком.

О нем я через много лет сделал передачу на Пятом канале. Моя программа называлась «Сталкер». (Потом ее переименовали в «Простые истории».) Это были не интервью, а что-то вроде документальных фильмов о судьбах актеров. Работы было столько, что дома я лишь ночевал. Но про каких артистов рассказывал! Павла Кадочникова, Петра Вельяминова, Сергея Филиппова и многих других из старой гвардии. К слову — это я первым обнародовал, что дядя Петя Вельяминов — потомственный дворянин и что он десять лет провел в лагерях. А дяде Сереже Филиппову мы в знак памяти поставили на могиле бронзовый бюст весом в тридцать шесть килограммов. Его потом украли, мы развернули целую кампанию по поиску, об этом писали в газетах, и через два месяца бюст подбросили обратно — я нашел его в кустах.

Когда из Америки прилетел сын Филиппова, высказал ему по полной программе:

— Что ж ты на похороны отца не приехал?!

— Я не знал.

— Да брось ты, не знал! В России что-то произошло — на Брайтоне через два часа в курсе!

Отдал ему архив отца, бюст и гипсовую копию бюста.

— Архив твой, ты сын, а бюст установи снова, пожалуйста.

...Ну а если вернуться в годы молодости, был в моей жизни еще один грандиозный фильм — «Сибириада» Андрея Кончаловского. Помню, как приехал на «Мосфильм», где проходили кинопробы, и увидел в кабинете у Андрона огромное количество черно-белых фотографий хроники. На них — война во Вьетнаме. Самым щемящим был кадр, на котором мертвый американский солдат лежал, засыпанный стреляными гильзами. Такую мизансцену мы потом использовали в «Сибириаде».

На кинопробы я приехал в белой рубашке, в костюме, при галстуке — как идиот. Лена Коренева, с которой в паре мы должны были играть, схватила меня за галстук и закатила глаза: «С ума сошел? Сними «гаврилку»!»

Я пробовался на Шарапова, худсовет не утвердил. Тогда Говорухин предложил мне сыграть Васю Векшина — с радостью согласился: очень хотел познакомиться с Высоцким . Кадр из фильма «Место встречи изменить нельзя» В. Панов/Global Look Press/

Сцена происходила на сеновале. Мы танцевали под крышей, а потом проваливались вниз, на землю. И диалог:

— Тайка, метелка ты деревенская.

— Научи меня танго!

После проб пришла телеграмма: «Поздравляем утверждением на роль Алеши Устюжанина. Съемки такого-то числа».

Это уже потом выяснилось, что в фильм меня порекомендовал Никита Михалков, игравший главного героя Алексея Устюжанина. Он увидел мою работу, когда приехал помогать монтировать картину «Ненависть», где я сыграл главную роль. «Слушайте, — говорит, — какой хороший нервный парень. А мы с ним похожи!» Так я был выбран на роль Алексея в молодости.

На «Сибириаде» меня потряс один рабочий эпизод. Кончаловский выжал из меня слезу. По сюжету Алеша возвращается с фронта домой. Теплушку снимали в павильоне: рабочие ее раскачивали руками. Это был финал моей роли. Всего-то ничего, одна фраза: «Кончилась война. Теперь начнется настоящая жизнь». Я чувствую, что нужно заплакать. А у меня не получается. Вокруг массовка, баянист, шум-гам, не сосредоточиться. Дубль, второй — никак. Андрон подходит ко мне, кладет руку на плечо и говорит: «Ты ж понимаешь, что никакая настоящая жизнь потом не началась. Алеша Устюжанин — лебедь. Гордая и одинокая птица. Поэтому и сгорел». У меня тут же — сопли-слезы, с третьего дубля сцена была снята.

Ради роли пошел на жертвы: меня покрасили в рыжий цвет и остригли почти под корень. А так как осветляли волосы пергидролем, шевелюру сожгли напрочь.

Во время работы Андрон и Никита, конечно, меня подкармливали. Понимали, что на суточные два рубля шестьдесят копеек особо не разгуляешься. Позовут с собой в ресторан, выпьем по рюмочке, беседуем. На столе — яства горой. Засыпал я сытым. А фильм завоевал потом серьезные награды.

В моей реальной жизни тоже все было хорошо. Жили мы с женой Людой дружно. Но с карьерой у нее не задалось. Люде предлагали работу все: от Георгия Товстоногова в БДТ до Игоря Горбачева в ленинградском Театре драмы имени Пушкина (ныне Александринский театр). Жена была высокая, статная, длинноногая и с фарфоровым лицом. Но в итоге не зачислили в штат никуда. Тогда молодым артистам трудно было пробиться, на сцене блистали звездные старики. Однако моя половина была деятельным человеком и устроилась работать в Публичную библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Она же была потрясающим книгочеем и знала столько, что я за ней не успевал.

Когда судьба свела нас с Юрским на картине «Падение Кондора», я напомнил ему, как мальчишкой получил его автограф на билете на матч «Зенита» Мосфильм-инфо

По поводу карьеры Люда не переживала, расстраивалась только, что я пропадал на съемках по полтора-два месяца. Даже Темка появился на свет без меня. В 1979 году в экспедиции в Феодосии я получил телеграмму о рождении сына. Хотел лететь в Ленинград, но директор фильма «Санта Эсперанса» не отпустил. Примерно в то же время в Феодосии у Борислава Брондукова родился сын Богдан. Он был на съемках со мной вместе. Вдвоем накрыли поляну и с группой в восемьдесят человек отметили эти события.

Имя сыну придумал я сам. Заранее, и возражений не принимал. Пожелтевшая телеграмма до сих пор лежит у меня в архиве: «Поздравляем рождением сына. Назвали как ты хочешь». Я приехал, когда Люду с Темкой уже выписали из больницы. Был счастлив так, что летал на крыльях. Конечно, с ребенком в коммуналке было тяжело. И решилась эта проблема не сразу. Мы были не очень-то пробивными.

Узнав, что у нас нет отдельного жилья, Павел Петрович Кадочников предложил свою помощь: «А ты знаешь, кто живет на моей лестничной клетке? Лев Зайков — первый секретарь обкома партии. Приходите с Людой к нам на Новый год, посидим, выпьем, поговорим о квартире». Но мы постеснялись и не пошли.

Квартиру я получил гораздо позднее. Зато какую! Как только закончилось строительство знаменитого дома под названием «Синяк», меня засунули в список жильцов и предложили стать председателем жилищно-строительного кооператива. Я согласился с условием: «Хочу двухэтажную квартиру». В городе их тогда было всего штук шесть. И мы въехали в эти хоромы с обязательством выплачивать стоимость жилья еще двадцать пять лет. Вскоре грянул дефолт и деньги превратились в бумагу. Я получил небольшой гонорар и смог полностью погасить квартирный кредит. Раз в жизни нам все-таки повезло.

У нас часто останавливались друзья: Саша Панкратов-Черный, Леша Серебряков, Андрей Смоляков, Павел Чухрай, жил Богдан Ступка во время съемок фильма. Мы никогда ни в чем не нуждались и с радостью принимали гостей.

И жить бы не тужить, но Люда внезапно заболела и сгорела как свечка от рака горла. До последнего я не верил, что это может случиться. Меня не было дома, когда жена умерла в объятиях сына. Положила голову ему на грудь, вздохнула — и ее не стало.

В Пхеньяне, где снимался фильм «Секунда на подвиг», мы с Белявским жили в одном номере шикарной гостиницы. В наш райдер входили фрукты — огромные сладкие яблоки Андрей Федечко

Люду похоронили на Смоленском кладбище, перед смертью она попросила не ставить памятник. Могилу жены украшает православный дубовый крест, он совершенно не пострадал от времени. После ее ухода я сильно затосковал. Но годы шли, Артем вырос, окончил институт, и я женился второй раз.

С Татьяной у меня случился служебный роман. Она работала секретарем в Гильдии актеров кино Санкт-Петербурга, которую я тогда возглавлял. У Тани дочка от первого брака — Катя, и мы вместе ее воспитывали. Катя училась тогда в Академии балета имени Вагановой. Сейчас работает в Израиле, солистка в театре оперы и балета, вышла замуж.

С Таней мы прожили восемнадцать лет и спокойно, интеллигентно разошлись. Наверное потому, что оба изменились. Катька выросла, а супруга все чаще стала ворчать: «Жень, мне кино-вино-домино надоело. Мне покоя хочется». Много лет она с радостью ездила со мной на фестивали и ходила в гости. Но в какой-то момент стала рассуждать как пенсионерка. К примеру звонит Сашка Панкратов-Черный, говорит: «Жень, я в гостинице «Выборгская», надо номер оплатить, а гонорар не выдали. Что делать? Выручай!» Он же мне как родственник. Почти брат. Не могу я его бросить. Сажусь в три часа ночи за руль, везу деньги. А Таня: «Да куда ты, да зачем, без тебя справится...» Конечно — это неприятно. В итоге мы отдалились друг от друга. А с Катей у меня чудесные отношения. То, что мы расстались с ее мамой, на наше общение не влияет.

Сейчас у меня третья, гражданская жена — Леночка. Познакомились мы очень давно, на фестивале «Золотой Витязь» в Омске. Она работала в оргкомитете и преподавала в Омском университете — Лена кандидат исторических наук. А еще у нее разряд по самбо и дзюдо, и она кандидат в мастера спорта по плаванию.

После встречи не виделись много лет. Она переехала в Петербург и пришла ко мне на спектакль в Театр на Васильевском острове. Я играл Павла Протасова в пьесе Горького «Дети солнца». Лена подошла с цветами к служебному входу. Смотрю — лицо знакомое. «Да это же я, Лена Скрипкина», — улыбнулась девушка. Фамилия у нее яркая. Конечно, сразу вспомнил фестиваль. Порой я в шутку зову жену Контрабасовой. Она не обижается.

Мы разговорились. Но романа ничто не предвещало. Сначала просто дружили и общались. Постепенно понял, что к Лене неравнодушен, и стал за ней ухаживать. Она работает в частном лицее за сто километров от Петербурга. Живет в коттедже, приезжает домой на выходные. «Домой» — это в поселок имени Морозова, я давно живу за городом.

Когда горничная вышла, мы с Сашей переглянулись и рассмеялись Г. Тер-Ованесов/Global Look Press

Лена очень хозяйственная. Когда переехала ко мне — два дня не выходила из дома, все драила.

— Ленка, да что ты там моешь? У меня все чисто!

— Посмотри, какой слой пыли на камине.

— Мама дорогая!

Пыль висела клочьями.

Она очень любит сажать цветы, я — тоже. Каждый год мы покупаем что-то новенькое. Я сделал на участке альпийские горки. Леночке сорок три года. В Омске у нее остался дом, в котором живет моя потенциальная теща, мы пока не виделись. У меня с ней нежные и комичные отношения. Звонит мама Лене и говорит на прощание:

— Передавай привет Борису Евгеньевичу.

— Да он Евгений Борисович!

— Ой, прости, перепутала. Больше не буду.

Но история время от времени повторяется. Беру трубку: «Здравствуйте, Борис Евгеньевич». Оба смеемся.

Сын любит и принимает Леночку. Артем окончил Институт культуры, по специальности работать не стал, открыл туристическую фирму. Она просуществовала десять лет, но из-за кризиса недавно его бизнес рухнул. Сын в прошлом году женился. Поздновато — в тридцать семь лет. Но слава богу, а то я уже боялся, что не дождусь внуков.

Что касается моей творческой жизни, то, естественно, были в ней и годы простоя. В девяностые кино умерло. Шесть лет вообще не снимался. Театр-студия киноактера развалилась. Но жить было как-то надо. Спасала Гильдия, мы организовывали концерты, делали спектакли — денег все равно катастрофически не хватало. Однажды я пришел к своей приятельнице Наташе, владевшей небольшим продуктовым магазином.

— Помоги, — говорю, — жить не на что.

— Будешь по ночам фуры разгружать?

Согласился. За одну фуру я получал сто долларов.

Постепенно Гильдия актеров кино Санкт-Петербурга встала на ноги. А я вернулся в кино. Захотел попробовать себя в роли режиссера. Запустил съемки фильма «Дом надежды» по сценарию Инина и Брагинского. Это хроники брачного агентства, в которое приезжают иностранцы за русскими женами. В картину я пригласил прекрасных актеров: Анну Самохину, Дмитрия Нагиева, Юрия Гальцева, Сергея Мигицко. Мы начали работу вдвоем с Виктором Титовым. Это потрясающий режиссер. Он снял такие шедевры, как «Здравствуйте, я ваша тетя!», «Открытая книга», «Жизнь Клима Самгина». С Виктором Абросимовичем мы очень подружились за месяц, который провели вместе. По ночам гуляли по городу, много беседовали.

В последние годы жизни Ивашова не снимали. Но незадолго до смерти коллеги вспомнили о нем и пригласили на вручение премии «Ника»... Л. Шерстенников/Global Look Press
Даже в хосписе ей не давали покоя: журналисты пытались в букете роз пронести в палату видеокамеру М. Гнисюк/Global Look Press

Снимали «вахтовым методом»: две серии он, две — я. Пока один монтирует материал, другой работает. А финансировала проект большая строительная компания, которую возглавлял тогда мой друг. В начале работы Титов попросил большой аванс: сорок тысяч долларов. Я его добыл, но вскоре мой соавтор умер. Видимо, он знал диагноз и хотел хоть что-то оставить семье.

Одному мне эти съемки было не потянуть. История закончилась плачевно. У нас была директриса Наталья Чунаева. Когда Титова не стало, эта дама почему-то почувствовала себя главной. Однажды взяла семьдесят тысяч долларов у компании и пропала. Ее нашли где-то в Сибири, привезли в «Кресты». Чунаева сидела на женской половине, а мы снимали там «Убойную силу». Я закатился к ней в форме майора. Она заорала на всю камеру: «Я знала, что ты не режиссер, а мент поганый!»

Но адвокат у нее оказался хороший. К тому же никакой расписки не было, деньги-то Чунаева брала под мое имя, а спонсор мне всецело доверял. Она купила недвижимость на подставных лиц и так запутала следы, что финансовый путь невозможно было отследить, поэтому срок ей дали условный. А проект, увы, закрыли. Спонсор на меня обиделся, хотя, конечно, я ни при чем. Правда, мы вскоре помирились и до сих пор дружим.

Отдельно хочу рассказать об Ане Самохиной. И не в связи с фильмом «Дом надежды». Ее уход — моя боль. Познакомились мы на съемках у Сергея Никоненко, фильм назывался «Брюнетка за 30 копеек». Помню, приду к ней в номер вечером, сидим у телевизора и семечки лузгаем.

Я так радовался, когда у Ани пошел ресторанный бизнес. Ее «Поручик Ржевский» стал популярным в Петербурге заведением. Мы с друзьями и деловыми партнерами туда приходили. Самохина арендовала помещение у Суворовского училища на льготных условиях. В благодарность она делала пирожки, пончики и бесплатно кормила суворовцев. Но в какой-то момент Аня развелась со вторым мужем, помогавшим во всем, и бизнес стал разваливаться. В училище сменилось начальство: ее попросили освободить помещение. «Вот и все, что я нажила, — ложки да поварешки», — вздыхала Самохина. Чтобы удержаться на плаву, мы сделали вместе антрепризный спектакль «Интим не предлагать». Он был нарасхват.

Уход Ани — боль. Меня тоже звали в программу Малахова, где говорили про Самохину, но я отказался Андрей Федечко

Обычно я приезжал в гримерку часа за два до спектакля. И однажды, войдя, увидел там какую-то женщину, лежащую на диване лицом к стене. Аню в ней я не узнал. Она была совершенно серой и корчилась от боли.

— Жень, надо спектакль отменять. У меня так разрывается желудок — я играть не смогу.

— Да ты что, у нас аншлаг. Все билеты проданы.

Побежал в буфет и принес ей пятьдесят граммов коньяка. Аня выпила коньяк столовой ложкой и пришла в себя. Спектакль состоялся, но вскоре наступило ухудшение. Мне позвонила жена Вельяминова Танечка и говорит: «Аню на скорой увезли в Военно-медицинскую академию. Сразу положили на операционный стол. Оказалось — у нее не язва желудка, а рак в последней стадии. Полость зашили и назначили химиотерапию».

Кто-то пустил сплетни, что Самохина принимала стволовые клетки для омоложения и они спровоцировали рак. Это все чепуха. Никаких радикальных процедур по омоложению она не делала. Аня умирала в хосписе, так захотела сама, но и там ей не было покоя. Как-то пришли двое мужчин и женщина с огромным букетом роз. Санитарка захотела поставить его в ведро и обнаружила маленькую камеру. Это были журналисты. Хорошо, что снять они ничего не успели.

На смерти Ани пиарились некоторые коллеги. Меня тоже звали в программу Андрея Малахова, но я не поехал. Потому что накануне посмотрел передачу про Аню на другом канале и пришел в ужас: Самохина еще жива, а все говорят о ней в прошедшем времени. Кто-то вздохнул: «Какая Аня была красивая», другой сказал: «А какая была талантливая». Была... А если бы она это все увидела? Бесчеловечно. Чудовищно.

Незадолго до болезни Аня вложила все деньги в пентхаус. А строительная компания обанкротилась. Ни денег, ни жилья. Подали в суд, но дело не двигалось. Дочке Ани Самохиной очень помогла губернатор Матвиенко. Сашенька все-таки получила обратно мамин капитал. И памятник Ане на Смоленском кладбище помогла поставить Валентина Ивановна.

Мне очень грустно, что такие искренние и талантливые люди уходят. Нет уже и дяди Пети Вельяминова. Я горжусь, что дружил с ним. Помню, он показывал мне свой герб, рассказывал, где его взяли энкавэдэшники, как он сидел, сколько потом мыкался по провинциальным театрам, ведь карьеру начал в сорок четыре года. Меня поражало, что дядя Петя не озлобился, не ожесточился, не поливал грязью советскую власть. А как он любил животных! Особенно кошек. Они с женой Таней трогательно ухаживали за питомцами. Незадолго до смерти Вельяминов начал строить приют для бездомных животных.

Горжусь, что дружил с Вельяминовым. В последние годы из-за болезни Паркинсона у дяди Пети дрожали руки, на сцене он прятал их в карманы или за спину — стеснялся. Кадр из фильма «Знаю только я» Fotodom

В последние годы у него началась болезнь Паркинсона. Но он выходил на сцену Театра комедии. Из-за недуга у Петра Сергеевича дрожали руки. Он стеснялся этого и на спектаклях прятал руки то в карманы, то за спину. Однажды я не выдержал:

— Пожалуйста, не переживайте из-за этой мелочи. Не мучайтесь. Ну есть немного тремор — ничего страшного.

— Спасибо, Женя, ты мне помог.

Комплексовать любимый артист перестал. Я очень переживаю, что не смог проводить его в последний путь. Был на другом конце страны. Но на вечер его памяти, который сделала жена, я успел.

Скучаю и по Владимиру Ивашову. Когда мы жили в коммуналке за Казанским собором, были соседями. Его прославила роль Печорина в «Герое нашего времени». Хотя он был старше, мы быстро сблизились. И дружили до самой его смерти в 1995 году, даже когда он переехал в Москву. Жизнь обошлась с ним жестоко: в последние годы в кино Ивашова не снимали и он работал на стройке. Незадолго до смерти, в 1993 году, коллеги вспомнили о нем и пригласили на вручение кинематографической премии «Ника». У Владимира Сергеевича не было смокинга. Он надел обычный костюм, а бабочку сделал сам. В Доме кино он торжественно вручил призы и дипломы победителям. И никто не знал, что наутро он снова вышел на стройку. Об этом рассказала мне жена Ивашова Света Светличная. Друга не стало в пятьдесят пять лет. Я провожал его до Ваганьковского кладбища, помогал Свете.

Но несмотря на все потери и трудности, жизнь продолжается. Кино — искусство молодых. Поэтому сейчас я не так часто снимаюсь и не отказываюсь даже от маленьких ролей. Недавно сыграл полковника белой армии в картине под рабочим названием «Окрыленные». Продолжаю и режиссерский опыт: снял четыре серии «Улиц разбитых фонарей». Работаю в театре. Мой самый новый спектакль — «Чего хотят женщины».

Большую часть времени я провожу в поселке имени Морозова, в своем доме. На участке шикарная баня, построенная братом Юры Шевчука — Володей. Это настоящее произведение русского деревянного зодчества. Мне нравится жить на природе. Для альпийских горок я возил дикие камни с Финского залива в багажнике своего авто. Посадил хвойные, веранду обвивает дикий виноград. В город я приезжаю только на спектакли, квартира в Питере есть, но она практически пустует.

С Еленой мы познакомились на фестивале в Омске. Много лет не виделись, но однажды она подошла ко мне после спектакля с цветами Андрей Федечко

Однажды меня спросили: какая награда или звание вам дороже всего? Я вспомнил, как Гильдия актеров кино России, возглавляемая тогда еще Евгением Жариковым, на фестивале «Созвездие» наградила меня призом «За вклад в актерское искусство». Эта награда для меня дороже всех — потому что означает признание коллегами, «своими». Слава богу, ее не украли, когда однажды залезли в мой дом. А многих призов я тогда лишился. Скорее всего, воры просто продали их за бесценок на местной толкучке, чтобы купить бутылку.

Не знают эти люди того, что самое главное у меня не украдешь и не отнимешь. Я благодарен профессии не за роли, звания и ордена, а за то, что видел настоящих гениев, работал с ними, а с некоторыми годами дружил. Кого-то мне пришлось провожать в последний путь, а кто-то до сих пор жив, и я испытываю счастье, когда в очередной раз их встречаю.

Статьи по теме:

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх