На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

7дней.ru

105 401 подписчик

Свежие комментарии

Альбина Евтушевская. Счастливое платье

Наша героиня дебютировала в кино, когда ей, в прошлом — работнице Моршанского суконного комбината,...

Альбина Евтушевская А. Филатова/из архива А. Евтушевской

Наша героиня дебютировала в кино, когда ей, в прошлом — работнице Моршанского суконного комбината, исполнилось шестьдесят четыре года. Случилось это тринадцать лет назад. Сегодня фильмография непрофессиональной актрисы Альбины Евтушевской насчитывает без малого две сотни картин и сериалов.

— Все думают, что перемены в моей жизни начались с приглашения в фильм «Русалка» режиссера Анны Меликян, а этому, между прочим, предшествовало еще одно событие. Ехала я в метро — в красивом голубом платье с декольте и открытыми плечами, к которому подобрала подходящие украшения. Вкус к моде проявился у меня в ранней молодости, за что на родине, в Моршанске, приклеилось прозвище Генеральша. Пока работала, чуть ли не половину зарплаты тратила на наряды, а на пенсию разве разгуляешься? Хорошо, появились секонд-хенды, где можно задешево купить шикарные вещи. Человеку с улицы их даже не покажут: нужно завести добрые отношения с продавцами, угощать то тортиком, то конфетами — тогда будут оставлять тебе самое лучшее.

Так вот, еду я в голубом платье из секонд-хенда в метро, и на станции «Кропоткинская» в вагон входит молодая женщина. Присмотрелась ко мне и говорит: «Я Александра, владелица фотосалона на площади 1905 года. Иностранный журнал заказал нам серию портретов русских пенсионеров. Не хотели бы вы поработать моделью?»

Другая на моем месте точно побоялась бы: чужой человек зовет в незнакомое место. А мне чего бояться? Никто из близких от меня не зависит, так что могу полностью собой распоряжаться. Приехала в салон, там одели в интересные наряды, по-разному причесали и сделали несколько фотографий. За участие в съемке заплатили гонорар, который тут же потратила в ломбарде — купила пару колечек из золота с фианитами. Украшения — еще одна моя страсть, за которую однажды чуть не поплатилась жизнью. Но о грустном потом, а сейчас — о встрече с ассистенткой режиссера фильма.

Примерно через месяц после фотосессии снова ехала в метро и опять в голубом платье, которое с той поры считаю счастливым и каждый Новый год встречаю только в нем. На станции «Киевская» входит женщина — и сразу ко мне:

— Можно вас сфотографировать?

— Да пожалуйста, — отвечаю. — Жалко мне, что ли?

Сделав несколько снимков, женщина представилась Ликой Грицук, специалистом по подбору актеров, взяла мой номер телефона и предупредила:

— Может, мы пригласим вас в кино.

Миновало полгода — никто не позвонил. «Ну все, — думаю, — стало быть, не подошла. Оно и к лучшему».

Мой дед Никита Ильич Гусев хоть и вышел из крепостных, был образованнейшим человеком и выдающейся личностью из архива А. Евтушевской

Тут надо заметить, что я никогда не стремилась быть артисткой — не ходила в драмкружки, не умела читать стихи. В детстве по настоянию мамы и бабушки два месяца занималась хореографией, а потом бросила. Ну не мое это! Я Рак, а Раки, чтоб вы знали, не любят танцы, путешествия и имеют склонность к производству и инженерным профессиям. Мне было пять или шесть лет, когда бабушка в первый раз взяла с собой на Моршанскую суконную фабрику, знаменитую тем, что основана еще в XIX веке. Пройдя по цехам, где работали сотни станков, я в полном восторге заявила бабуле: «Когда вырасту, выучусь на инженера и буду быстро-быстро бегать по лестницам на высоких каблуках!»

Грицук позвонила весной, когда я уже стала забывать о нашей встрече: «Приезжайте на «Мосфильм», на вахте на вас будет пропуск».

Ох, как же мне там понравилось! Яблоневый сад весь в цвету, арки увиты живыми растениями и прямо на территории киностудии — музей деревянной скульптуры. Больше всего поразил крокодил, у которого каждый зуб был досконально вырезан, а еще лягушка в короне и со стрелой. Любовалась диковинами по пути в павильон, который обозначила Грицук. Там мне сразу дали текст и велели выучить.

— Подождите, а как же пробы?

— Никаких проб не было! Меня сразу взяли на бабушку главной героини. Кстати, в ту пору я даже не знала, что обычно на одну роль приглашают несколько актеров, а потом выбирают, кто больше подходит...

Четыре недели ездила на «Мосфильм», где Меликян и ее помощники учили, как надо ходить, с какой интонацией говорить реплики. Режиссер много со мной беседовала, расспрашивала про непростые в духовном смысле отношения с дочерью Леной, которую я до сих пор зову детским прозвищем Лялюся, а потом вставила их в сюжет. Анна постоянно, даже когда уже начала снимать, дописывала подробности в сценарий. Использовала, что я люблю украшения, но от себя придумала, как дочка моей героини прячет золотые кольца и цепочки в банке с солеными огурцами. Ни я, ни Лялюся так никогда не делали.

— Наверное, очень волновались в первый съемочный день?

— Я?! Да нисколько! Чего мне волноваться — я что, экзамен сдаю? Руководство переживало, что перед камерой застесняюсь и зажмусь, а мне она что есть, что нет...

Через месяц объявляют:

— Едешь на натурные съемки в Анапу и Темрюк.

Я — в отказ:

— Не поеду. С какой это стати буду квартиру бросать? И вообще терпеть не могу всякие поездки.

Меликян, понимая, что одной ей со мной не справиться, подключила Лялюсю. Дочь стала уговаривать: «Ты летала на самолете? Нет! А море видела? Нет! Появилась прекрасная возможность, а ты отказываешься. Давай собирайся, а за квартирой я присмотрю».

Мама была красивой женщиной, наверняка после ареста мужа за ней ухаживали достойные мужчины, но она так и осталась одна из архива А. Евтушевской
Отец Альбины Евтушевской из архива А. Евтушевской

В общем, вдвоем они меня убедили. Сразу скажу: ни полет, ни море особого впечатления не произвели, но раз уж согласилась на работу, надо ее выполнять. К тому же уже знала, на что потрачу гонорар, — давно хотела поставить новую ограду вокруг могил мамы и дедушки.

Меликян меня поразила тем, что не испугалась начать съемки беременной, родила в разгар работы и не взяла ни одного дня декретного отпуска! Из роддома — сразу на площадку. А еще я ей прямо в глаза сказала: «Спасибо, что дали заработать двум мальчикам-даунам, а их матерей во время съемок поставили на полное довольствие». Моя похвала Анне понравилась.

Но в остальном мы с режиссершей не сошлись. Однажды призналась ей, что обожаю мексиканские сериалы, и услышала: «Да фигня это!» Я подумала с обидой даже: «Да ты ничего из них, наверное, и не смотрела!»

Мне всегда нравились женщины высокоинтеллигентные, интересующиеся классикой, красиво одетые, а Меликян, когда репетировала с парнем-актером одну сцену, потребовала, чтобы тот ругнулся матом. Он сказал. Она: «Нет, не так! Еще скажи!» Минут десять все это продолжалось. Не уважаю я режиссеров, которые заставляют актера говорить матерные слова. Вот Рената Литвинова, у которой участвовала в картине «Последняя сказка Риты», совсем другая — изысканная и в одежде, и в уме, и в манерах, грязных слов от нее не услышишь. До этого фильма я еще дойду, а пока закончу про «Русалку». В Темрюке во время съемок пожара мне огнем опалило шею — не сильно, к возвращению домой все зажило, но приятного мало. Московские эпизоды снимались в новом доме на улице Кожуховской, и нас очень хорошо принимали жители — расспрашивали, про что будет кино, звали пить чай. Вообще, конечно, и неплохие воспоминания об этой работе остались, но меня прямо бесит, когда люди при знакомстве одну только «Русалку» вспоминают — будто я только там и снялась!

— Делаю вывод: вам несомненно будет приятно вспомнить о фильмах по повестям Чехова — «Палата № 6» и «Иванов». Во втором у вас эпизод, но в первом-то — полноценная роль Дарьи, домработницы доктора Рагина, которого сыграл Владимир Ильин. И режиссер не кто-нибудь, а сам Карен Шахназаров...

— Ну еще бы не приятно! Но для начала давайте проясним, откуда у меня любовь к классической литературе, а для этого надо рассказать про корни.

Мою маму Зинаиду Михайловну воспитывали ее мать Александра Ильинична и дядя Никита Ильич, у которого своей семьи не имелось. Бабуля училась грамоте всего два месяца, но знала наизусть весь Новый Завет, а дедуля в самом начале XIX века получил профессию письмоводителя, и его взял на работу хозяин Моршанской махорочной фабрики Белоусов — человек малограмотный, но с выдающимися мозгами. Еще бы не выдающимися — такое мощное производство поднять, а потом еще и пивной завод построить!

К отцу у меня есть претензия: почему ничего на память о себе не оставил? Хоть бы куклу подарил. Та, что в руках, — реквизит фотографа из архива А. Евтушевской

Никита Ильич любил вспоминать про свой первый рабочий день у Белоусова: «Хозяин привел меня в кабинет, где стоял его большой стол и мой поменьше. Дал распоряжения и пошел в цеха, а я смотрю — на полу сотенная лежит. По тем временам огроменные деньги, моя зарплата за полгода. Подхватил бумажку — и за ним: «Хозяин, постойте! Вы потеряли!» Уж не знаю, нечаянно Григорий Васильевич обронил ассигнацию или хотел меня проверить, только отношения между нами после того случая сложились самые доверительные».

Дедуля с юности интересовался архитектурой, но возможности постигать эту науку не было. Тогда он упросил свою мать взять в постояльцы (тогда они назывались «нахлебники») студентов реального училища и по их учебникам самостоятельно выучил алгебру и геометрию. А в 1910 году нарисовал свой первый дом, рассчитал все размеры и построил как подарок тетке — отблагодарил, что заботилась о нем в детстве. Когда эту красоту увидел сын Белоусова, то сразу загорелся: «Никита Ильич, хочу, чтобы вы и моей семье дом построили!» Поскольку человек он был материально закаленный, то и дом пожелал не из дерева, а из камня и непременно с большими зеркальными окнами. Никита Ильич создал настоящее произведение искусства — такой крыши зигзагами я больше нигде: ни в жизни, ни на картинках, ни по телевизору — не видела! Третий дом дедуля построил в 1916 году для себя, сестры и племянницы — моей мамы. Деревянный, двухэтажный, с парадным крыльцом, отделанным мрамором. Я в нем жила с рождения и почти до сорокалетия. Очень плакала, когда пришлось продать.

После революции Белоусов уехал за границу, а дедуля остался управлять фабрикой. В начале двадцатых в наш город приезжал сам Калинин — выступал на площади с признательностью ко всем рабочим, снабжавшим махоркой Красную армию, дедуле выписал отдельную благодарность, но на пост директора назначили крестьянина из «крепких большевиков» — тогда так полагалось. Новый директор честно признался: «Никита Ильич, я в производстве ничего не знаю и не понимаю — работай как раньше, а мне только бумаги давай — расписываться я умею». Дед Никита на такое не согласился: прошел в Харькове специальные курсы и служил в Моршанске экономистом-бухгалтером в типографии.

А Белоусов через несколько лет вернулся на родину. На вокзале его, столько сделавшего для города и земляков, встречал только дедуля. Увидев Никиту Ильича с хлебом-солью в руках, Григорий Васильевич расплакался.

Моя мама окончила среднюю школу, но безупречной грамотностью и профессией корректора обязана дедуле, настольной книгой у которого был «Энциклопедический словарь» Павленкова. Сначала для нее, а потом и для меня у Никиты Ильича действовало правило — каждый день изучать по одной странице, запоминать, как слова пишутся и что означают. Помню и другую его науку: «Аля, внимательно присматривайся к людям и перенимай все, что нравится, — в манерах, разговоре, одежде».

За мной ухаживали и возчик пряжи, и парашютист, но мама зациклилась на токаре: выходи замуж! А мне он был совсем не нужен из архива А. Евтушевской

Никита Ильич собрал большую библиотеку с русской и иностранной классикой, альбомами по живописи, архитектуре. Я прочла всего Куприна — от первого до последнего тома, Льва и Алексея Толстых, Золя, Бальзака, Гете, Шиллера, Гейне, но самыми любимыми были «Горе от ума» Грибоедова, а также рассказы и повести Чехова. Вот почему я обрадовалась, когда меня позвали участвовать в «Палате № 6» и «Иванове».

Дедушка очень жалел, что после выхода на пенсию по финансовым причинам не смог дать мне того, что дал маме, — частных учителей по немецкому, хореографии и игре на пианино. Об упущении в музыке и танцах я совсем не переживала, а вот заниматься языком очень хотела — чтобы в подлиннике читать любимых немецких поэтов.

За всю жизнь Никита Ильич приобрел множество пластинок классических арий в исполнении Шаляпина, Собинова и Неждановой — их голоса постоянно звучали из граммофона, а сам он играл на виолончели. В сорок лет самоучкой освоил такой сложный инструмент! На его памятнике я написала: «С чувством восхищения и благодарности» — что абсолютная правда, ведь дедуля заменил мне отца, расстрелянного весной 1943-го. В восемь месяцев я стала сиротой.

— А кем был ваш отец? Историю знакомства родителей знаете?

— Мама до конца жизни безумно любила другого человека — Виктора Салтыкова. Когда парня забрали на финскую, каждый день писала на фронт письма и получала ответы. Потом Виктор вдруг замолчал и вернулся из армии с гражданской женой. Мама страшно переживала, чуть не заболела. И тут в их дом повадился Станислав Гущинский, мать которого была председателем уличного комитета, а сын вроде как ей помогал. Но на самом деле он просто влюбился в красивую соседку Зину Кретову.

Виктора как жениха дочери бабушка совсем не одобряла, говорила «руки не тем концом вставлены», а Станислав очаровал ее своей домовитостью — то полочку прибьет, то кастрюлю запаяет. Опять же профессия у парня нужная, уважаемая — техник-механик по ремонту автомобилей. И страсть к охоте и рыбалке для семьи полезная — всегда с мясом и рыбой будешь. Вдвоем со Станиславом они и уговорили маму пойти за него замуж.

Вскоре после росписи отец поехал на заработки в Москву, устроился по профессии, получил комнату в районе метро «Маяковская» и вызвал к себе маму, которая привезла справленное дедушкой Никитой хорошее приданое. Через год началась война, но Гущинского на фронт не отправили: дали бронь и назначили начальником приемки автомобилей — он проверял, хорошо ли отремонтированы машины, уходившие на фронт.

С режиссером Анной Меликян на премьере фильма «Русалка», который от нашей страны даже посылали на «Оскар» В. Лукьянов/photoxpress.ru

Я родилась второго июля 1942 года, а в начале марта 1943-го за отцом пришли из НКВД. Пока мама собирала в узелок вещи и еду, офицер сказал:

— Станислав Сильвестрович, оставьте жене доверенность на получение вашей последней зарплаты.

Отец отмахнулся:

— Зачем? Я же ни в чем не виноват. Разберутся — и отпустят!

Все-таки легкомысленным он был человеком...

На другое утро мама поехала по тюрьмам — узнать, куда поместили мужа. Но везде говорили: «Такой не значится». Пока стояла к очередному окошку, разговорилась с умной женщиной, которая, выспросив подробности, объяснила: «Ваш муж оказался звеном в цепочке, которая тянется от расстрелянного за троцкизм Тухачевского. Если Станислава приговорили к десяти годам без права переписки — значит, его уже нет в живых».

Как Зинаиде было оставаться в чужом городе с младенцем на руках? Одной, совсем без денег — доверенность-то отец не написал. Вызвала Никиту Ильича, чтобы перевез обратно в Моршанск. Деньгами, вырученными от продажи фотоаппарата Станислава, на год вперед оплатили коммуналку — думали, что в таком случае комнату никто не займет. Черта с два! Чуть ли не на другой день заехали какие-то люди — часть наших вещей продали, часть выкинули. Мама потом пыталась вернуть комнату, но куда там...

В Моршанске она опять начала работать корректором в газете, а со мной сидела бабушка. Когда я немного подросла, стала спрашивать об отце. Дедуля внушал: «Твой папа хороший человек, давай вместе надеяться, что он вернется». А мама рассказывала: «Когда ты родилась, Стаська заплакал горькими слезами — «Девочка! Ни на рыбалку, ни на охоту с собой не возьмешь!» А потом полюбил — придет с работы, склонится над твоей кроваткой и радуется: «Зина, смотри, она мне улыбается! Вот я дурак, думал, что девочка — плохо!»

Родители отца нам совсем не помогали, хотя держали корову и другую скотину. Ни разу пол-литра молока родной внучке не прислали. Однажды мама купила мне сапоги, и бабушка Александра Ильинична, чтоб похвастаться обновкой, повела меня к сватам. А там нам даже раздеться не предложили. Сидели в пальто и смотрели, как мамина свекровь печет блинцы. Дома перед походом в гости мы сытно пообедали, но от поджаристого блинца я бы точно не отказалась. Только бабушка мне его не дала... Семьдесят с лишним лет прошло, а я все помню ту горькую обиду. К отцу у меня тоже есть претензия: почему ничего на память о себе не оставил? Хотя бы куклу подарил. Если встретимся на том свете, обязательно в глаза ему все выскажу. Домой Станислав Гущинский, конечно, не вернулся, и где его могила, никто не знает.

Наконец в канун Нового года узнаю, что Евтушевский с женой развелся. Сочинила ему открытку с поздравлениями и послала на работу А. Филатова/из архива А. Евтушевской

— Ваша личная жизнь тоже ведь непросто сложилась — как и мама, вы очень рано стали вдовой...

— У нас с мамой все-таки есть два отличия: первое, что она к мужу сильных чувств не испытывала, а я была влюблена в Эрнста до сумасшествия; второе, что она умерла — внезапно, от кровоизлияния — в пятьдесят один год, а я к восьмидесяти подбираюсь.

Мамы не стало, когда мне исполнилось двадцать пять, и за четверть века у нас с ней случился единственный конфликт. Пока я после восьмого класса училась в текстильном техникуме, а потом еще пять лет — в текстильном институте на Шаболовке, она ко мне с замужеством не приставала. Но когда с дипломом вернулась в Моршанск (без столичной прописки на работу в Москве не брали), тут началось! За мной ухаживали и возчик пряжи, и парашютист, но мама зациклилась на токаре: выходи за него замуж — и все! А мне он был совсем не нужен, неприятен даже. Ниже меня ростом, окончил всего семь классов, за всю жизнь полкнижки прочитал. Рисовал, правда, хорошо, но говорить-то с ним о чем? Неизвестно, сколько бы длилась наша с мамой конфронтация, но токаря, слава богу, отправили на три года служить во флот, и в доме опять воцарился мир.

После смерти мамы мне нужно было вступить в наследство и заплатить огромную пошлину за дом. Четыре тысячи рублей! При моей маленькой зарплате за всю жизнь не получилось бы столько скопить. Пошла в городской финансовый отдел — просить, чтобы скостили пошлину. Там-то в первый раз и увидела Эрнста Евтушевского, который служил заведующим. Навстречу мне из-за стола поднялся сказочный красавец: темные волосы, синие, как васильки, глаза, длинные густые ресницы. Я влюбилась по уши с первого взгляда и, помню, подумала с завистью: «Господи, какие у женщин бывают мужья!» Эрнсту я, видимо, тоже понравилась, к тому же он почувствовал родственную «книжную» душу, и чтобы заинтересовать собой, стал в подробностях пересказывать мне «Собаку Баскервилей» Конан Дойля. Потом перешел к декламации стихов Велимира Хлебникова. Тут я растаяла окончательно, хотя знала, что Эрнст женат и у него трое сыновей. Но он ведь ясно дал понять, что прежняя семья фактически развалилась.

На следующий день Евтушевский пришел с комиссией — осматривать дом. Всем очень понравилось, какие у меня порядок и чистота. Позже узнала, что Эрнст поделился впечатлением обо мне как о хорошей хозяйке со своей сестрой и та сказала: «Если она тебе по душе, расходись — все равно ведь плохо живете — и женись на Альбине».

Кадр из фильма «Палата № 6», где я сыграла Дарью Мосфильм-инфо

Вскоре после комиссии почтальон принес официальную бумагу, что пошлину решено отменить совсем. Поняла: это мне такой подарок от Эрнста.

Страдала по нему и днем и ночью, но знать о себе не давала — в ту пору считалось неприличным оказывать знаки внимания женатому мужчине. Наконец спустя семь месяцев, в канун Нового года, узнаю, что Евтушевский с женой развелся. Сочинила ему открытку с поздравлениями и послала на работу, в городскую администрацию. Эрнст тут же пригласил меня на свидание, а через две недели мы поженились.

Родители Евтушевского были людьми образованными, интеллигентными: отец отучился в Ленинграде, служил агрономом, а мать работала завучем в школе. С прежней невесткой отношения у них не складывались, а меня приняли сразу и очень обрадовались такому выбору сына. Поскольку Эрнст платил большие алименты, родители нам помогали: дарили ему пальто, костюмы, ботинки — и каждый месяц давали по сто рублей, на которые муж покупал мне капроновые чулки. Они быстро рвались, но Евтушевский не хотел, чтобы носила фильдеперсовые — говорил: «На твои красивые ноги такие не подходят».

Через год после женитьбы у нас родилась дочка, но по вине работников роддома прожила меньше двух месяцев. Началось с того, что в приемном отделении я шагнула к Эрнсту, чтобы проститься, а медсестра отшвырнула меня к стенке — было так больно и обидно, что я заплакала. А потом орала всю ночь, но никто не подходил. Потуги начались, когда у медперсонала была пересменка. Я звала на помощь — бесполезно, пыталась сама принять у себя роды — но разве ж такое возможно?! Наконец на меня обратили внимание — и Верочка появилась на свет. Когда всем женщинам в палате принесли кормить детей, а мне нет, сразу заподозрила неладное. Вскоре пришла врач и подтвердила мою догадку: «У вашей девочки кровоизлияние в мозг». Месяц и двадцать один день мы с Верочкой пролежали в Тамбовской областной больнице, а потом дочка умерла.

Я переживала, плакала, а Эрнст, выпив водочки, немного успокоился и от похоронных хлопот устранился. Обиды на него не держала — каждый по-своему справляется с горем.

Мы стали жить для себя: катались по окрестностям на мотоцикле, на автомобиле ездили в Москву на спектакли, рыбачили с моторной лодки. Вся техника была казенной — полагалась Евтушевскому по должности. Еще у нас имелись холодильник, телевизор, стиральная машина — круглая, с барабаном для отжима. Большинство моршанцев о таком только мечтали.

Но через два года опять пришла беда — седьмого июля 1968-го умер Эрнст. Внезапно. Вернулся с работы домой и во дворе упал без сознания. Когда приехала скорая, уже не дышал.

Но две вещи совсем не понравились: когда этот парень с бутылкой залез в гроб и лежал со мной валетом, а второе — мышь в могиле А. Филатова/из архива А. Евтушевской

Ровно через восемь месяцев после скоропостижной кончины отца на свет появилась Елена. Тряслась я над ней страшно: только бы не заболела и не умерла. Пугалась малейшей простуды, переживала из-за крошечного прыщика. Зимой, чтобы дочке было тепло, каждый день таскала по дюжине охапок дров, топила все четыре печки — по две на первом и втором этажах. Когда дрова заканчивались, пускала в свободные комнаты квартирантов, чтобы на их деньги заказать бревна, распилить их и расколоть. Жильцам нужны были хорошие условия — приходилось носить из колонки по двадцать ведер воды, убираться во всем доме, но я не жаловалась — главное, чтобы Лялюсе было тепло и сытно.

Склонность к музыке проявилась у дочки очень рано — еще до года она повторяла мелодии, которые звучали по радио и телевидению, подпевала, когда я убаюкивала ее оперными ариями с пластинок дедули. В шесть лет Лялюся пошла в музыкальную школу на класс фортепиано, а в семь начала сочинять мелодии. Про качество ее первых творений ничего сказать не могу — я не специалист, но преподаватели хвалили. На четвертом году учебы дочка добавила к фортепиано скрипку, быстро освоила инструмент и переиграла все произведения из оставшихся после мамы оперных клавиров, импровизировала и снова сочиняла...

Когда Лялюсе исполнилось двенадцать, мои подруги в один голос стали убеждать: «Ни в Тамбовском, ни в Рязанском музучилищах композиторского класса нет — перебирайтесь в Москву!»

И я, бросив дом и хорошую работу, поехала с Лялюсей в Москву — в полную неизвестность. Послушав, как дочка играет на скрипке и пианино, ее сразу зачислили в музыкальную школу имени Анатолия Лядова.

Жили мы на частных квартирах. Чтобы платить за аренду да еще иметь деньги на жизнь, я хваталась за любую работу — лишь бы начальство сквозь пальцы смотрело на отсутствие столичной прописки: была буфетчицей в туберкулезном диспансере, фасовщицей в пекарне, лаборанткой на ткацкой фабрике, учителем труда в подмосковной школе. Когда Лена после окончания музыкальной школы с первого раза поступила в Мерзляковское музыкальное училище при Московской консерватории, стало ясно: в Моршанск мы больше не вернемся — надо продавать дом. Бизнесмен из меня никакой, поэтому от продажи родового гнезда получила четверть его стоимости — десять тысяч рублей. Наверное, этого хватило бы на покупку какой-никакой квартиры в Москве, но спросить совета, попросить помощи мне было не у кого — и все деньги ушли на частное жилье, которое снимали четырнадцать лет.

Фильм принес мне знакомство с двумя дружелюбными женщинами: Литвиновой... На вручении премии Олега Янковского «Творческое открытие» в рамках фестиваля «Черешневый лес» А. Балахнова/Starface.ru

После училища Лялюся устроилась преподавателем фортепиано в детскую студию искусств при одном из московских Дворцов культуры, продолжала там работать и после того, как поступила на композиторское отделение. Окончила консерваторию с красным дипломом, получила направление в аспирантуру, которую тоже окончила с отличием, представив высокой комиссии камерную оперу по прозе Велимира Хлебникова. Выходит, любовь Эрнста к таланту этого литератора передалась и дочери.

Сейчас произведения Елены исполняют известные коллективы: Государственная академическая симфоническая капелла России, симфонический оркестр Москвы «Русская филармония», камерный оркестр «Времена года». Кроме занятий сочинительством дочка служит исполнительным директором Международного конкурса композиторов и аранжировщиков имени Исаака Дунаевского, работает в жюри разных фестивалей.

У Елены есть дочь — моя единственная внучка Маргарита. Ей двадцать семь лет, окончила Институт телевидения и радиовещания имени М.А. Литовчина, стала асом в компьютерных видеопрограммах, работает главным режиссером на крупном видеоканале. Такая вот талантливая девочка!

Обитаем мы все отдельно: Маргарите я отдала свою квартиру в Лосином Острове, а сама переехала в «двушку», хозяин которой проживает за границей, — охраняю квартиру и плачу только за коммуналку. Для меня главное, что от метро не очень далеко и автобусы ходят часто, а то ведь в Лосином по часу приходилось транспорта ждать, поэтому и попала однажды в криминальную историю.

— Ту самую, где фигурировали ваши драгоценности? Обещали рассказать...

— Драгоценности — громко сказано. Все десять колец, что сейчас на мне надеты, золотые, но камни в них ненастоящие. В ломбарде такие принимают только по весу металла и продают с небольшой наценкой. Вот я и приспособилась там покупать. Цепочка с профилем Нефертити — тоже из ломбарда. Думаете, для красоты их ношу? Нет, это мои талисманы: если хоть один потеряю или оставлю где-нибудь, сразу начнутся проблемы — или сама затоплю соседей, или они меня затопят, а то еще хуже — полчища тараканов в квартиру набегут.

Теперь про историю, когда чудом осталась жива. Возвращалась со съемок домой, вышла на «Щелковской» в четверть двенадцатого ночи и сорок минут просидела на автобусной остановке. Там была еще одна тетка, которая приставала с вопросами:

— Вы красите волосы или у вас от природы мало седины? Где купили такое красивое платье?

...и Друбич. Обе разговаривали со мной без всякого зазнайства, как с ровней. Кадр из фильма «Последняя сказка Риты»/Студия «Запределье» из архива А. Евтушевской

Мне она сразу показалась подозрительной, поэтому отвечала коротко:

— От природы. В секонд-хенде.

Наконец подошел автобус. Тетка тоже поднялась в салон, но села далеко от меня и стала с кем-то тихо разговаривать по телефону. Выхожу на своей остановке, и ко мне сразу пристраивается какой-то парень. Входит следом в подъезд, вызывает лифт, шагает в кабину и ждет. А я, чуя недоброе, ретируюсь к входной двери. Тогда он выскакивает из лифта, подхватывает меня на руки и тащит в сторону мусоропровода. Там валит на пол и начинает сдирать кольца с пальцев и цепочки с шеи. Мне бы кричать «Пожар!» — тогда соседи точно из своих квартир повылезали бы, а я: «Помогите! Помогите!» — никто носа и не высунул. Грабитель воткнул мне в рот кулак, а другой рукой стал стаскивать оставшиеся три кольца, которые плотно сидели. Или вместе с кожей содрал бы, или пальцы мне переломал бы, но тут из квартиры на третьем этаже вышли громкоголосые гости — парень испугался и убежал.

Веселая компания прошла мимо — наверное, подумали: «Вот старуха напилась — аж валяется». Кое-как поднялась на ноги и позвонила в дверь соседки — сумку-то, где лежали ключи от квартиры и телефон, этот паршивец тоже забрал. Когда соседка меня увидела, то в ужасе ахнула: одежда в пыли, волосы растрепаны, из разорванной губы кровь течет. Позвонила от нее Лялюсе — дочка сразу схватила такси и примчалась с запасными ключами. Уже из моей квартиры вызвали милицию, меня отвезли в отделение, где продержали до пяти утра. Выспрашивали про приметы грабителя, даже фоторобот рисовали, но, как мне показалось, ловить его и не собирались.

На следующий день подъезжаю к дому на такси, а вчерашний грабитель у входной двери пасется — меня поджидает. Чтобы, наверное, оставшиеся кольца снять или в квартире пошуровать. Представляете, какая наглость?! А все от безнаказанности! Водителем у меня был высоченный грузин, кулаки — как две дыни. Попросила его проводить меня до квартиры, таксист согласился — при такой охране бандит подойти ко мне, конечно, не решился.

После ограбления я переехала из Лосиного Острова, о чем нисколько не жалею. Возраст у меня такой, что нет-нет да и заболею — простыну или еще что. Иной раз думаю: все, не встану, но тут звонят и зовут в какой-нибудь фильм. Поднимаюсь, собираюсь и еду. А на площадке, чтоб вы знали, у актера сразу все личные страдания на второй план уходят.

Кроме участия в съемках в дипломных короткометражках и позирования перед выпускниками художественного факультета ВГИКа, я еще играла в студенческих спектаклях из архива А. Евтушевской

— Вот и давайте, чтобы поднять настроение, говорить о кино. Как вам работалось с Кареном Шахназаровым? Чувствовали трепет перед известным режиссером?

— Да я его и видела всего два или три раза, но общался он очень тепло. Когда снимались эпизоды со мной, на площадке работали второй режиссер и сценарист Александр Бородянский, ставший моим опекуном: с ним мы и наряды мне у костюмеров выбирали, и три монолога отрепетировали.

Когда перед камерой произнесла первый монолог и сказали «Стоп! Снято!», вся группа «Палаты № 6»: оператор, осветители, звуковики, гримеры — устроила мне овацию. Это были первые и единственные аплодисменты: я же в театре не работаю — кто мне будет хлопать?

Когда вышел фильм, подруги очень удивились:

— Аля, как ты смогла такие длинные монологи выучить?

Имея уже опыт в кино, стала им объяснять:

— Монолог гораздо проще и запомнить, и рассказать — не то что диалог. Когда снималась в рекламе с Ольгой Будиной, она раз — и забыла свою реплику! Ну и я ответную не сказала. Пришлось наш разговор еще раз снимать. Но Ольгу винить нельзя: она тогда и в Москве, и в Ленинграде, и в Нижнем Новгороде в разных картинах снималась — где ж ей все запомнить?

Шахназаров, когда журналисты спрашивают про меня, всегда говорит хвалебную речь: про то, что очень гармонична и органична в кадре, что прекрасно справилась с ролью Дарьи. Не знаю, насколько он искренен в оценке — может, просто хотел доставить приятное старушке, — но все равно спасибо.

Наша с Бородянским симпатия друг к другу после съемок «Палаты № 6» не закончилась. Однажды он спросил:

— Ты в Ленинграде, Санкт-Петербурге когда-нибудь была?

— Нет.

— Тогда вот тебе ключ от квартиры, которую киностудия там снимает, записывай адрес — и живи сколько хочешь. Сходишь в Эрмитаж, Русский музей, в Исаакиевский собор.

— Да как же я там задержусь, — отвечаю, — если Лялюся и Маргарита уезжают далеко и надолго, а их далматинец на мне? Гуляю с псом, кормлю.

— Пусть дочка попросит позаботиться о собаке кого-то из своих подруг.

— Никто не согласится! Я же на прогулку с граблями выхожу — обороняюсь от других собак, которые к нашей пристают!

— Ну вот и оставь грабли сменщице.

— Нет, нет! Как можно?!

Так и не уговорил.

На фильм «Иванов» меня пригласили сразу после «Палаты № 6», сыграла там эпизод, но ездила на площадку целых два месяца. Заплатили немного, зато познакомилась с актерами высшего класса: Серебряковым, Золотухиным, Екатериной Васильевой. А с Марцевичем мы даже подружились. Жалко, что «Иванов» стал его последним фильмом. Я ходила попрощаться с Эдуардом.

Моя дочка Лена стала успешным композитором А. Довгань/из архива Е. Евтушевской

— А с чего началось ваше сотрудничество с Ренатой Литвиновой?

— Да как всегда — со звонка ассистентки по актерам: «Пожалуйста, снимитесь у нас». И я, как всегда, сразу согласилась: «Конечно снимусь — времени у пенсионерки полно».

Первый эпизод с моим участием был такой: в больнице идет пятиминутка, большой зал заполнен женщинами в белых халатах — и все курят. Я сижу за печатной машинкой и как будто печатаю, на самом деле просто колочу невпопад по клавишам. Во рту тоже папироса, но незажженная, потому что в жизни никогда не курила. Смешная подробность, которую заметил только Александр Гордон, снявший передачу про картину «Последняя сказка Риты»: «Альбина Станиславовна, а ведь папиросу-то вы не тем концом между зубов вставили! Долго потом, наверное, табаком плевались?»

Фильм принес мне знакомство с двумя хорошими, дружелюбными женщинами: Ренатой Литвиновой и Татьяной Друбич. Обе разговаривали со мной без всякого зазнайства, как с ровней. После съемок Литвинова подарила мне французские духи, а я ей — пушистую белую кофточку. Где купила, наверное, догадываетесь, но ей об этом, конечно, не сказала. Жалею, что с размером, как подозреваю, не угадала — маловата ей кофточка.

Рената — женщина во всем талантливая. Знает в совершенстве английский и французский языки, создала фирму, где выпускают шикарные вечерние наряды для богатых женщин. Кроме фильмов сделала цикл передач о моде в разные времена и в разных странах: начала с костюмов Возрождения и дошла до советских кальсон. Как одевались раньше люди, рассказывала на фоне картин великих художников в музеях по всему миру.

Как-то я пожаловалась ей: «Очень нравятся твои программы про моду, но уж больно поздно идут! Оно и понятно — талантливых людей у нас всегда заталкивают после часа ночи».

Литвинова тут же послала куда-то своего водителя, и он привез мне диск со всеми выпусками. Рената вообще очень чуткая — бывало, встретимся на киностудии, обязательно спросит, как здоровье.

Но в одном мы с ней абсолютно не совпадаем: Рената обожает Наполеона, а я его терпеть не могу — столько русских людей из-за него погибло!

Живет Литвинова во Франции, у нее там квартира, но большинство фильмов снимает в Москве. Однажды призналась, что когда выйдет на пенсию — жить в Москве не станет: к старикам в России относятся ужасно, уедет навсегда во Францию. Обидно, если совсем не будем видеться...

Как очень талантливая артистка мне еще понравилась Ирина Розанова — вместе снимались в картине «Жили-были». Она же такая изящная, все графинь и княгинь играет, а тут так быстро походку деревенской бабы ухватила — просто чудо! Все съемки так ходила — ступни с выворотом.

В каком-то смысле мы с внучкой коллеги: она режиссер, я актриса из архива А. Евтушевской

— В прошлом году состоялась премьера замечательного комедийного сериала «Год культуры», правда вам там досталась скорее трагическая роль — скончавшейся завкафедрой Алевтины Алексеевны. Не страшно было в гроб ложиться?

— А чего страшного-то? Ничуточки не боялась. И мне все так удобно там устроили — хоть целыми днями лежи отдыхай... Но две вещи совсем не понравились: когда этот парень с бутылкой (сыгравший преподавателя Сапрыкина актер Александр Яценко. — Прим. ред.) залез в гроб и лежал со мной валетом — вдвоем под закрытой крышкой и тесно было, и душно... А второе — мышь в могиле. Сцену, где гроб со мной в яму опускают, в фильм не взяли, а я чуть со страху не умерла от мыши, когда она начала скрести по дереву. После этого категорически Ляле и Маргарите заявила: «Когда умру, сожгите — не хватало, чтобы по мне в могиле кто-то ползал!»

Но вообще про кино я вот что хочу сказать: никакой тебе там свободы и инициативы. Семь раз с разными интонациями одно слово сказать — шутка ли?! А режиссеру все не нравится. Если честно, производство мне гораздо ближе и интереснее: кино по сравнению с налаженной, работающей в три смены фабрикой — че-пу-ха!

— Насколько знаю, вам еще и во ВГИКе моделью для будущих художников и операторов пришлось поработать. Расскажите об этом.

— Там это называлось не «модель», а «натурщица». Только не подумайте, что я в голом виде позировала и снималась! А что, вместе со мной там была молодая женщина, которая в чем мать родила перед камерой дефилировала! На показе дипломных работ в зале куча известных режиссеров, артистов собралась, даже Меньшов с Алентовой пришли, а эта женщина на экране голая. Как так можно? Я бы со стыда сгорела.

Во ВГИКе мне приклеили прозвище Чемпионка, а все потому, что восемь режиссеров меня в свои дипломные короткометражки выбрали — это еще не считая выпускников художественного факультета, которым для портретов позировала. Хорошо я в тот год заработала — и шубку натуральную себе купила, и много платьев, украшений. Когда наряжаюсь на мероприятие и подбираю всякие драгоценности, всегда вспоминаю маму: «Из колец только обручальное можно надевать, про все остальное скажут «буржуйство». Была я в молодости в этом вопросе обделенной — сейчас наверстываю.

Мероприятия у меня случаются разные. В прошлом июне пригласили на юбилей Алисы Гребенщиковой, для которой отец снял бывшую дачу Лужкова. Ни с Алисой, ни с ее папой Борисом я не знакома, но обошлись со мной честь по чести: прислали машину, доставили с комфортом. Вошла я на дачу и ахнула: в пруду лебеди парами плавают, на лужках кони пасутся, а в первой по ходу зале — десятиметровый стол, сплошь уставленный живыми цветами, — нам даже девушку-флориста представили, которая за ними ухаживает.

Если честно, производство мне гораздо ближе и интереснее: кино по сравнению с налаженной, работающей в три смены фабрикой — че-пу-ха! А. Филатова/из архива А. Евтушевской

В уголочке сидел квартет в камзолах XVIII века, играл Моцарта. Ближе к ночи приехало много-много артистов, все страшно изможденные после съемок, концертов, но целая бригада замечательных гримеров в полчаса превратила их в блистательных красавиц и красавцев. Костюмеры каждому гостю и гостье подобрали бальный наряд. Меня, кстати, переодевать не стали, сказали, что я из своего гардероба удачное платье выбрала.

Посыпались поздравления имениннице — и музыкальные, и в стихах. Алиса благодарила. Ждали, что на торжество приедет отец, но Борис, видимо, не смог. Потом был очень богатый ужин, фейерверк, и только в три часа ночи нас всех на автомобилях развезли по домам. Все праздничное действо снимали на несколько камер — видимо для личного архива Гребенщиковой...

Вот иногда мне режиссеры или их ассистенты говорят: «Альбина Станиславовна, вам бы немножко поправиться». Уж не знаю, для кино им это нужно или просто жалко меня, такую тощую. А я ведь не нарочно такая худая, ем все подряд, но вес никак не набираю. Очень хочу поправиться — до такой степени, что когда вижу упитанного человека, так и подмывает спросить: «А что ты утром ешь? А на обед и ужин?» Но из-за скромности подойти стесняюсь.

— Скромность скромностью, но большинство ваших нарядов, согласитесь, весьма и весьма экстравагантны. Не случалось, чтобы на улице, в транспорте, в магазине к вам подходили ровесницы с упреками: мол, не по возрасту одета? Особенно женщины, прислуживающие в храмах, любят замечания по внешнему виду делать...

— В церковь я хожу как положено: с прикрытыми плечами, в косыночке. И когда одеваюсь шикарно, тоже никто не пристает. Может потому, что держусь независимо. И в самом деле, если человек меня не поит, не кормит, какое имеет право в мою личную жизнь лезть?

На улицах и в транспорте подходят совсем с другим — говорят: «А мне запомнился ваш образ в таком-то фильме», благодарят, суют в сумку шоколадки, коробочки с зефиром и мармеладом. Как будто знают, что люблю сладкое. Сделала для себя такое наблюдение: в день ко мне с хорошими словами обязательно подходят два человека. Ни разу не было, чтобы один или три — только два. Это для меня норма.

Недавно в метро обратился парень — красавец каких поискать и очень вежливый:

— Скажите, пожалуйста, ведь это вы играли в «Интернах»?

— Да, — отвечаю, — но у меня там совсем маленький эпизод, думала, зрители его не заметят.

Парень приобнял меня за плечи:

— Как можно не заметить?! Ваша бабушка-пациентка — очень яркий образ!

Конечно, такие комплименты поднимают настроение и я начинаю думать, что и впрямь — хотя и не имею актерского образования — умею что-то делать в кино.

Вчера пошла в ломбард, который рядом недавно открылся, а продавщица говорит: «Я вас знаю! Вы в «Русалке» снимались!»

Даже поморщилась от досады: опять про «Русалку» — сколько ж можно?! А потом подумала: «Если через много лет роль помнят, это же очень хорошо! И вообще ты, Аля, должна быть благодарна «Русалке» — все-таки в ней твой актерский дебют состоялся!»

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх