На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

7дней.ru

105 401 подписчик

Свежие комментарии

Татьяна Власова. Вот такая история...

Армен Джигарханян и Татьяна Власова из архива Т. Власовой

По всем каналам показывают новости: Джигарханяна, по словам его молодой жены, похитили. Потом оказалось, что он после конфликта с супругой находится в больнице. Армен Борисович в интервью назвал Цымбалюк-Романовскую воровкой и заявил, что за два года она хитростью завладела всем: его имуществом, деньгами и театром. Вот такой неожиданный финал...

Как-то давным-давно мы с Арменом заглянули за кулисы цирка к его другу-дрессировщику. Тот вдруг спрашивает:

— Хорошо ребята расписали у лошади полосочки?

Я стою и разглядываю:

— Как ровно-то у них получилось!

Он рассмеялся, а у меня словно пелена с глаз упала: это же зебра натуральная!

Друг толкает Армена в бок:

— Твою жену так легко обмануть!

Помню жалостливый взгляд Армена Борисовича — да, мол, она у меня такая. Историю эту я не раз потом вспоминала...

Очень давно, еще когда были молоды, Армен подарил мне маленький томик Пастернака. Все книжки мы в Америку перевезли, а эта всегда со мной. Там лежала закладка на одном стихотворении, которое он часто мне читал:

Любить иных — тяжелый крест,
А ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен.

Именно это он ценил во мне — прямодушие и легковерность «без извилин», в смысле никогда в жизни не петляю.

Армен ни разу не объяснялся мне в любви. «А к чему эти слова? — рассуждал он. — Живешь, заботишься, деньги в дом приносишь. Я своей жизнью доказываю, что тебя люблю». И я с ним соглашалась: можно клясться в любви и изменять.

Не так давно разбирала какие-то бумаги в коробках. Вдруг в куче вещей нашла его пустое портмоне, которое он любил с собой всюду носить. А там рядом с фото любимого нашего кота Фила моя карточка — выцветшая, с уже смятыми краями. Я когда-то щелкнула себя модным тогда поляроидом.

Однажды Армен сказал мне фразу, которую запомнила на всю жизнь: «Бывало, я сердился на тебя за что-то. Но если, например, у тебя рука болит, ты же ее не отрезаешь?.. Знай — мы одно целое». И я считала, что «я — это он», и жила не своей, а его жизнью.

В этом году мы с Арменом могли бы отпраздновать золотую свадьбу. Полвека вместе. Горе и радость, победы и поражения — все пополам. И вдруг — раз! — и все исчезло. Словно и не было никогда. Читаю сейчас полные ненависти слова бывшего мужа в свой адрес «Мы — разные животные. Она — не человек!» и теряюсь в догадках: в какой момент это случилось? Откуда столько негатива и кто его против меня настраивает?

Чего только обо мне не писали в желтой прессе: Джигарханяну было плохо, а жена бросила его одного, даже кота любимого увезла в Америку и ни разу не приехала к больному. Так не хочется остаться оболганной! Если б мы могли поговорить, я бы ему все рассказала...

В 2010 году я приехала из Далласа с подарками для мужа. Армен праздновал в театре свое семидесятипятилетие, я собиралась прийти его поздравить. Но мне позвонили и предупредили: «Татьяна Сергеевна, извините, но туда пускают по пригласительным билетам. Мы не хотим, чтобы вы попали в неловкую ситуацию». На юбилей я не пошла — не буду же ломиться туда, где не хотят меня видеть? Потом читала в газетах, что Виталина Цымбалюк, еще не в статусе жены, была хозяйкой вечера. А я сидела в нашей пустой квартире на Арбате...

С мамой. Жили мы очень скромно, голодно, в коммуналке. Мой педагог по хореографии и его жена, которые были из сосланных, очень меня любили из архива Т. Власовой

У меня появилось много времени, чтобы вспоминать прошлое. Оказалось, плохое такие шрамы оставляет на сердце, что не залечишь. Только сейчас до меня доходят слухи о его изменах. Но я всегда верила ему как себе. И судила Армена по себе. Я была верной, преданной женой и хотя нравилась многим мужчинам, ни на кого не смотрела. Видимо, я действительно любила — ни одного романа за все время нашей совместной жизни себе не позволила. Я видела его недостатки. Ну и что? У всех они есть. Все люди разные. Брак — это компромисс.

Я в себе всегда сомневалась, колебалась в своих оценках других: «А вдруг это не так? А вдруг ошибаюсь?» Никогда не думала, что я красавица, другими женщинами любовалась. Армен хорошо, оказывается, меня изучил. Как-то в интервью американской газете сказал: «Она себе цены не знает». Я так удивилась! Никогда ничего подобного мне не говорил, старался не хвалить, чтобы, наверное, не испортить. Но меня испортить трудно — мама воспитывала очень скромной. И получился перегиб: всем верю, только не себе. Как порой шучу, я — простой сибирский валенок.

Почему сибирский? Потому что родилась в Сибири. Шла война. В Красноярске перед переброской на запад был расквартирован полк. Вот тогда моя мама Анна Степановна познакомилась с моим отцом. Его звали Сергей. Больше ничего она не знала: ни кто он, ни откуда. Сергей все больше молчал, слушал. Мама даже побаивалась его.

Когда я подросла, все допытывалась у мамы:

— Ему хоть письма приходили?

— Да.

— Что же ты не заглянула? Может, ему жена писала! Почему на обратный адрес не посмотрела?

Она только плечами пожимала:

— Неудобно было...

А расспрашивать по деликатности постеснялась. Это была любовь.

Вскоре отца отправили на фронт, он даже не знал, что мама забеременела. После войны к ней не вернулся. Может, для него это был всего лишь эпизод, а для мамы встреча с отцом стала судьбой. Она больше не вышла замуж, продолжала любить и ждать своего Сергея. Даже когда ей кто-то сказал, что эшелон, в котором он ехал на фронт, разбомбили и все погибли, не поверила.

Родилась я в январе сорок третьего. Воспитывала мама меня одна. Мы жили очень скромно, голодно, в коммуналке, в двенадцатиметровой комнате. Ей надо было кормить ребенка, вот она и пропадала сутками на работе, окончив курсы медсестер и парикмахеров. В Красноярск с фронта свозили раненых на лечение. Мама в госпитале стригла, брила, обшивала бойцов, перевязывала раны. Кстати, навыки парикмахера ей потом пригодились — она с удовольствием стригла своего любимого зятя Армена Борисовича.

Когда я была совсем маленькой, просила:

— Мама, купай мне папу!

— Танечка, а какого ты хочешь?

Я не могла его описать словами. А тут мы с ней гуляем, вдруг навстречу идет военный, на гимнастерке медали сверкают. Я дернула маму за платье: «Вот такого папу хочу. С деньгами на рубашке!» — все время ведь слышала «Денег нет, денег не хватает».

К моменту знакомства я состояла в гражданском браке с режиссером Ереванской русской драмы... фото: из архива Т. Власовой

Когда я уже училась в школе, мама показала мне фотографию интересного черноволосого мужчины. Он явно позировал в ателье на фоне бархатного задника. Мама сказала: «Это твой папа».

Однажды мы поссорились и я в сердцах крикнула:

— Был бы папа, он бы меня понял!

И видимо, так ее обидела этими словами, что она сказала:

— А это и не папа твой вовсе, это артист.

И я разорвала карточку на мелкие кусочки.

Мама отдала меня в хореографический кружок во Дворце культуры. Наш педагог был из Москвы, сосланный в Сибирь. Его жена ему аккомпанировала. Они очень меня полюбили и, собравшись обратно в Москву, не раз предлагали маме: «Отдайте нам Таню. Вы одна, вам трудно. Мы ее выучим на балерину». Но мама ни в какую. Она посвятила мне всю жизнь, берегла меня, холила и лелеяла. Я была ее единственной отрадой. Наверное, напоминала любимого Сергея — как мне говорили, я была такой же замкнутой и отстраненной.

Однажды учительница вызвала маму в школу и пожаловалась: «Ваша Таня странная. Сидит за партой, но на уроке не присутствует. Я что-то рассказываю, а она в облаках витает. «Власова, — говорю, — повтори все, что я сказала». Она встает и, представляете, слово в слово повторяет».

Окончив школу, я поехала в Москву поступать в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Прошла собеседование по-английски, сдала экзамены, но получила тройку по истории и уехала, решив, что провалилась. Это все, наверное, от неуверенности в себе. Потом я приезжала поступать во ВГИК. Иду по коридору, догоняет меня паренек: «Что, на актерское поступаешь? Тебя не примут. Лицо у тебя невыразительное». Я тут же развернулась и не стала поступать. Почему его послушала, поверила?

В Риге, где я жила у родной тети, окончила Рижскую актерскую студию при консерватории. Это и стало началом дороги, которая привела меня к Армену...

Мы встретились уже взрослыми людьми: мне было двадцать четыре, он на восемь лет старше. За спиной опыт серьезных отношений — у Армена росла маленькая дочка Лена, моему сыну Степе исполнился годик. У детей было два года разницы.

Читаю интервью Армена, где он утверждает, что я ревновала, да еще и без повода, и поражаюсь. Как же у него все смешалось в голове! Наверное, он Ванновскую имеет в виду.

Позже, когда мы поженились, мама Армена мне рассказывала о его первой любви. Алла Ванновская была примадонной Ереванского русского драмтеатра. Он пришел туда в двадцать один год, играл маленькие рольки еще студентом.

Армен где-то образно выразился о Ванновской так: «Она была первой женщиной, которая ворвалась в мою любовную жизнь». Алла была старше на четырнадцать лет — по тем временам это было смело. Армен не скрывает и ее диагноз, он прямо называет его в прессе: «У нее была хорея, это еще называют пляской святого Витта».

Ванновская была замужем за актером того же театра старше ее, у них рос сын. Но она ради любви к Армену оставила мужа. Все в театре знали об их отношениях. Армен продолжал жить с мамой, с Ванновской встречался. Джигарханян уже стал известным актером, у него появились поклонницы, к которым Алла ревновала. У нее начали возникать первые признаки нервной болезни. Ванновской нельзя было рожать с таким диагнозом. Но она чувствовала, что теряет Армена, и решила, видимо, беременностью привязать его к себе. Наверное, это был жест отчаяния с ее стороны. В театре рассказывали, что Алла устраивала ему за кулисами сцены ревности.

...а Джигарханян был женат на актрисе того же театра Алле Ванновской Г. Тер-Ованесов/Global Look Press

Любил ли он ее? Не знаю. Он и мне в любви никогда не объяснялся. Как сказал в своем интервью: «Я до сих пор не знаю, что такое влюбиться». Ему мама внушала: «Сынок, люби только себя!» Вот он ее и слушался...

Никто не ждал брака от этой связи. Однако поскольку Ванновская забеременела, в театре пошли разговоры, почему Армен не женится. Но его мама тогда сказала: «Армен-джан, надо ребенку свою фамилию дать. А то нехорошо, что люди скажут...»

Алла Ванновская была на девятом месяце беременности, когда они расписались. И хотя официально зарегистрировали брак, жили, как и раньше, раздельно...

Дочь он записал на свое имя. Девочку в честь его мамы назвали Леной. Он встречался с маленькой дочкой, приходил ее проведать. Алла, заболев, ушла из театра. Я видела Ванновскую один раз. Она пришла в театр какая-то потрепанная, трясущаяся. С ней была маленькая девочка, меня поразили ее испуганные глазищи на пол-лица. Лена, по-моему, больше была похожа на мать: крупные черты лица, голубые глаза...

У меня тоже до встречи с Арменом была своя история, гражданский муж. В интервью журналистка задала Джигарханяну прямой вопрос:

— Вы ведь увели Татьяну Сергеевну у другого мужчины?

Его ответ меня поразил:

— Специально не таскал, поверь мне. Так, чтобы влюбиться до умопомрачения, — нет.

Что значит «не таскал»? Это что, я его на себе женила? Могу сделать скидку на то, что он не носитель русского языка, хотя говорит на нем замечательно. Армен учился в русской школе, институте, играл в театре. Но все равно знать неродной тебе язык до конца невозможно. Джигарханян иногда мог не только неправильно применить слово, но и превратно понять смысл. Часто это замечала. Я имею в виду одно, а он истолковывает по-другому. Все дело в нюансах — трудности перевода. Видимо, он хотел сказать, что не уводил меня от мужа. Ну что ж, Бог ему судья...

Мой гражданский муж был режиссером. Я только что окончила актерский в Риге и поехала работать в Калининградский драмтеатр. Там мы с моим режиссером и встретились. Он был женат еще со студенческой скамьи на актрисе. Видимо, у них что-то уже трещало. Детей не завели. Это был интересный мужчина старше меня, он прекрасно играл на пианино. На репетициях спектакля «104 страницы про любовь» у нас вспыхнул роман. Об этом узнала его жена и уехала в Ленинград. A мы с ним отправились вначале в один театр, потом в другой. Кружили, кружили по городам, пока он не привез меня к Армену. Моего гражданского мужа пригласили главным режиссером в Ереванский русский драмтеатр — тот самый, в котором работал Джигарханян.

Вскоре у меня родился сын Степан. После родов я немного потеряла форму. Ну что делать? В актрисы пойти не решилась и стала работать в театре завлитом. Я окончила заочно театроведческое отделение в ГИТИСе, в Ереван приехала со вторым дипломом театроведа.

Мы с режиссером не были зарегистрированы, но жили вместе как муж и жена. Он тоже был, кстати, армянином. Развода с женой добивался долго, почему — не спрашивала. Ничего не требовала, не настаивала, не торопила. Наверное, он собирался на мне жениться, но я никогда не затевала разговоров на эту тему. У меня было свое течение жизни. Оно не было бурным или стремительным, не захлебывалась в нем, не ныряла как в омут с головой. Никогда не цеплялась за мужчин как за спасательный круг. Плыла по течению, и мне все нравилось...

У Ванновской была хорея, рожать ей было нельзя. Однако, чувствуя, что теряет Армена, она забеременела Ереванский русский драматический театр имени К. Станиславского

Словом, пока режиссер разводился с женой, у нас с Арменом начался роман. Опять жизнь закружила. Степану исполнился годик. Кроме химии, думаю, Армен во мне что-то интересное увидел. Помню, стоим на ереванской улице, вдруг я в задумчивости прислонилась к стенке и провела рукой по ее шероховатой поверхности. Армен восхитился: «Ты такая же загадочная, как Моника Витти». Он имел в виду мою всегдашнюю отстраненность...

Конечно, вся эта ситуация давила: сын, муж и еще один человек, к которому тянуло. Но я ничего не говорила, все держала в себе. Отпустила ситуацию — будь что будет...

Что нас связывало? Армен — очень приземленный, крепко стоящий на ногах, а я вечно витаю в облаках. Противоположности всегда притягиваются. Мы много гуляли, разговаривали, долго были на «вы». И однажды он спросил:

— Можно я вас поцелую?

— Разве об этом спрашивают? — удивилась я.

Все довольно быстро произошло. Для всех в театре это было тайной. Вскоре Армена пригласил Анатолий Эфрос в «Ленком». «Все, едем со мной в Москву!» — сказал он мне. И отправился первым.

Я ни секунды не колебалась. Однажды вечером, когда мы сели ужинать, объявила отцу своего ребенка, что ухожу от него к Армену. Тут же позвонила маме, чтобы она приехала и забрала внука на время к себе.

Мой гражданский муж не ожидал этого. Он был в шоке: «Ну ты, такая-сякая! Давай, давай! Иди к нему!» Я и «дала». Сцена была очень эмоциональной.

В таком запале собрала чемодан, что даже не успела снять кухонный фартук. Выхожу на улицу. Армен Борисович уже в Москве. Куда идти? Конечно в аэропорт! В фартуке с наспех собранным чемоданом — дома остались мой сын, гардероб, фотографии — иду по улице. Уже довольно поздно, людей мало, машин тоже. Вдруг едет грузовик.

— Довезете до аэропорта? — останавливаю его.

Водитель-армянин с любопытством меня разглядывает:

— Куда летишь?

— Да вот с мужем поссорилась. Хочу успеть на самолет в Москву.

Что-то ему рассказываю, не называя имен. Подъезжаем к аэропорту — в окнах темно.

— Что-то тихо как-то. Посиди, я пойду узнаю, — возвращается и говорит: — Аэропорт закрыт. Отменили рейсы до утра.

Вот он — знак свыше! Не следовало мне тогда лететь к Армену. Знаки судьбы надо уметь читать...

Мы поехали обратно в Ереван. Вдруг водитель решил попытать своего счастья и положил руку на мою коленку.

— Не надо меня трогать! — строго говорю, а он опять лезет. — Остановите машину! — и чуть ли не на ходу выпрыгиваю.

Иду по дороге, он едет за мной:

— Ну ладно, садись, больше не буду.

— Клянитесь детьми! — потребовала я самой страшной клятвы для армян.

— Клянусь. — Я села в машину. «А куда мне ехать?» — думаю. Шофер, словно прочитав мои мысли, предлагает:

— У меня переночуешь, утром отвезу в аэропорт.

А у меня даже сомнений нет, не боюсь, что он меня куда-то завезет и изнасилует. Поклялся же! Спускаемся в полуподвал. Темно, ничего не видно. Тут какая-то женщина с кровати привстала, что-то по-армянски пробубнила, он ей ответил. На полу дети спят — мал мала меньше. «Ложись между мальчишками на полу», — велел водитель. Я так устала от всего произошедшего за целый день, что тут же крепко заснула. В четыре утра мы снова поехали в аэропорт. На билет мне не хватило, мой спаситель добавил денег. Сказала: «Дайте мне свой адрес, и я вам вышлю обязательно». На скамейке лежала кем-то брошенная газета, я оторвала клочок и записала адрес водителя.

Когда Армена пригласили в «Ленком», он сказал мне: «Все, едем со мной в Москву!». Спектакль по пьесе Э. Радзинского «Беседы с Сократом» Т. Красовская/РИА Новости

Армен Борисович уже ждал меня в Москве. С Ванновской он развелся, и мы тут же расписались. Свадьбы не было. Пошли в ЗАГС с двумя свидетелями, на обручальные кольца денег не хватило. Он надел на мою руку золотое бабушкино кольцо — тяжелое, старинное, внутри гравировка «Аким» — имя ее мужа. И дата — 1908 год. После ЗАГСа пообедали в «Арагви». Я до сих пор иногда ношу это кольцо, только на левой руке, в память об Армене...

В Москве жить было негде. От «Ленкома» нам выделили жилье в полуподвале театра. До сих пор помню эту тесную комнатку. Маленькое окошко высоко под потолком, закиданное снегом, совсем не пропускало свет. Старый дерматиновый диван с жесткой спинкой и валиками по бокам. Узкая кровать, стол со стульями. Не было ни шкафа, ни кухни. Вместо туалета, извините, пол-литровая баночка.

Но мы были счастливы: Москва, «Ленком»! Любовь и молодость! Вся жизнь впереди! Мы спали на этой узкой кровати, тесно обнявшись. И ничего, помещались: оба худенькие. В дирекции театра Армена успокоили: «Это временно. Кстати, Иннокентий Смоктуновский здесь тоже жил».

Про меня никто не может сказать: «Она пришла к звезде!» Мы начинали с Арменом жизнь «с пол-литровой баночки». Длинную дорогу прошли вдвоем. Он был начинающим актером, ему еще предстояло завоевать Москву.

Армен не был красавцем, да и выглядел намного старше меня. Помню, встречали с ним кого-то на Курском вокзале. Я пошла в туалет, он остался ждать у входа. Бабушка, сидящая у кассы, спрашивает:

— Это что, муж, что ли, твой?

— Да.

— Больно страшный он у тебя!

А вот еще один смешной эпизод. Легла я в больницу с пищевым отравлением. Армен пришел меня проведать под окно. «Власова! — кричит моя соседка по палате. — Иди, твой отец пришел...»

Много мытарств испытали мы с квартирами. Ордер на комнату Армен получил через полгода. Он поехал смотреть, вернулся расстроенный: «Там какой-то инвалид вселился уже и говорит — «Только через мой труп». Ну что, я с ним бороться буду?» Потом дали ордер на маленькую, зато отдельную квартирку на «Профсоюзной», в новом высотном доме. Но нам опять не удалось ее получить. Рядом в доме взорвался бытовой газ, и пострадавшим семьям отдали эти квартиры, в том числе и нашу. Мы не переживали. У нас с Арменом совпадала реакция на подобные жизненные неурядицы.

Какое-то время арендовали комнату на Мосфильмовской. Очень удобно — рядом «Мосфильм», где он стал сниматься. В итоге предложили квартиру у Белорусского вокзала, в районе, который назывался Грузины. Квартира была малогабаритная, но зато четырехкомнатная.

Армен попросил: «Поезжай посмотри». В Риге, где жила долгое время, я полюбила есть миноги. Купила по дороге в магазине килограмм маринованных. В квартире повесила пакет с рыбой на трубу в кухне и забыла. Захожу домой и вдруг вспоминаю — а где миноги?

— Ну как? — спрашивает Армен.

— Будем там жить!

Я ни секунды не колебалась. Объявила отцу своего ребенка, что ухожу от него. Позвонила маме, чтобы она забрала внука на время к себе из архива Т. Власовой

— Почему?

— Я там миноги забыла! Значит, точно туда вернемся.

Как только въехали, мама привезла Степу. Армен его принял, усыновил, дал свою фамилию. До десяти лет Степа носил отчество своего биологического отца, потом стал Арменовичем. Дочки Джигарханяна еще не было с нами, Лена появилась значительно позже...

Армен очень быстро стал популярным. Я любила встречать мужа после спектакля у театра. Мне хотелось сделать ему приятный сюрприз: появиться неожиданно из-за угла, чтобы увидеть на его лице улыбку. Раньше вокруг «Ленкома» были деревянные домики. Помню, перешла улицу напротив театра, стою за углом и жду: сейчас он появится из служебного входа и я к нему подбегу. Идет какая-то женщина, видимо живет в этом дворе, и говорит: «Ну что, за мужем подглядываешь?» Это меня так обидело! Как она могла подумать, что я не верю мужу?! Потом все время возвращалась к ее словам и переживала: «Наверное, со стороны так и выглядит». И перестала встречать Армена у театра. Сейчас вспоминаю и думаю: «Боже мой, какой же я была чистой, неопытной».

Никогда не ревновала его, клянусь. Я прекрасно знала, что такое театр, что такое играть любовь на сцене. Сама ведь целовалась. В пьесе «104 страницы про любовь» у меня был партнер, в которого не была влюблена, но играла так, что все в зале плакали. У Армена всегда было много поклонниц. Я на это не обращала внимания, он ценил мое терпение. Мы вместе читали письма, которые ему приходили. Женщины в экзальтации писали: «Мне ничего от вас не надо, только бы ребеночка родить».

Конечно, бывали моменты, когда закрадывались подозрения о его неверности — раза два-три. Если я спрашивала о какой-то актрисе, он читал мне нравоучение: «Нельзя жить с человеком, которому не веришь!» Мне становилось стыдно, лет на десять этого хватало...

Не знаю, как он, но я ему не изменяла никогда. Странно, иногда Армен меня начинал ревновать — как он теперь говорит, «без повода». У нас часто останавливался один его хороший друг. Недавно он мне напомнил эпизод из прошлого: «Помнишь, как мы вместе встречали Новый год? Молодые еще, веселые, хулиганили. Толкали друг друга в снег. Ты полетела в сугроб, потом я полетел. И вдруг Армен мне тихо говорит — «Надеюсь, ты голову не потеряешь?» Надо же, приревновал к тебе!»

Были и другие случаи, о которых не хочу говорить. Скажу только одно — он боялся меня потерять. Постоянно внушал: «Если у тебя кто-то появится, я должен первым об этом узнать!» Интересно, что в своем интервью Армен все переиначил: «Я обещал ей, что если у меня кто-нибудь появится, она первой узнает».

Очень наивной была, очень доверчивой. А главное, не переставала его любить, как обещала. Мы друг друга называли ласково Лапа. Пристрастились к путешествиям. Вместе объездили чуть ли не всю Европу на машине, Армен обожал водить. Помню, машина застряла, я ее сзади толкаю изо всех сил. Упала на дорогу и кричу: «Лапа-а!» — он остановился, бросился меня поднимать. Потом все время вспоминал этот эпизод и смеялся...

От «Ленкома» нам выделили жилье в полуподвале театра. Не было ни шкафа, ни кухни из архива Т. Власовой

Роль домохозяйки мне не очень подходила. Все, что полагается, я делала, но не любила. Учила английский язык на вечернем в инязе, занималась переводами, преподавала в модельном агентстве актерское мастерство. Когда муж работал во ВГИКе, попросил меня помочь в его мастерской. С удовольствием этим занималась. Вытягивала студентов, которые уже на отчисление шли.

Мой педагог из Рижского училища звала меня в «Щепку» поработать со студентами, предлагали работу на телевидении. Но я отказывалась, говоря одно — «Я замужем». Чувствовала, что он не хочет этого: придет с работы, а жена где? Я всегда угадывала его мысли. Мне кажется, он опасался еще одной вещи — а вдруг рвану, сделаю карьеру и начну с ним как-то иначе себя вести? Армен не понимал одного: он — это я. И больше мне ничего не надо было. Не то чтобы он меня заставил, я — добровольная жертва. Жила жизнью мужа, настолько она была интересной. Вместе учили роли, я ему подавала реплики, подсказывала музыку для спектаклей, читала книги и ему потом пересказывала их содержание. Он читал в основном Шопенгауэра и Фрейда. Подшучивала над ним: «Боже мой, ты с ума сойдешь с этими философами!»

У меня ни разу не было момента, когда бы подумала: «Может, нам разойтись?» Бывало, я ошибалась, казалось, он меня не так понял. Но чтобы уйти? У него была коронная фраза: «Ты не уставай меня любить!» Я и не уставала. Правда, порой было обидно, когда много раз он повторял: «Женщина и мужчина — вечный антагонизм!» Откуда это у него? Мы как прилепились друг к дружке, так всегда и жили не разлучаясь. Никакого антагонизма я не чувствовала. Теперь, оказывается, он был! Почему он тогда со мной жил?

В телепередаче на вопрос, как ему с женой живется, Армен ответил, улыбаясь: «Удобно!» (Он и про Виталину Цымбалюк повторил это слово в слово: «Мне с ней удобно».) Я даже расстроилась, увидев это по телевизору, но промолчала. Я всю жизнь молчала. А вдруг я его обижу? Он разъярится, будет скандал. Ну зачем из мухи делать слона? Все копилось, копилось...

В тот вечер он пришел после спектакля, мы поели, погуляли и пошли спать. Все нормально. Это как поцарапать палец, потом облизать: ничего, мол, пройдет. А в ранку заноза уже попала, началось нагноение. Ноет и ноет. Один шрам на сердце, другой. И не потому что я злопамятная, это просто рана не дает забыть...

Когда в нашем доме появилась его мама, что-то поменялось. Армен о своей маме говорит только в превосходной степени: «Она великая!» Кстати сказать, мы с ней прекрасно жили, никаких скандалов не было. С Еленой Васильевной у нас были нормальные отношения. Оказывается, как узнаю сейчас, она ему однажды сказала, что в Москву больше не приедет. Армен якобы спросил, что случилось, мать не ответила. Он намекает на то, что ей было плохо со мной. А я думаю, ей было плохо в Москве, свекровь никого здесь не знала, ей скучно жилось без подруг и знакомых. В Ереване же — была звездой, уважаемой персоной, все спрашивали почтительно: «Как там, Елена Васильевна, ваш сын?»

Не знаю, как он, но я ему не изменяла никогда из архива Т. Власовой
Иногда Армен начинал ревновать. Он боялся меня потерять. Внушал: «Если у тебя кто-то появится, я должен первым об этом узнать!». Cцена из спектакля «Бег» Т. Красовская/РИА Новости

Мне кажется, она очень ревновала сына ко мне. И это понятно: всю жизнь Армен жил с ней, очень ее любил и всюду возил, даже на гастроли. Его отец ушел из семьи, когда мальчику было всего месяца три, и она посвятила сыну жизнь. Армен производит впечатление мачо, а в душе очень мягкий человек. И всегда с этим боролся. Тренировался кулаком стучать по столу, правда со временем это вошло у него в привычку.

Его мать, думаю, не хотела русскую невестку. Но Армен не спросил у нее разрешения, когда на мне женился. Елене Васильевне пришлось смириться с выбором сына. Я вообще-то очень покладистая — если что не по мне, лучше уйду, не стану спорить. А в армянских семьях важен ритуал, обычаи, субординация. После одного случая я удивилась, что так нужно себя вести, а она удивилась, что я этому удивилась...

Елена Васильевна постоянно жила у нас, только на лето уезжала в Ереван. А причина была проста — Лена. Первая жена Армена с дочкой перебралась в Подмосковье, поближе к нему. Девочку брали время от времени к нам. Приедет, недельку-другую побудет и уезжает к маме. Потом однажды смотрю, Лена что-то загостилась. Спрашиваю у Елены Васильевны:

— Что-то случилось с матерью? Почему Лена так долго у нас гостит?

Свекровь ответила:

— Лена не гостит, она у нас живет.

Я промолчала. Меня поставили перед фактом, но сказать-то можно? Собрать семейный совет — так и так, мать Лены положили в психиатрическую больницу.

Бабушка старалась развивать внучку, она ее любила. Однажды Елена Васильевна сказала сыну: «Армен, надо Лене купить пианино, чтобы она училась музыке». Пианино поставили в комнате, где девочка спала с бабушкой. Лена легко брала октаву, учительница, которая приходила на дом, хвалила: «Бог наградил». Но он не наградил Лену прилежанием. Учительница жаловалась, что она не готовит домашние задания. А Степа мой с удовольствием садился за пианино и, запомнив мелодию, играл по памяти. Учительница мне предложила: «А давайте я и с вашим Степой буду заниматься?» Мне это и в голову не приходило.

Она стала давать детям уроки в разные дни. И вдруг замечаю: как только к Степе приходит учительница, у бабушки голова болит. Лежит в своей комнате с перевязанной головой и охает. Пианино-то в их комнате стояло. Урок отменяется — и так несколько раз.

— Елена Васильевна, — предлагаю, — может, вынесем инструмент? А то занятия вам мешают.

И тут она была вынуждена сказать то, что думала:

— Пианино купили Лене.

Ну почему я не подошла к Армену и не потребовала: «Покупай второе пианино Степе!»? Но это же смешно: если пятеро детей, значит, пять пианино покупать, что ли?

Учительница смекнула, что здесь что-то не так. Она была уже недовольна девочкой и сказала бабушке: «Я не могу больше деньги брать, ребенок не хочет заниматься». И уходя, шепнула мне: «Приводите мальчика в музыкальную школу. Я посодействую, чтобы он поступил». Но ехать было далеко, на электричке. Чтобы меня не обвиняли в том, что я сыном занимаюсь, а девочкой нет, я его забросила. Мне надо было послать их куда подальше и заниматься Степой. Я плохая мать! Если бы знала, чем кончится...

С Леной и Степаном из архива Т. Власовой

Лена и Степа между собой прекрасно ладили. Я спрашивала у сына «Как вы?», он отвечал: «Нормально». Лишь однажды, когда Степа был совсем маленьким, а Лена к нам только приезжала, я застала жуткую сцену. Стоит Лена, держит в руках огромные ножницы и в лицо ему тычет. В шутку конечно. Я быстро их выхватила.

Помню, весной бабушка собралась в Ереван. К Лене пришли одноклассница с мамой. Прохожу мимо их комнаты и слышу, как Елена Васильевна просит совершенно постороннюю женщину: «Вы уж за Леной последите, чтобы у нее не был грязный воротничок на форме». Я — мать! Лена живет со мной, я за нее в ответе. Это специально говорится, чтобы меня обидеть. И опять я молчу, ничего Армену не рассказываю. Я его не тревожила. Он не принимал участия в воспитании детей, был страшно занят, много снимался.

Свекровь занималась исключительно Леной. Мне показалось, что девочка несколько дезинформирована, ей надо объяснить какие-то вещи. У меня всегда был принцип: если разбили тарелку, не искать виновного — всем сделать замечание. Как примерная воспитательница, я собирала детей и делала им обоим выговор. Только начинаю что-то детям говорить, Елена Васильевна тут как тут: берет Лену за руку и уводит в комнату. А мой Степа стоит как олух и все выслушивает.

Я почувствовала, что меня отгораживают от воспитания Лены. Девочке хотели продемонстрировать, что я ее не люблю. Любое мое замечание рассматривалось под лупой и потом преподносилось Армену так: Таня обижает твою дочь. Елена Васильевна лепила из меня образ злой мачехи.

Бабушка ее избаловала. Лена плохо училась, не слушалась, отбилась от рук, прогуливала уроки. Она ловко умела пользоваться ситуацией: лавировала между нами. Я в то время работала над дипломом в ГИТИСе, часто засиживалась в библиотеке в Доме актера. Рядом был «Ленком», Армен прибегал ко мне после репетиции, и мы шли обедать. Однажды я осмелилась ему сказать: «Было бы лучше, если бы твоя мама с нами не жила...» Мне было очень трудно на это решиться, тем более первый раз в жизни. Он ответил, мол, это же мать, как я ее выгоню? Его ответ поставил все точки над i. Больше мы к этой теме не возвращались.

Надо признать, что Лена гордилась отцом и все за ним повторяла. Часто я слышала, как девочка с умным видом выдает его философские сентенции за свои.

Она часами болтала по телефону.

— Лена, мне надо срочно позвонить!

— Сейчас, сейчас... — а сама опять зависла минут на пятнадцать. Любила сидеть с телефоном на подоконнике.

— Лена, мне нужен телефон! — наконец я не выдержала, вырвала трубку и положила на рычаг. Она обиделась и нажаловалась бабушке.

Тогда в продаже появились французские духи. И вдруг они у меня пропали. Ищу флакон по всей квартире и бормочу в сердцах: «Что такое? В своем доме вещь не могу найти!» Лена с бабушкой закрылись у себя в комнате. Прошло время. Я хотя духи и не нашла, уже остыла, собралась куда-то уходить. Открываю к Лене дверь и вижу картину: она сидит на кровати, обиженно нахохлившись, а напротив бабушка, поджав губы. Не успела слова сказать, как Лена произносит: «Это и МОЙ дом тоже». Я даже вначале не поняла, о чем она. «Здесь и мои метры есть!» А-а, понятно — бабушка с внучкой провела беседу.

Армен в воспитание детей не вмешивался. Кадр из фильма «Бабушкин внук» Global Look Press

Я не посвящала Армена в эти бабские разборки. Не надо мужчине все это знать, пусть искусством занимается. А он от мамы получал информацию, в основном негативную. Ну не любила она меня....

Моя мама наезжала к нам из Риги. Она сразу же бросалась хозяйничать по дому: стирала, убирала, готовила. В квартире нас заедали клопы, она с ними сражалась. Лепила настоящие сибирские пельмени. Никогда не записывала рецепты, все готовила на глаз. Вкалывала не потому что ее эксплуатировали, а потому что нас любила. Мама была с крутым сибирским характером, живая, громкоголосая, любила смеяться, в нашу семью с советами не лезла. Она знала свое место: это дом зятя, Елена Васильевна его мать. А ее тещино дело — стирать и клопов выводить. Его мама в кои-то веки постирает сыну рубашку, вечером сложит как новую и несет ему: «Армен-джан, я тебе рубашку постирала». Обязательно сделает из этого грандиозное событие.

Моя мама никогда не жаловалась. Вдруг замечаю, расстроена чем-то. Спрашиваю: «Мам, что случилось?» Оказывается, она купила матрас и собиралась забрать его в Ригу. Привезла из магазина на такси и закинула на антресоли. Прошло время. Мама собирается в дорогу, полезла за матрасом на антресоли. А мама Армена спрашивает:

— Что вы там ищете, Анна Степановна?

— Я хочу матрас вытащить.

Елена Васильевна этого не разрешила. Тут вернулся Армен и вместо того чтобы разобраться, сказал:

— Не трогайте.

Меня так поразила эта история! Сижу переживаю, а надо было ему сказать: «Армен, мама купила матрас на свои деньги!» Но опять промолчала, и она уехала в Ригу без своего матраса. Сейчас думаю: «Как же я могла за нее не заступиться?» Маму так обидели, а я промолчала! Мне не хотелось склоки. А потом этот матрас спустя время нашли на крыше дома — грязный, прожженный сигаретами. Лена выволокла его туда и на нем загорала...

Ну почему я все время его слушалась, ходила как под гипнозом?! Идем поздно домой. В подворотне в луже крови лежит человек, просит помощи. Я инстинктивно к нему бросилась, Армен силой затолкал меня в подъезд. Едем в лифте молча. Я сразу ушла в спальню, он на кухне поставил чайник. Потом заходит. Ему очень трудно было сказать, что он неправ. Буркнул: «Ну если хочешь, позвони в милицию». Миллион мелких вещей, после которых я могла бы задать себе вопрос: «Он и со мной так может поступить?» Звоночки, звоночки...

Конечно, мне кажется, что Армен мог бы больше уделять внимания детям. Были вещи, которые ему и не надо было говорить. Лена выросла, повзрослела, пошли гулянки, девочка стала где-то пропадать. Она нуждалась не только в заботе, но и в серьезном лечении. Ею надо было заниматься, а не отдавать в руки сердобольной бабушки.

Как-то мы были с Арменом на съемках. Я заметила, что Лена стала курить. Решила сказать ему об этом в перерыве:

— Ты знаешь, Лена курит.

Он молчит. Я подумала, что не расслышал. И повторила погромче, ведь я не просто ему весть принесла, а забила тревогу: надо что-то делать! А он взорвался:

Вместе объездили чуть ли не всю Европу. Армен обожал водить. Помню, машина застряла, я ее сзади толкаю. Упала на дорогу и кричу: «Ла-па-а!» из архива Т. Власовой

— Ну пло-ха-я она, пло-ха-я!!! — все, как обычно, перевернул.

Я замолчала и больше в воспитание Лены не влезала...

Конечно, Армен пытался на нее воздействовать. Но делал это всегда эмоционально. Она ему дерзко отвечала, он заводился. Один раз, когда Лена поздно заявилась домой, не сдержался и заорал: «Сука!» Я его оправдывала тем, что ему было обидно, что дочь так себя ведет, да еще и при мне и бабушке позорит.

Это было в школе, Лена после восьмого класса уже не училась. Она часто оставалась ночевать у подруг, днем могла спать до пяти вечера. Со своей бабушкой была груба.

— Лена, вставай.

— Отстань! — голос у нее был громкий, резкий.

Потом гляжу — они с бабушкой мирно чай пьют.

Однажды мы с Арменом куда-то уехали, с детьми осталась моя мама. А Лены нет — ночь, другую. Мама с ума сходит, переживает: вдруг что-то случилось? Ключа от дома у Лены не было. Ночью раздался резкий звонок в дверь. Мама рванула спросонья, упала и сломала ногу. Еле доползла до двери, открывает — на пороге стоит Лена как ни в чем не бывало. Мама не стала гипс накладывать — само заживет. Положит ногу коленкой на стул и так по квартире передвигается. И пол мыла с ногой на стуле. За столом сидят Лена и Елена Васильевна, чай пьют и только ноги поднимают, когда мама, раскорячившись, стоя на одной ноге, тряпкой под столом возит. «Мамочка, — думаю я сейчас, — какая ты была терпеливая, что не развернулась и не уехала к себе домой!»

Армен в интервью о моей маме сказал так: «Она для меня самое ненавистное явление в жизни». А ненавидит он ее, оказывается, за то, что это якобы именно мы с мамой решили — не будет у тебя, Армен, еще одного ребенка! В своем интервью он меня упрекает, что, мол, я от него не хотела рожать. Но я ни разу не забеременела. Мы никогда с ним на эту тему не говорили. Если бы забеременела, родила бы. Помню, как Елена Васильевна нам говорила: «Вам бы двоих детей поднять».

Армен Борисович рассказывает где-то, как был ошеломлен фильмом о землетрясении в Спитаке, который озвучивал. Там женщина потеряла ребенка, будучи беременной вторым. И как счастлива она была, когда родила. «Я после фильма как дурак пошел поговорить с Татьяной, но беда в том, что там участвовала ее мать». Как хорошо, что мама не дожила до этого позора! Мы с ней никогда не говорили на личные темы. Мама — деликатный человек и с советами не приставала...

Самое смешное, что кто-то взялся подсчитать, сколько мне было лет в то время, когда Армен участвовал в озвучивании этого фильма, и получилось, что все сорок пять! Самое время рожать...

Мне кажется, он и детей-то не любил. Помню, как собирались в маленький ресторанчик в Америке:

— Поедем туда?

— Да нет, сегодня воскресенье, будет много детей. Такой шум...

«Ну-ну», — подумала я. Когда он делал свое «улю-лю», козу рогатую, дети обычно начинали плакать. У него голос грубый, они пугались. А животных Армен любил, тут ничего сказать не могу. Собак, а особенно кошек. До сих пор кота Фила оплакивает...

Моя Анна Степановна в нашу семью не лезла. Она знала свое место: это дом зятя из архива Т. Власовой

Лена была доброй девочкой, но учиться не хотела. Отцу было некогда, бабушка ее баловала. Дочь с отцом встретятся вечером:

— Как дела?

— Хорошо!

И расходятся по своим комнатам.

Ленина мама так и умерла в психиатрической больнице. Девочке эта болезнь, к сожалению, тоже передалась. Лена картавила. Ее повели к известному невропатологу, он сказал Армену: «Не дергай ее, не мучай. Какая есть, такой пусть и живет». Может, он предвидел уже, что ждет девочку в будущем. Болезнь потом дала бы о себе знать. Если бы Лена осталась жива...

Ее бесшабашность, мне кажется, стала одним из проявлений этой болезни. Она была очень компанейской, подружки ее любили и с удовольствием прогуливали с ней уроки.

В восьмом классе учителя взмолились: «Забирайте девочку, она не учится. Мы с ней мучаемся, а она с нами». Стали думать, что дальше делать. Бабушка сказала:

— Лена хочет быть артисткой.

Армен предложил дочери:

— Приобрети профессию, а потом можешь и артисткой попробовать — очень здравая мысль.

Он устроил дочь в медучилище. Прошло время, звонит педагог: «Где Лена? Больной жалуется, что она не пришла. Ему плохо!» Оказывается, они проходили практику — как медсестры обходили диабетиков и кололи инсулин. А Лена, как всегда, загуляла где-то...

У нее завтра экзамен, а она телевизор смотрит.

— Лена, ты готова?

— Да все нормально! — и опять в экран утыкается.

В день экзамена сидим с Джигарханяном на кухне, вдруг звонок. Армен поднимает трубку, молча слушает, потом мрачно говорит: «Сейчас буду». И ко мне поворачивается:

— Лену в Кащенко увезли.

— Как? Она же на экзамене?

Короче, Лена стала перед педагогами больную разыгрывать, они и вызвали скорую. Видимо, так их достала, что они решили: «Ах, ты ненормальная? Ну так давай в сумасшедший дом!» Педагоги думали ее наказать, прекрасно понимая, что никакая она не больная. Армен привез Лену домой.

Джигарханян любил рассказывать в прессе, как «под микроскопом разглядывал всех ее ухажеров». А я вспоминаю один случай. В этот вечер у нас собрались гости. Звонок в дверь, Армен пошел открывать. «Лена, к тебе!» — кричит и быстро возвращается к гостям. Я решила посмотреть, кто же к ней пришел. Стучусь, открываю дверь в ее комнату:

— Здравствуйте!

— Добрый день! — ко мне поворачивается мужчина лет за тридцать. Меня обдало сильным алкогольным амбре.

— Лена, кто это? — спросила, когда он ушел.

— Не знаю.

— Как не знаешь? Ты с ним три часа разговаривала!

Как же ты, отец, открываешь дверь кому попало?!

Дальше больше. Джигарханян был в отъезде, Лену забрали в Боткинскую с диагнозом «гепатит». Всю нашу квартиру обработали специальным раствором. Тут возвращается Армен, я не знаю, как ему преподнести эту новость. Поздно вечером он спохватывается: «А где Лена?» Мне пришлось сказать, что она в больнице. Утром он поехал туда. Потом рассказывал, что врачи его огорошили: мало того что у Лены был гепатит, она еще и беременной оказалась. Армена спросили, оставлять ли ребенка, и он ответил, что не надо.

Я замечала, что она иногда расстроена, но мама никогда не жаловалась из архива Т. Власовой

В гибели Лены, мне кажется, виновата ее бесконтрольная жизнь. Она уже поселилась от нас отдельно, в Беляево. А поскольку имела привычку долго спать, вечно опаздывала на репетиции спектакля «Закат». Она с удовольствием выходила в массовке в Театре Маяковского. Ей нравилось, что на сцене рядом с папой играет. Кстати, в ГИТИС дочку Джигарханяна не приняли. До этого он устроил ее в театрально-техническое училище на костюмера, но она и его бросила.

Так вот, Лена попросила соседку разбудить ее на репетицию, выскочила на улицу и поймала «москвич». Молодой водитель подвез ее к театру. Они познакомились, разговорились, она сказала ему, что дочка Джигарханяна. Лена всегда это с удовольствием всем рассказывала — ей было приятно видеть реакцию окружающих. Потом они встретились пару раз. Были знакомы всего четыре дня...

Это случилось накануне Нового года. Я была в Норвегии. Юра Шерлинг ставил там спектакль, он был женат на норвежке и пригласил нас с Арменом в гости на Рождество. Джигарханян собирался отыграть премьеру «Заката» и приехать, я полетела раньше. И тут звонок: «Лена погибла».

В этот роковой вечер, как Армен потом мне рассказывал, они вышли из театра вместе. Лена попрощалась с отцом: «Меня ждут» — и села в какую-то машину. «Вроде парень с усами», — единственное, что успел заметить Армен. А наутро ему позвонили: «Вам нужно приехать в морг».

Странно, что она этого парня к себе не позвала, у Лены была отдельная квартира. Его родители, поскольку он жил с ними, стали искать сына. Их обоих нашли в его гараже. Машина стоит, и два трупа. Он сидит, уронив голову на руль, а она в дубленке лежит у дверей гаража, видимо пыталась выбраться, но не смогла. Надышалась. Такая трагедия... Лене было всего двадцать три года.

После похорон доктор сказал Армену: «Тебе надо сменить обстановку». И муж прилетел ко мне в Норвегию. Когда мы вернулись, позвонили родители погибшего парня. Он с ними о чем-то поговорил. «Ладно, как-нибудь...» — сказал в конце и повесил трубку.

— Кто звонил?

— Родители того парня. Вещи Ленины какие-то у них остались. Варежки...

И дальше он произнес страшную фразу: мол, эти люди к известности примазаться хотят! Они больше не звонили. А я, как всегда, не сделала никаких выводов. Даже представить не могла, что окажусь на их месте. «К известности примазалась» — теперь это и про меня...

Памятник дочери Армен заказал у известного армянского скульптора. Мы приехали в мастерскую посмотреть макет, мне он не очень понравился. Я спросила потом у мужа:

— А сколько он берет за памятник?

— Пять тысяч долларов.

Тогда это были хорошие деньги. Я спросила и забыла, а он моему молчанию придал совсем другой смысл. Раз она спрашивает, значит, денег жалко. Я поняла это по его следующей фразе: дескать, чтобы армяне не подумали, что он денег пожалел на памятник дочке. Получилось так — мол, может, и не стоило, но что люди скажут. Он повторил точь-в-точь слова своей мамы: «Армен-джан, надо дать девочке свою фамилию, что люди скажут!»

Я, моя мама, Елена Васильевна — мать Армена, Лена и Степан из архива Т. Власовой

Армен многого не знает, я его нервы берегла. Гласность — великая вещь, это я сейчас понимаю. Нельзя молчать, нельзя сглаживать. Со мной в общем-то легко жить. Я всех понимаю и оправдываю и всегда буду сомневаться: а права ли, а может, что-то не так поняла? Армен шутил: «Тебе надо адвокатом быть». И в отношении себя тоже была неуверенна. Мне казалось, я недостаточно умна, недостаточно красива, образованна.

А теперь он меня упрекает. Если бы сейчас все повернуть назад, я бы ему рассказала, например, что когда Лену похоронили на Ваганьковском, мне стоило огромного труда добиться, чтобы не делали эксгумацию. Через какое-то время после похорон появился человек и предъявил претензии на это место — его мама, оказывается, там похоронена. Мне пришлось писать заявления, просить, умолять начальство на кладбище: «Вы представляете состояние отца? Это как заново похоронить дочь». Короче, дело замяли...

Все, кто столько лет жил с ним рядом, его любили: наши мамы, я, сын. Степа называл Армена отцом. Он даже не знал, что тот неродной, пока ему во дворе глаза не открыли. Когда я делала в квартире уборку, всюду находила Степины подарки отцу: открытки, где они на космическом корабле вместе летят на Луну, доски с выжженными пароходиками и надписью «Армен», поздравления с праздником с нарисованной в углу красной гвоздичкой... Любил ли мальчика Армен? Не знаю...

Мы с маленьким Степой смотрим телевизор. Приходит Армен Борисович. Сын так увлекся мультфильмом, что не видит отца, стоящего над ним. «А я где буду сидеть?!» — в раздражении спрашивает Армен. У стола стул стоит — возьми. Нет! Ему хочется в свое кресло. Степа смущенно вскочил. Самое ужасное — Армен курил при маленьком Степе. А я опять ничего сказать не могу, неудобно как-то. Однажды попросила не курить при ребенке, он резко ответил: «Я никогда не выйду на лестничную площадку!» Мол, увидят соседи, а он такой знаменитый человек. Ну почему я тогда не сказала: «Ах ты не выйдешь? Тогда я выйду и не вернусь!» Опять промолчала...

Степа окончил факультет международной журналистики МГУ, после практики в Америке вернулся в Москву. Девяностые годы — куда идти? Пытался заняться бизнесом, не получилось. Ну куда ему, гуманитарию, тягаться с мужиками с золотыми цепями на шее? Чувствую, он болтается, себя найти не может. В театре я занималась литературной частью, потом общими вопросами. У нас играли спектакль по Вампилову, а тут ушел актер с эпизодической роли. И я схитрила:

— Степа, выручи.

— Но я же на актера не учился...

— Там и делать ничего не надо. Справишься.

И Степа согласился. Вроде ему это было интересно, с ребятами подружился. Но театром не заразился, он его с детства не любил. Потом была еще одна роль. Без особой любви стал играть. Голос хороший, внешность яркая. Я чувствовала, что Армену это не нравилось. К Степану какая-то зависть появилась. Пришел однажды друг и говорит с восторгом: «Девушки из моей фирмы бегают к вам на Степана посмотреть». Гляжу, у Армена даже желваки заходили. Что он такого сказал? Ну пошути в ответ: «Да, ничего делать не умеет, но зато выглядит». А он всерьез надулся.

Когда Лена погибла, ей было всего 23 года из архива «Каравана историй»

Когда в театре поставили музыкальный спектакль «Али-Баба и сорок разбойников», роль Хасана отдали Степану. Роль яркая, музыкальная. Приходим в гости, хозяева спрашивают:

— У вас Степа Хасана, говорят, играет?

— Да, — отвечаю, — поет.

Армен тут же зло меня обрывает:

— Ну не Паваротти, не Паваротти!

И те замолчали, и я притихла. Была как заколдованная какими-то чарами — все слышу, а сказать ничего не могу.

У нас в театре играл Олег Яковлев. Они со Степаном как-то опоздали на репетицию. «Вот вы — артисты опереточные!» — кричал на них Армен. Олег ушел петь к «Иванушкам», а Степан остался. И тут его пригласили на «Мосфильм» на роль индейца. «Хочу спросить у отца совета, как совместить», — сказал мне Степа. А зачем спрашивать? Снимайся в свободное от театра время себе на здоровье, хоть картошку разгружай. Но он был послушным сыном. Армен Борисович всем актерам внушал: «На первом месте театр, учтите».

А тут еще и девица, которая со Степаном училась на журналистике, объявилась. Предложила сыну писать сценарии для сериалов. Она хотела, чтобы Джигарханян пробил их проект на телевидение. Степа пошел вниз поговорить с отцом (а жил он в квартире над нами). У меня сердце было не на месте: боялась, опять не то получится. «Может не надо?» — бегу за Степой. А там ор, мат. Степка стоит бледный, молчит, а Армен кричит ему прямо в лицо, что он как крыса с корабля бежит. Ну и дальше: мол, вон из театра! Не смей носить мою фамилию!

Степан и не собирался никогда быть артистом. Армен, решив, что облагодетельствовал сына, приняв его в театр, воспринял это близко к сердцу. Он плохой собеседник. Вспылил, как всегда, разгорячился. Не вникнул в ситуацию, а сразу же стал кричать. Воспринял это как личную обиду. Как обычно, понял по-своему: он пригрел Степу в театре, а тот, неблагодарный, уходит, да еще просит помощи. Степа ушел. Потом его жена Ира мне сказала: «Я первый раз в жизни видела, как он плачет». Ни в одном интервью Армен Борисович не упоминает о сыне...

Это был 1998 год. Армен вернулся из Штатов. Помню, ходил дня два вокруг меня с хитрым видом, хотел что-то сказать, наконец объявил: «Я тебе дом в Америке купил». Со мной даже не посоветовался, поставил перед фактом. Идею ему подал наш общий друг, он его всегда финансово опекал, давал деньги театру. Армен Борисович загорелся этой идеей.

Где-то я прочитала о себе: пока жена жила в роскошном особняке в Америке и тратила деньги Джигарханяна, он здесь был совсем один, несчастный и брошенный. А сейчас деньги кончились, она приехала и хочет все у него отобрать. Обидно читать это вранье!

Во-первых, это он меня туда отправил. Это он хотел там жить. А во-вторых, какой там «особняк»! Совершенно допотопный маленький домик кума Тыквы. У меня есть фотография, где Армен возвышается на фоне этого «особняка». Одноэтажный, шесть комнат с узкими, как бойницы, окнами. Без бассейна, зато есть маленький садик. Мы с котом спали в большой спальне, у Армена была своя. Помню заголовок: «Она даже кота от него увезла». У нас не было общего ребенка, Фил был нашим любимцем. Армен целый день в театре, кот болел, я за ним ходила, возила по врачам. Конечно, его забрала с собой.

Мой сын недолго проработал в Театре Джигарханяна Persona Stars

Когда зашел разговор о перевозке вещей в Америку, Армен сказал, что надо заказать контейнер, но я подумала — зачем деньги тратить? И мы возили все необходимое в чемоданах. Каждый раз брали с собой что-то из дома. Ему надарили узбекских халатов, в них он заворачивал тарелки и другую утварь. У меня в Америке постепенно собралась целая коллекция этих халатов. Перетащили все книги.

Все шло к тому, что Армен найдет себе преемника и переедет ко мне в Даллас. Он вроде выбрал Сергея Газарова, потом они, по-моему, вдрызг рассорились. Ему было трудно нести на плечах эту ношу — театр. Помню, как Армен однажды сам за завтраком сокрушался: мол, просыпаюсь и думаю — зачем мне все это надо?! Один раз я ему сказала: «Ты актер, а не режиссер!» — он обиделся. Но сам уже и на сцену не выходил, говорил, что ему надоело, стало неинтересно. Я понимала его — столько лет одно и то же! А Цымбалюк рассказывала, что он был такой больной, что даже играть не мог, а она его, больного и несчастного, поставила на ноги и Джигарханян вышел на сцену только благодаря ей.

Наверное, Армен считал, что осчастливил меня, отправив жить в Америку. А знаете, сколько я там плакала? Оказаться в чужой стране совершенно одной! Язык я знала, училась на вечернем в инязе в Москве, но в пятьдесят семь лет устроиться на работу невозможно. У меня и здесь не было закадычных подруг, а там вообще не с кем по душам поговорить. Помню, еду на машине, а слезы по щекам льются. Мне было так одиноко! Тоска страшная, особенно в первые годы. Очень трудно было привыкнуть. Армен приезжал два раза в год. Я считала дни, когда его увижу. Мы звонками только и жили, Армен говорил, чтобы я не тратила доллары на звонки, и звонил мне чаще сам — из театра.

Степка стоит бледный, молчит, а Армен кричит ему в лицо, что он как крыса с корабля бежит. Мол, вон из театра! Не смей носить мою фамилию! Съемки передачи «Школа ремонта» на телеканале ТНТ М. Бурлак/PhotoXPress.ru

Армен Борисович десять лет подряд приезжал в США. Мы жили там активной жизнью, ходили на симфонические концерты, путешествовали, гуляли, он приходил на экскурсии, которые я вела в Музее искусств Далласа. Я там даже читала с успехом лекции о творчестве Кандинского. В американо-русском культурном центре, которым руководила Татьяна Зимакова, я писала для студентов театральные диалоги, составленные из выученных ими русских слов. Армен в Далласе не сидел как пенсионер на лавочке с котом, а занимался общественной деятельностью. Он тоже с удовольствием принимал участие в работе культурного центра. Пригласил туда советника Горбачева Мироненко, тот выступил на фестивале, ему подарили ковбойскую шляпу. Джигарханян работал в Москве, а туда приезжал деньги тратить. Армену очень нравился жаркий климат, он говорил, что Даллас напоминает ему родной Ереван. Обожал в жарищу поливать из шланга асфальт вокруг дома...

В Далласе мне очень понравился один спектакль, его поставил приглашенный режиссер местного театра Ричард Хамбургер. Я к нему подошла и предложила: «Вы не хотели бы в Москве поставить спектакль? У моего мужа есть театр. Я сейчас лечу в Россию, могу поговорить». Ричарду идея понравилась, только он хотел, чтобы с ним приехала его семья. Я рассказала Армену об этом режиссере:

Армен Борисович навещал меня и Фила в Далласе Persona Stars

— Договариваться с ним?

— Да, конечно, все условия создадим.

Возвращаюсь, а режиссер уже уехал из Далласа — контракт закончился. А Джигарханян теперь в своем интервью преподносит все так, что мистер Хамбургер его пригласил туда работать. Да они с ним даже ни разу не виделись! Для меня вообще стало новостью, что Армен, оказывается, в Далласе хотел филиал своего театра открыть...

Многое я узнаю только теперь — наверное, это участь всех жен. В своем интервью Цымбалюк так прямо и говорит: они с Арменом вместе вот уже пятнадцать лет. Ровно пятнадцать лет назад я уехала в Америку. Получается, он уже тогда готовил свой уход от меня?

Как-то, убирая квартиру, нашла его старенькую потрепанную записную книжку 1998 года. Почему он ее так долго хранил? И там случайно обнаружила киевский номер телефона Цымбалюк-Романовской. Позже нашла целую пачку счетов за междугородние разговоры. Он там снимался, может, звонил по поводу съемок?

Оказывается, все были в курсе их отношений, а мне не говорили:

— Но ведь вас тут не было, вот она и появилась.

— Но меня не было, потому что он так хотел!

Как Виталина оказалась рядом? Друг Армена рассказывал мне, как она его умоляла уговорить Армена Борисовича, чтобы тот разрешил ей приходить к нему дома убираться. Там рассчитано было все! Виталине нужно было в дом попасть. Сначала приходила убираться, потом и в постель залезла. Как в сказке про Лису и Зайца: «Пусти меня, Заяц, погреться!» Вначале хвост в дверь просунула, а потом и вся там.

Соседи все видели и мне потом докладывали: «Как только вам приезжать, она сразу же отсюда выметалась». В девять утра они вместе выходили из подъезда и садились в машину. Костюмерша, которую уволила из театра Цымбалюк, мне рассказывала, как Джигарханян изменился с появлением этой женщины. Куда бы он ни шел, она за ним, словно приучала его к своему присутствию. Внушала, что без нее пропадет. Однажды звоню ему, он едет в машине. По смущенному голосу я почувствовала, что рядом с ним кто-то сидит.

Это был звоночек, которому я не придала значения. Не боялась, что его уведут. Мне казалось, он доволен мной. Столько лет вместе, столько прошли, испытали, нас уже не разрубить. А оказалось — все возможно...

Когда мы только начали жить вместе, он сказал одну фразу: «В юности у меня была мечта — спасти какую-нибудь несчастную, помочь ей начать жить заново». Всегда кому-то помогал. Это хорошо, но нельзя же при этом другого топить.

Наверное, в истории с Цымбалюк я могла себя иначе повести и ее бы рядом с ним не было. Но опять сработали мои вечные сомнения: может, это все не так? Может, это все мне кажется? Вечная моя нерешительность. Я его всегда оправдывала и верила ему. Что такое доверчивость? Если ты на что-то неспособен, то и от другого этого не ждешь...

Когда Армен прилетал в Америку, я оставляла его с котом и летела в Москву. Сначала он отдавал все счета в театр, ему из его зарплаты бухгалтеры высчитывали. Но когда я однажды увидела, что он платит налог на машину, которой у нас уже давно нет, перевела оплату счетов на карточки — так было удобнее. Да и за квартирой нашей на Арбате нужен был уход...

Там рассчитано все! Виталине нужно было в дом попасть. Сначала приходила убираться, потом и в постель залезла. Как в сказке про Лису и Зайца. Премьера фильма «Мастер и Маргарита» В. Тараканов/PhotoXPress.ru

У нас никогда особых денег не было. Актерам не так много платили, это теперь большие гонорары, а тогда... Ни шубы, ни бриллиантов у меня не имелось. Когда из США приезжали смотреть с ним спектакли, восхищались: «В Америке актеры такого уровня свой остров имеют!» Единственное, что у нас было, — это «роскошная квартира на Арбате». Когда я эти строчки читаю, очень хочется провести экскурсию по квартире: ремонта нет, в ней только сорок два метра полезной площади, остальное широкий коридор.

Я вложила душу в эту квартиру, мы здесь больше тридцати лет жили. Когда въехали, именно я приводила ее в порядок. Дом 1914 года, только после капремонта, стены промозглые, толстенные. Я спала на раскладушке, пока шел ремонт, и заработала хронический бронхит. Армен ничего не делал, занимался только искусством. Я в мужика превратилась, но никогда не жаловалась, мне это нравилось. Доставала мешки с цементом где-то на складе, покупала обои, из подсобки устроила кухню.

Интересно, что как только мы с Арменом впервые зашли в эту квартиру, я вдруг увидела в гостиной... видение. В белом облаке кисеи мне почудился гроб. Я не испугалась, только подумала: «А-а, видимо, это означает, что я тут и умру. Доживу здесь до смерти».

В 2002 году он позвонил и говорил как-то несвязно. Я даже испугалась: не пьяный ли? Набираю нашему общему другу, и тот объясняет, что у Армена на съемках в Киеве случилась легкая форма инсульта, отразилось на речи.

— Я еду в Москву!

— Не надо. Армен Борисович сам собирается в Америку.

Армен рвался из больницы. Врачи его предупредили при выписке, что летать пока не надо. Но он все равно прилетел в Даллас. Перед отъездом позвонил, речь была нормальной. Он был уверен, что в Америке быстрее восстановится. Армен скучал по дому, по жене, по любимому коту. Врач из Москвы мне по телефону сказал, что у него могут быть моменты агрессии: «Вы на это не обращайте внимания. Пропускайте мимо ушей, следите за приемом лекарств».

Армен не любил быть в роли больного. Но он очень аккуратный пациент, всегда послушно принимал по часам препараты. Мне очень странно было читать в интервью Цымбалюк, что он не любит лечиться. Да никто не любит! Но Армен всегда следил за своим здоровьем, вовремя проходил диспансеризацию, ездил в санатории в Подмосковье.

Вечером по имейлу я описывала врачу его состояние, вела репортаж, как мы с Арменом проводим время: сидим в кафе, ходим на концерты. Даже фото посылала. Он провел с нами целое лето. Я была за рулем, возила его по окрестностям, мы, как в молодые годы, снова путешествовали. Мне так хотелось ему показать все, что я успела увидеть в Америке! Армен вернулся в Москву к открытию сезона. Опять пошли звонки, он приезжал на все лето, я часто бывала в Москве, в нашей квартире. Рождество, Новый год — мы не расставались надолго. У нас были распределены роли по его желанию: Армен работает в театре, а я готовлю дом к его окончательному переезду в Америку.

После развода я попыталась поговорить с Арменом Борисовичем, пошла к театру, ждала его у служебного входа... из архива Т. Власовой

Наш кот умер одиннадцать лет назад, и тогда же Армен перестал приезжать в Америку. Сказал, что нельзя летать на самолете, врачи запретили. У него случился второй инсульт. Да и в Америке он разочаровался. Как-то пьем чай и он говорит: «Не получилось у меня войти в американскую элиту». Ну а как без знания языка это сделать?

Теперь в Москву ездила я. Но в 2009 году случайно узнала, что он полетел в Лас-Вегас со своей помощницей Цымбалюк. До этого ему только шунтирование сделали. Я ждала, что Армен меня к себе вызовет, но он сказал, что не прилетит. Чувствовала — что-то скрывает. Звонит его друг, который был с ним в Лас-Вегасе, со словами, что Армену плохо, он срочно возвращается в Москву. Как мне потом рассказали, Цымбалюк пришла в театр и велела немедленно сделать ей визу для поездки в Лас-Вегас. А на вопрос «Разве Армен Борисович к Татьяне Сергеевне в Даллас не едет?» последовал ответ, что Джигарханян к ней больше никогда не поедет.

Мне никто не звонил и не говорил, что он болеет. Даже «помощница» не подняла трубку и не сказала: «Татьяна Сергеевна, ваш муж болен».

Я срочно взяла билет на самолет. Армен летел в Москву из Лас-Вегаса, а я из Далласа. Он не знал, что я уже в Москве. Звоню ему на мобильный, и он таким веселым голосом громко кричит:

— Але! Да! Ты где? (Он же с Америкой, как думает, разговаривает, а это далеко, надо, чтобы его услышали.)

— Я здесь, в Москве.

Пауза. Продолжает упавшим голосом:

— Понятно...

— Ты в какой больнице? Я сейчас приеду.

— Не надо...

— Почему не надо? Ты что, выписываешься?

— Я сам придумаю, как нам встретиться! — эту фразу я на всю жизнь запомнила...

Потом, оказывается, Армен сказал другу, что я специально приехала, чтобы поймать его на месте преступления. Самое смешное, что я еще ничего не знала. Я приехала к мужу, которому плохо.

Армен пришел ко мне, в нашу квартиру на Арбате, сам. Я заметила, как он нервничает, весь дрожит. Было впечатление, будто его кто-то тянет на невидимой нити и он чего-то или кого-то боится. Думаю, Цымбалюк не знала о его визите ко мне.

Достал деньги:

— Ты только не экономь на еде... Сколько тебе еще денег дать?

— Да я только приехала, не знаю...

Он был совсем чужой. Я спросила у него: «Почему ты не живешь дома?» Армен ответил, что у него никого нет, ему никто не нужен. Я мужу не верила — разговоры уже пошли. Он жил в другой квартире, которую строил, по его словам, для нас: будем жить там, у леса, а эту, на Арбате, сдавать.

Вроде мужской поступок — принес жене деньги. Он понимал ведь, что ушел от меня, а я, бедная и несчастная, стану голодать. Но при этом ничего не говорил определенно. Не было такого, чтобы сели и он объявил, что мы отныне не муж и жена. Боялся честно признаться. Врач меня предупреждал, что надо терпеть, надо быть снисходительнее, не обращать внимания на то, что он говорит. Я понимала, что Армен болен.

Когда он понял, что перед ним стоит его бывшая жена, в лице переменился, улыбка мгновенно сошла. «Не хочу с тобой разговаривать», — буркнул. Закрытие XI Московского Пасхального фестиваля в Большом зале консерватории С. Фадеичев/ТАСС

И вместо того чтобы взять его за горло: «Давай рассказывай!» — молчала. Может, все раньше разрешилось бы, не тянулось долгие годы. В конце концов в семье всякое бывает. Муж погулял и обратно в семью возвращается. А он прятал как страус голову в песок: догадайся, мол, сама. И я постепенно догадывалась...

На одной из передач у Армена Борисовича взяли интервью прямо в его кабинете. Речь шла об отношениях Джигарханяна с Виталиной.

— Армен Борисович, — спросил ведущий программы, — а вы сказали жене, что у вас изменения?..

— Да, конечно! — бодро ответил он, а потом сообразил, что это не так, и пустился в философские рассуждения: — Знаешь, вот такая история... — и рассказал, как из окружения в войну солдат выводили деревенские жители. Нужно было их по болотам провести. У одной женщины хныкал ребенок, и чтобы всех спасти, она его утопила. — Я бы так не смог! — говорит в конце Армен.

Это, собственно, и был ответ на вопрос ведущего. Но тот не унимался:

— А может, вы хотите все вернуть назад?

Армен только набрал воздуха, чтобы ответить, как за кадром прозвучал чей-то голос:

— Нет!

Я узнала Цымбалюк. Пока писалось это интервью, она сидела рядом с ним. А я все поверить не могу, все сомневаюсь, интеллигентность включаю. Другая бы жена пришла и с лестницы ее спустила!

Все стало ясно в 2010 году. В этот мой приезд в Москву у нас была первая и последняя встреча с Цымбалюк. Я пришла в театр, Армен был опять в стационаре. Кто-то мне сказал: «Как только он с ней сошелся, из больницы не вылезает». Она его туда чуть что сразу укладывала, подстраховывалась каждый раз, говорила, что боится за жизнь Джигарханяна.

В кабинете Армена я когда-то развесила свои фотографии. Мне как начинающему фотографу казалось, что это шедевры. Я решила их заменить на новые и подумала: «Заодно посмотрю на эту мадам». Столько о ней слышала, но ни разу не видела.

На проходной меня остановили:

— Кто вы такая?

— Я жена Армена Борисовича.

— Так каждая придет с улицы и скажет, что она жена Джигарханяна!

Хорошо, что мимо шел директор театра, который меня знал. Он дал мне ключи от кабинета Армена.

— Сегодня певческая репетиция с актерами, — говорит директор. — Цымбалюк будет, она же музыкальный руководитель. Когда придет, я вам скажу.

Сижу в кресле Армена — жду. Заглядывает директор:

— Пришла.

— Попроси, чтобы она сюда поднялась.

Он возвращается спустя время:

— Она не идет, говорит, что это для нее святое место...

Видимо решила, что я в кабинете мужа ей ринг устрою, что ли?

— Скажи ей, что я пожилая женщина, у меня ноги болят, не могу по лестницам ходить.

Открывается дверь. Заходит, стоит в дверях с папочкой под мышкой, Дюймовочка с завитыми кудряшками.

— Проходите, — говорю. Она села у окна, подальше от меня. — Что вы там сели? Садитесь ближе.

— Мне и здесь хорошо.

Я сижу в кресле как хозяйка, а на самом деле хозяйка всего этого уже она.

Я читала комментарии разочарованных зрителей, которые уходили со спектаклей А. Зотов/Коммерсантъ

— Ну зачем же там-то. Здесь-то оно лучше будет, — говорю я чуть ли не слогом Островского. В этот момент зазвонил мой мобильный. Гляжу — номер нашего врача. «Не буду с ним сейчас общаться», — подумала. Следом зазвонил ее телефон, она тоже не взяла трубку. Опять мне перезванивает врач. Я взяла трубку — а вдруг что-то случилось?

— Вы все-таки довели его до приступа!

— Ничего не понимаю...

— Виталина позвонила ему, у Армена приступ!

Все стало ясно: Виталина ему успела доложить, что Татьяна Сергеевна в театре и требует, чтобы она пришла к ней в кабинет. Видимо, он тут же позвонил доктору, обеспокоенный, что я пришла его Цымбалюк морду бить!

А я, может быть, собиралась, наоборот, выразить ей благодарность за то, что ухаживала за мужем, помогала ему. Не успела слова сказать. Это было так подло, что я даже на «ты» с ней перешла: «Ты его до приступа довела. Зачем позвонила?» Виталина стала говорить, что это провокация. Я сразу все про нее поняла. И сказала то, о чем не жалею: «Ты — наглая!..» Она вскочила и побежала к двери. Взялась за ручку, как за спасательный круг, и обернувшись, спросила: мол, вы думаете, я все это делаю ради выгоды? Я не успела ей ответить: «На Сеньке шапка горит», как она выскочила из кабинета. Открываю дверь и вижу: быстренько семеня ножками бежит вниз по лестнице. Меня даже жалость кольнула — как она улепетывает быстро, еще ногу сломает! А потом выяснилось, что та, которую я пожалела, громко, чтобы все слышали, крикнула, что я ее чуть не побила!

В марте 2015 года я продала дом в Америке по доверенности Армена и вернулась в Москву. И тут меня приглашает к себе его адвокат. Мы разговаривали в кабинете три часа. Вежливо расспрашивал, как мы жили, какие были проблемы, какие трения. Он же слышал только одну сторону, ему надо было выслушать и меня. На второй встрече я спросила:

— Как вы думаете, дойдет дело до развода?

Он опустил глаза:

— Думаю, да.

У меня сердце так и ухнуло вниз. Они уже готовили развод. Мне очень понравилась фраза Цымбалюк в одном ее интервью, что «Армен Борисович обратился в коллегию адвокатов с просьбой помочь ему развестись». Что значит «помочь развестись»? Люди идут в ЗАГС и спокойно разводятся. А тут целая коллегия вызвана, мол, помогите мне избавиться от этой мегеры!

Виталина не давала нам встретиться, боялась — вдруг я его на место поставлю. Мы договорились о встрече, но он перезвонил и отказался: «Я себя плохо чувствую». Встретились бы и все решили. Армен полностью под чужим влиянием...

Никто еще не осознавал, что эта девушка уже заняла место рядом с Джигарханяном, что она хозяйка положения. Цымбалюк прекрасно оценила ситуацию: перед ней пожилой человек, порой неадекватный, жена где-то далеко — и умело воспользовалась ею. Она была всегда рядом, ему льстило, что его сопровождает молодая женщина. Когда Армен Борисович оказался в полной ее власти, она стала умело им манипулировать: то условие поставит, то поплачется, то попросит... Так она тихой сапой из него все и вытаскивала.

Ей выгодно сделать упор на то, что Джигарханян недееспособен. Отсюда ее слова, что, мол, его заперли, увезли в неизвестном направлении. Вечеринка у Лены Лениной East News

Виталина уверенно шла к своей цели. Не думаю, что у нее сразу же были наполеоновские планы всем завладеть. Аппетит приходит во время еды. О, получилось! О, и здесь тоже удалось! И постепенно-постепенно она поняла, что он поддается. Виталина ловила моменты, а главное, использовала их в свою пользу. И все же мне кажется, ей поначалу не верилось в свой успех, настолько стремительно и беспрепятственно она взлетала по карьерной лестнице. Вначале помощница, которая безмолвно подает Джигарханяну чай, потом концертмейстер, затем зам и наконец генеральный директор театра и так далее. У нее все получилось.

Накануне развода я набралась смелости и пошла в театр. Может, я хотела его в последний раз увидеть, попрощаться. На служебном входе меня спросили:

— Вы кто?

Татьяна Сергеевна Власова, я к Джигарханяну.

— По какому вопросу?

— По частному.

Охранник позвонил кому-то, ему сказали: «Не пускать». Армена Борисовича оберегали от меня, ему нельзя было волноваться.

Интересно, а об этой истории он знает? Она случилась в январе 2016 года. Мы уже были разведены, они с Цымбалюк еще не женаты. Я кисла, кисла и решила полететь к подруге на несколько дней. На сердце было тревожно. Возвращаюсь с чемоданчиком, выхожу из лифта — у моих дверей толпа. Смотрю, знакомые все лица: Цымбалюк стоит в сторонке, Ирина — его юрист. Она приходила ко мне, представившись риелтором, говорила, что надо продать квартиру, а деньги поделить. Если, мол, не захотите, продадим его половину и будете жить в коммуналке.

Перед отъездом я сменила нижний замок. Ключи от квартиры у Армена были свои. Возвращаюсь, а тут незваные «гости». Видимо, они уже приходили, не попали. Во второй раз принесли новый замок, а старый сломали, чтобы проникнуть в квартиру. Вместо того чтобы вызвать полицию, спрашиваю:

— Ой, а что это вы тут делаете?

— Квартира продается, мы пришли посмотреть помещение.

Цымбалюк стоит в отдалении, в темноте, не принимает участия в разговоре.

— Я адвокат. Вот вам новые ключи от нижнего замка, — незнакомый мужчина протягивает мне ключи. — Попробуйте открыть, а то вдруг у вас не получится, — вежливо советует он.

— А зачем было его ломать? Вы что, позвонить не могли? Я же не на Луну улетела! — удивилась я.

Надо было шум поднимать, а я опять промолчала. Это преступление, между прочим.

И когда Цымбалюк вызвали в полицейский участок по моему заявлению о незаконном проникновении в частное жилище, сначала она не явилась. А потом пришла и заявила, что это было в конце февраля или в начале марта. Хотя на моем заявлении стоит дата — конец января. На месяц вперед сдвинула время, и мне понятно почему. Они с Арменом в конце февраля расписались, ей нужно было показать: она как жена имела право войти. Даже принесла свидетельство о браке и зачем-то приказ о назначении ее генеральным директором театра. Но это роли не играет — никто не имеет права взламывать замки. Все варианты попробовала, вдруг прокатит? Виталина объясняет свое вторжение тем, что якобы Армен Борисович попросил проверить, не живут ли в квартире посторонние люди. А в момент взлома говорилось другое — пришли осматривать помещение, которое продается...

Армен стал героем желтой прессы, дешевой мыльной оперы. Он не заслужил этой роли, которую вынужден играть в преклонные годы. Съемки фильма «Короли российского сыска: Воскресное убийство» Persona Stars

В июне 2015 года нас развели. А в ноябре я снова пошла в театр — еще надеялась все решить мирно, как цивилизованные люди. Пятьдесят лет служения ему давали мне на это право. Стала поджидать у служебного входа. Очень долго ждала, это было так унизительно! Наконец они выходят — Армен идет к своей машине, она к своей. Подхожу к нему:

— Добрый вечер, Армен Борисович.

— Добрый вечер, — отвечает он доброжелательно, оборачиваясь.

Вижу, что не узнает, и представляюсь:

— Я — Татьяна Сергеевна.

Когда он понял, что перед ним стоит его бывшая жена, даже в лице переменился, улыбка мгновенно сошла.

— Не хочу с тобой разговаривать, — сердито буркнул в ответ.

— Неужели я не могу жить в своей квартире? Половина уже твоя, ты на нее имеешь право. Разреши мне только дожить в ней свой век.

От возмущения его голос сорвался на крик:

— А где я буду жить?!

Тут Цымбалюк, услышав нашу перепалку, подошла:

— Об этом надо с адвокатом разговаривать.

Армен быстро сел в машину и уехал. Она вслед за ним.

А через несколько дней мне позвонили из полиции, что я чуть ли не убийством грозила, мол, так написано в заявлениях. В отделении мне дали их прочитать: одно было длинным, заявление Армена коротким. В заявлении мадам было написано, что я угрожала облить ее кислотой и даже нанять киллера, чтобы убить. Мне не дали их сфотографировать.

— Я напечатаю и в рамочке повешу. На память, — горько пошутила я.

Следователь спросил:

— Вы правда угрожали Цымбалюк?

— Я не угрожаю убить, а просто беру и убиваю! — ответила словами из анекдота.

Он рассмеялся. На этом все закончилось.

После я была в Доме кино на одном вечере. Ко мне подходили наши старые друзья, с сочувствием интересовались:

— Таня, как дела? Как ты?

А я в ответ у каждого спрашивала:

— Вы меня узнали? Странно... А вот родной муж не узнает!

Несколько лет я не могу добиться встречи с ним. Если б он со мной хоть раз встретился, мы бы сели друг против друга и поговорили — все было бы иначе. У меня много к нему вопросов накопилось. Мы бы все решили мирно. Не знаю, почему он бегает от меня. Может, боится в глаза посмотреть, а может, ему мешает эта женщина?

Как-то позвонил наш общий с Арменом друг:

— Ну как ты?

— Ты знаешь, — помедлив, ответила я. — Так пусто вдруг стало...

Когда моя вторая половинка исчезла, возникло физическое ощущение пустоты. И оказалось, что ничего своего у меня и нет. Видимо, мои слова друг Армену передал, потому что читаю спустя время в интервью Армена: «Люди расходятся после стольких лет жизни, и пустота наступает». Он повторил мои слова, значит, понимает, что со мной происходит.

Теперь я учусь жить своей жизнью. Пока плохо получается, но плакать стала реже. Невыносимо трудно привыкнуть к пустому месту в душе, где так долго жил близкий человек.

Однажды моя лучшая подруга Татьяна Гаганова сказала: «У тебя все только начинается! Ты жила не своей жизнью, а теперь посвяти себя собственной». Но я о прошлом не жалею. Это был огромный отрезок жизни, где было все — и жизнь, и счастье, и любовь...

Теперь я учусь жить своей жизнью. Пока плохо получается, но плакать стала реже. Трудно привыкнуть к пустому месту в душе, где жил близкий человек из архива Т. Власовой

Восемь лет длится эта история. Наворочено столько возмутительной лжи, что я не выдержала. А главное, хочу заступиться не только за себя, но и за Армена Борисовича, своего бывшего мужа... Мне его жалко. Ведь Цымбалюк сделала из Армена посмешище на всю страну.

Когда мы разошлись, мне было больно, обидно, но мы не устраивали из этого шоу. Все в жизни бывает: муж влюбился в молодую. Разница, конечно, большая — сорок четыре года. Но это было бы нормально, если бы она действительно его берегла. А он летает на самолетах, хотя ему противопоказаны взлеты и посадки. Ему нельзя есть еду, которая вредна диабетикам. Есть видео, где Армен пьет колу, чего он никогда себе не позволял. За это время он сильно сдал, хотя Виталина говорит, что очень берегла Джигарханяна. А как можно ему в таком возрасте выходить на сцену? Я читала комментарии зрителей, которые уходили со спектаклей разочарованные. Если бы он это знал, точно бы бросил сцену! Она ему внушает, наверное: «Ты гений, ты можешь», а он уже роль читает по бумажке. Если бы я была рядом, сказала бы: «Не надо тебе больше выходить на сцену, оставь о себе как об актере хорошую память».

А главное, Армен стал героем желтой прессы, какой-то дешевой мыльной оперы. Он не заслужил этой роли, которую вынужден играть в его преклонные годы.

В театре до последних событий властвовала Виталина, не имея ни театрального, ни юридического образования. Сразу же устроила на работу своих отца и мать. Они никогда, как и она, к театру не имели никакого отношения. Но кто об этом скажет? Виталина как жена Джигарханяна была неприкосновенной. Я думала: «Неужели он не видит, что она творит?» Но посмотрев его последнее интервью, была поражена: «Боже мой, оказывается, Армен все видел?!» Терпел-терпел, прощал, закрывал глаза на многие вещи. Но наконец что-то стало последней каплей, после чего он заявил прямо в камеру: «Она плохой, мерзкий человек!»

В театре мне рассказали, как случился этот скандал. Виталина хотела поставить музыкальный спектакль по стихам Цветаевой. Армен был против, он считал, что его театр драматический, а не музыкально-литературный. Во время репетиции спектакля на сцене Армен был в кабинете. Когда он попытался выйти, обнаружил, что дверь заперта. Стал колотить кулаками в дверь, кричал: «Фашисты!» Тут же позвонил Артуру и попросил:

— Увези меня отсюда.

— Куда вас — домой?

— Нет-нет, только не туда!

Друзья решили отвезти его в больницу, там у него уже своя палата была. И тут началось! Посыпались обвинения, что ее не пускают к нему, что украли документы, пропало завещание. Видимо, и кражу тоже я организовала! Сейчас ей выгодно сделать упор на то, что Джигарханян недееспособен. Отсюда ее слова, что, мол, его заперли, увезли в неизвестном направлении. Словно читаешь объявление на столбе: «Пропала собака. Три дня не можем найти».

Меня обрадовало в этой истории только одно: Армен в прекрасной форме. Он в своем театре, он сам во всем разберется. И даже если выберет ее, это будет выбор адекватного человека.

Статьи по теме:

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх