«Читал я весьма эксцентрично: падал на пол, бился, полз, взлетал ангелом, прятался ужиком за стульчиками. Это вызвало недоумение у всей группы. Когда я вышел, за моей спиной перешептывались. Мне кажется, я знаю примерный текст: осторожнее с ним, может броситься», — вспоминает Дмитрий Нагиев.
— Вы, как терминатор, стремились к своей цели. Единственный в России артист, кто смог с параличом лицевого нерва добиться невероятной популярности. Причем вы добивались ее несколько раз. В 90-х смешнее сериала «Осторожно, модерн!», а потом вашего Задова на телевидении ничего не было. Очень популярным еще было шоу «Окна». Но когда эти проекты один за другим закрыли, вам пришлось начинать все сначала...
— Популярность во время «Окон» была дикая. Даже на «Кинотавре», где, казалось бы, одни звезды, я не мог выйти совсем, у меня дежурили под балконом круглосуточно. Какое-то помешательство! Но и «Окна» закрыли в одночасье, практически на самом взлете. Мы чуть-чуть накренились вниз, и «Окна» тут же прихлопнули. Закончился съемочный день, и мне сказали: «Да, кстати, Дима, завтра можешь не приходить!» Не через две недели, а завтра. Был тяжелый момент, остаться с кредитом на квартиру и с рухнувшими в очередной раз надеждами на будущее... Что-то подобное было, когда семью годами раньше, в 98-м, закрыли «Осторожно, модерн!», потому что наступил кризис.
— Практика показала, ваши надежды на будущее рухнули тогда явно преждевременно. А как вы вообще решили стать артистом?
— В шесть лет посмотрел фильм «Ставка больше, чем жизнь», меня впечатлил Клосс, и я захотел стать или разведчиком, или артистом. Бабушка тут же из своих носков сшила мне черные разведческие перчатки. Эта мечта и зиждилась во мне до 18 лет, пока меня не поставили у развилки: либо в тюрьму, либо в армию — я попался на фарцовке. В армии желание стать разведчиком умерло. А артистом — усилилось.
— Вы как-то рассказывали, что прочитали все книги в солдатской библиотеке.
— Да. Я читал все подряд. И выписывал понравившиеся отрывки с прицелом на приемные экзамены в театральный институт. Набралось две тетради по 48 листов, исписанные мелким корявым почерком сына ашхабадского подданного. Когда я вошел в здание института, на мне был военный китель (пока я служил, все мои гражданские вещи сносил младший брат), а в его кармане лежали те две тетради. Минут через пятнадцать я отлучился пописать. Спокойно оставил китель. Вернулся — а тетрадки украли. Интеллигентное место, храм культуры… Китель остался, а заготовок нет! Дальше я поступал буквально на таланте, на том, что сохранилось в голове. Я читал такие вещи, которые не читал никто. И сейчас начинаю сомневаться, были ли они написаны.
Свежие комментарии