Владимир Финогеев: Елизавета и Эйнштейн

«Продолжим о Елизавете, императрице с 1741 по 1761 год. Елизавета Петровна, как говорят...

«Продолжим о Елизавете, императрице с 1741 по 1761 год. Елизавета Петровна, как говорят современники, в молодости, да и позже, отличалась красотой. Испанский посол при российском дворе с 1727 по 1730 год, какой-то герцог, — Слава потер лоб, — имя его выскользнуло из моей памяти. Погоди! Герцог Лирийский его звали, и он написал у себя в твиттере...» — «Не рановато для твиттера?» — «А я сказал «в твиттере»? — Слава не дал ответить: — В дневнике!» Улыбнулся по-детски, сказал: «Чудеса: имя этого посла не из головы вышло, а сразу появилось на кончике языка — ниоткуда! Поразительно! Ты знаешь, я часто думаю, что наша память хранится не у нас в голове, а где-то поблизости». — «Глядя на молодежь в метро, я давно это заметил. Да и ты все время залезаешь в плоскую коробочку и берешь оттуда все сведения». — «Не скажи! Я Соловьева Сергея Михайловича лично проштудировал в той части, которая касается правления Елизаветы. Соловьева надо читать, мне кажется, он единственный историк, который не боялся истории». — «Что ты имеешь в виду?» — «Он писал ее как роман. Я читал взахлеб. Вот что сказал посол: «Принцесса Елисавета, дочь Петра I и царицы Екатерины, такая красавица, каких я никогда не видывал. Цвет лица ее удивителен, глаза пламенные, рот совершенный, шея белейшая и удивительный стан. Она высокого роста и чрезвычайно жива. Танцует хорошо и ездит верхом без малейшего страха. В обращении ее много ума и приятности, но заметно некоторое честолюбие». — «Да, на портрете, который ты извлек, она привлекательна. Видимо, родители красивые были? Она дочь Петра Великого и Екатерины I, если я не ошибаюсь. А Екатерина I была красива?» — «Не знаю, как ответить, я просмотрел массу портретов Екатерины, должен сказать: это будто разные дамы — от безобразных до прекрасных. Я могу полагаться на выбор Петра, она ему понравилась, значит, была хороша». — «В молодости все неотразимы. Сколько ей было, когда они встретились?» — «Ей было 18 или 19 лет, бывшая тевтонская прачка была сперва любовницей Меншикова, но Петр отбил ее. Был ли Петр хорош собой? — взмахнул рукой Слава. — Мне кажется, что нет, но девушкам виднее. — Почесал лоб. — Неисповедимы пути красоты. Иногда у дурных на вид родителей рождаются красавицы, иногда наоборот». — «Не так уж и неисповедимы, генетики разберутся, откуда что берется», — сказал я. «Не знаю, откуда у Елизаветы красота, но рост свой она от Петра унаследовала, это точно; для дамы она была высока — 180 сантиметров. Я заметил, где Елизавета изображена красивой — нет рук, а где она не производит особого впечатления — руки есть. Вот наш портрет — рук нет, но хороша собой, что можно сказать о характере по лицу?» — «Посмотрим: лоб и нижняя часть лица меньше по высоте, чем средняя; глаза и нос занимают больше пространства, это толкуется как благородная натура, обладающая выдержкой. Обратим внимание, что в целом форма лица тяготеет к квадратной, но скруглена — вместе это дает решительность и твердость. Решительность наступает после сомнений, и жесткие следствия этой решительности сглаживаются великодушием». — «Что ж, известно: при ее царствовании смертная казнь не применялась, а переворот прошел бескровно, никто не пострадал — физически». — «Еще про глаза скажем. Глаза здесь действительно хороши, и они блестят, на Востоке это «глаза дракона», они обозначают обладание властью. Намечающийся двойной подбородок выражает беспристрастность с учетом квадратуры лица, Елизавета будет высказываться прямо, говорить правду, но делать это любезно». — «Это любопытное наблюдение. Вот слушай, что пишет историк Сергей Михайлович Соловьев. После смерти Анны Иоанновны, по малолетству императора Иоанна VI, власть перешла к фавориту прежней императрицы Бирону, что воспринималось народом как оскорбление национального достоинства, ибо Бирон был иноземец, да к тому же получил полномочия не отличиями в делах, а через постель царицы. Фельдмаршал Миних арестовал Бирона. И сделал регентшей Анну Леопольдовну. Однако царедворцам, направляемым вице-канцлером и первым кабинетным министром Остерманом, удалось очернить Миниха в глазах Анны Леопольдовны. Миних был вынужден уйти в отставку. И что говорит Елизавета правительнице: «Любя вас нежно, не могу скрыть от вас, что вы поступили дурно... вас обвинят в неблагодарности, и вы лишаетесь человека, на которого могли совершенно положиться после того, что он для вас сделал». — «Да, действительно, сказала «сильно, но аккуратно». А что же Анна Леопольдовна?» — «Тоже прелюбопытная реакция, неожиданная. Не самодержавная. Нам с тобой надо присмо треться к Анне Леопольдовне. Историк пишет, что «правительница рассыпалась в сожалениях» и сказала, что не соглашалась на отставку, но ее муж и Остерман не давали ей покою. Но вернемся к нашему портрету Елизаветы». — «Скажем теперь о губах. Губы красивые, правильной формы, нижняя губа толще, размер рта небольшой — это и чувственность, и сила характера, она и не отказывает себе в удовольствии, но и способна владеть собой. Небольшой размер рта, если, конечно, художник не слукавил и не уменьшил рот, чтобы добавить красоты, сообщает, что она не претендует на многое». — «Вот это мне представляется мало на нее похожим. Царь или царица по своему положению обязаны претендовать — на все!» — «Положение обязывает, и она наверняка говорила или делала вид, что претендует, но она этого не чувствовала, это не в ее природе, если, повторяю, художник специально не уменьшил величину рта». — «Этот художественный нюанс надо учитывать. Но если есть тезис, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно, то ее рот должен был вырасти в ширину». — «Я думаю, высказывание про власть имеет ограниченное применение. Здание возводят на фундаменте, мост ставят на опоры. Власть развращает тех, кто уже развращен, кто уже затронут пороком. Человека с твердыми нравственными основаниями власть не одолеет». — «Но нам возразят, мол, а какие еще люди приходят к власти, как не порочные?» — «В отношении конкретного человека нельзя сказать, насколько он порочен и в чем. То доступно только Богу. Потому сказано: товарищ, не суди. Ибо судят не по правде, а из зависти, ненависти или обиды». — «Да никуда от Эйнштейна! Даже абсолютное относительно».