Не люблю людей, которые говорят, что прошлое было в другой жизни, его лучше забыть. Не стоит ничего забывать.
— Как же я люблю петь! Вы и представить себе не можете! С армии пошло, когда играл в полковом оркестре. Люблю, но — увы! — по большому счету не умею. Помню, в проекте «Две звезды» отрепетировал с Надеждой Бабкиной песню и нас выгнали — я ей все испортил. Тем не менее с мечтой не расстался: дважды потом выступал в аналогичном конкурсе на украинском телевидении, один даже выиграл, мне вручили «Бриллиантовый микрофон». Но когда недавно позвали поучаствовать в программе «Три аккорда», испугался, сказал себе: «Не позорься, не лезь!» Казалось, если соглашусь, придется будто бы раздеться догола и пройти по улице, как любит делать один актер. Впрочем, от соблазна выступить, да еще на Первом канале, удержаться не смог. Не остановило и то, что времени в обрез — параллельно снимаюсь в главной роли в сериале в Геленджике. После двенадцатичасовых смен судорожно ищу композиции, подбираю репертуар. К счастью, просыпаюсь довольно рано, иду на приморскую набережную, когда там еще пустынно, дефилирую в полном одиночестве и ору песни по сто раз, чтобы лучше запомнить. Прилетаю в Москву, несусь на студию, быстро репетирую с оркестром и выхожу в эфир.
А дальше попадаю под перекрестный огонь жюри, но не обижаюсь. Честно! Понимаю — Добрынин, Розенбаум, Новиков всю свою жизнь посвятили музыке, шансону. Кто-то скажет: да какие у них голоса?! Не оперные, это точно, но они хорошо поют, умеют это делать, нравятся людям. А сколько хитов насочиняли! Я же иной раз попадаю мимо нот. Александр Розенбаум исполняет свою знаменитую «Ау!» четверть века, довел номер до совершенства, а тут какой-то дилетант выскочил на сцену и давай аукать. Конечно, ему такое не могло понравиться. Все равно как если бы на мои роли стал претендовать студент-недоучка. Обязательно сказал бы: «Парень, ты не готов, не дорос, иди потрудись еще!»
Поначалу, пока не распелся, приходилось тяжелее, чем другим: и вокал хромает, и с оркестром еще никогда не выступал. Стресс жуткий, но нравится. Получаю настоящий кайф, просто балдею! Хотя иной раз жизнь грубо вмешивается в творчество. Накануне записи «Скалолазки» Высоцкого ко мне в Геленджик заявились друзья из Владивостока. Честно признаюсь, выпивали. Утром прилетел в Москву, и не хватило сил исполнить так, как планировал. Нет, все вышло ровненько, но мог бы лучше. Что вскоре и доказал. Выдал «Четыре года рыскал в море наш корсар...» так, что руководители проекта пригласили с этой песней в гастрольный тур. Взяли в него не всех — а меня позвали! Так что есть у меня перспектива, есть куда расти.
В актерскую профессию я в свое время тоже бросился как в омут с головой. Ничто ведь, как говорится, не предвещало. Родился в Воронежской области, Панинском районе, в колхозе «Красный Лиман». Наш домик сохранился, мама, Зинаида Ивановна, которую перевез в Москву, живет в нем летом, сейчас делаем там ремонт. Папа, Виконт Михайлович, ушел четыре года назад... Он был военным. Ох и помотались мы по стране! Мне еще и полгода не исполнилось, как сорвались с места. Куда давали приказ, туда и ехали: то на Новую Землю к Северному Ледовитому океану, то на Балтику, то на Тихий океан, в портовый город Ванино.
Мама работала кладовщицей в папиных воинских частях. Часто брала меня с собой. Пока выдавала тушенку, я, каюсь, с завидной регулярностью уменьшал неприкосновенный запас Советской армии: убегал вглубь склада, отыскивал ящик сгущенки, потихоньку вытягивал банку, дырявил ее ножом и выпивал сладкую тянучку. По сей день предпочитаю ее любому самому изысканному десерту. А папа брал меня на учения морской авиации. Сердце билось учащенно, когда во время дежурства разрешал потрогать пистолет. Особенно нравилось стрелять с ним из карабинов по бочкам на усыпанных янтарем песчаных пляжах Балтики. Так отец с малолетства приучал к суровой мужской жизни.
Я, единственный ребенок, рос в благополучной семье, где мама с папой любили друг друга и меня и никогда не случалось скандалов, ругани. Я обожал родителей. И всегда по мере сил старался им помогать. Возможно, благодаря счастливому детству у меня лет до тридцати сохранялась нормальная психика. Позже ее в немалой степени подорвали театр и кино.
— Как родители отнеслись к вашему поступлению на актерский факультет Воронежского института искусств?
— Никак. Считали: пусть сын идет куда угодно, лишь бы не в тюрьму! До актерского факультета пробовал учиться в политехе, откуда выгнали. Категорически не подружился с точными науками: физикой, математикой. Поступил в школу радиомехаников — отчислили по тем же причинам. Какое-то время руководил кружком в Доме пионеров. Потом был грузчиком в магазине грампластинок, таксистом. Два года работал в похоронном оркестре: мы играли, когда гробы опускали в могилы. Представляете, чего нагляделся?
С музыкой соприкоснулся еще в армии. Служил в танковой дивизии под Нижним Новгородом. К слову, сразу попал на учения: вывезли в чисто поле, поселили в палатках. Как растапливать печку, я не представлял. Командир сказал: «Тогда стой на дежурстве и мерзни». Подобная перспектива мне совсем не улыбалась — пошел, слил бензин из бака, плеснул в топку, кинул спичку и... печка взорвалась! На губу не посадили, но побили крепко.
Через месяц, вернувшись в часть, попытался устроиться на тепленькое местечко писарем. Командир спросил:
— Красиво писать умеешь?
— Конечно!
— Вот, изготовь плакат.
Помните фразу Остапа Бендера: «Киса, я давно хотел вас спросить как художник художника, вы рисовать умеете?» Со мной произошел тот же случай: командир, как увидел мою мазню, так и выкинул пинком под зад. Выхожу и замечаю — мимо шагают красивые мальчики-ровесники в отглаженной форме. Спрашиваю постового:
— Кто это?
— Музыканты.
— А что они делают?
— В оркестре играют.
— А как туда попасть?
Караульный пожал плечами.
Побежал к тем ребятам и вижу: они трубы спиртом чистят. А я тем временем отскребаю грязь с танковых гусениц. Что за несправедливость!
— Вам люди нужны?
— Да, второй тенор.
Я не знаю, что должен уметь первый, а тут — второй! Но мчусь к дирижеру и говорю: «Играть умею только на гитаре, но научусь и на трубе». Если быть до конца честным, на гитаре я брал два аккорда. Что-то набренчал, дирижер посмеялся. Но видимо, ему в штат действительно требовался человек и меня взяли, выдали новую форму. В первую же ночь в туалете попытался освоить трубу, что-то из себя выдавливал. Дирижер зашел и произнес фразу, которую я запомнил на всю жизнь: «Чего мучаешься? Все само придет!» Честно сказать, не пришло, оказалось, музыке надо минимум пять лет учиться. Но меня не выгнали, доверили играть на тарелках. И уж тут я так насобачился!
Благодаря этому и попал в похоронный оркестр. Ведь что самое важное, когда выносят тело? Простите за кощунство — выдавить слезу. А выжимают ее как раз вовремя вступившие тарелки. Поначалу очень переживал на кладбищенской церемонии, мой юный организм был еще некрепок. Но потом привык. Нас всегда приглашали на поминки, где от души наливали. Позже, когда начал ездить по похоронам чуть не каждый день и возвращался измочаленный, уставший, с синяками под глазами, мама, жалея, сама выдавала пузырек: «На, сынок, опохмелись».
В какой-то момент почувствовал: если и дальше так пойдет, есть риск спиться. Но куда двигаться, чего хочу от жизни, не понимал. Вернее, не желал ничего другого, кроме как гулять и отдыхать. В Воронежский институт искусств не требовалось сдавать алгебру с геометрией, да и актеры там учились не пять лет, а всего четыре года, что радовало. Туда и отправился. На прослушивании прочитал стих Павла Когана:
Есть в наших днях такая точность,
Что мальчики иных веков,
Наверно, будут плакать ночью
О времени большевиков.
Мне сказали: «Спасибо, хватит, вы приняты».
До сих пор стыдно, но когда поступал, не знал, кто такие Станиславский и Немирович-Данченко. И Чехова не читал, не говоря уж о Горьком. Но случилось чудо, однажды на занятиях педагог во всеуслышание объявил: «Какой же ты, Астахов, дремучий!» И я устыдился, почувствовал себя недостойным быть причисленным к высшей касте. Ощущение, что ниже окружающих по образованности, сильно подхлестнуло. Взялся за ум, стал много читать, всю стипендию тратил на книги. Мне очень понравилось учиться, по сей день процесс получения знаний доставляет нереальное удовольствие, бодрит. В общем, дело пошло.
Выпускался с булгаковским «Бегом», играл генерала Чарноту. Пытался копировать манеру Михаила Ульянова, исполнившего эту роль в одноименном фильме. Получал безумное удовольствие! В двадцать четыре года мне открылась радость творчества, когда показываешь возникший ниоткуда спектакль людям и он им нравится! Именно тогда я влюбился в актерскую профессию — раз и навсегда!
Воронежский драмтеатр репетировал «Коварство и любовь» Шиллера, актер, игравший главного героя, не справлялся. И меня, еще студента, пригласили на роль Фердинанда. Премьера через три недели, текста — сорок полных листов. К счастью, молодые мозги помогли быстро его запомнить — сыграл ни разу не запнувшись. Хотя, признаюсь, не все тогда получилось. Но в меня поверил режиссер-постановщик Михаил Бычков, который к тому же руководил городским Камерным театром, и взял в труппу. Кто-то долго выходит на сцену с репликой «Кушать подано» или стоит четвертым стражником в третьем ряду, а мне повезло. Сразу получил полноценные роли. Кстати, бог уберег и от театральных интриг: труппа была небольшой, премьеров всего четверо. Бычков прицельно искал и ставил пьесы на актерский квартет, так что никто не чувствовал себя обделенным.
— Вы работали в Камерном театре долго и успешно. Почему вдруг решили перебраться в Москву, на ровное место?
— Очень просто! Сыграл одну роль, вторую, третью... В какой-то момент подумал: «Ну, будет их еще десять, двадцать, и что? Многого ли смогу достичь в провинциальном театре?» Ужаснулся и махнул в столицу. В Москве одно время буквально преследовали слухи, что мне помогал кто-то с могучими связями, буквально тянул. Да, тянули и помогали, но в основном те, с кем учился в Воронеже. Если негде было переночевать, друзья предлагали: «Поживи у нас». И я останавливался у Нины Чусовой, у однокурсника Славы Титова, известного по роли наркоторговца в сериале «Глухарь». Мы дружили. Его смерть — Титова нашли задушенным в собственной квартире — переживал как личную трагедию. Убийцу поймали и осудили, но Славу уже не вернуть.
Во времена моей молодости помочь человеку было естественно, нормально. Театр Маяковского, где Титов служил, выделил ему комнату в общежитии на даче в Серебряном Бору. Соседи — Александр Макогон, Александр Робак — сегодня известные артисты, а тогда просто прекрасные, отзывчивые парни. Все про них помню: как весело гуляли, кого любили, с кем дружили. Намотавшись за день в поисках работы, я возвращался на дачу ночью, залезал в холодильник, съедал чью-то колбасу... Если честно, не рассчитывал, что останусь в Москве. Миллион человек приезжает и уезжает. Думал: если повезет, получу роль, сыграю и вернусь в Воронеж. Но затянуло. Мне повезло больше, чем другим! Ждать пришлось недолго.
Однажды услышал, что Александр Калягин просматривает артистов в труппу только что созданного им театра Et Сetera. Пошел на показ с отрывками из «Труффальдино из Бергамо» и «Старика» Пинтера — эти спектакли играл в Воронеже. Замечательный режиссер Миша Мокеев, который как раз собирался делать в Et Сetera спектакль, увидев меня, сказал: «Хороший парень, многое умеет». И утвердил на небольшую роль в своей постановке «Принц Гомбургский». Калягин к его мнению прислушался и в свою очередь порекомендовал меня Роберту Стуруа — он тоже ставил пьесу в Et Сetera. Я сыграл у него в «Венецианском купце». Роберт Робертович — гений, что тут скажешь, целая планета, вращающаяся по своей орбите! Жалею, что не застал его на пике творческих возможностей, но и того общения хватило, чтобы всю жизнь вспоминать его шутки во время репетиций, наши разговоры.
Так я поступил в труппу. Сан Саныч Калягин относился ко мне прекрасно. Поначалу я щипал себя за руку, не мог поверить, что стою на одной сцене с таким мастером. Отыграв свой кусок, не уходил в гримерную, замирал в кулисах, наблюдая, что Калягин творит, как завораживает зал в роли Дон Кихота. Сан Саныч сидел почти не двигаясь, что-то произносил тихим голосом. А я ловил себя на мысли, что от него нельзя оторваться. Каким же светлым человеком казался его герой. Уверен: если у актера нет святости внутри, ее нельзя сыграть. Невозможно! Для меня коллеги старшего поколения — небожители! Поверьте, говорю так без лукавства, не лицемерю — мне от Калягина ничего не нужно. Он принадлежит к плеяде артистов, которые отдали себя театру без остатка. Какая у них потрясающая школа, какое мастерство! Есть сегодня красавцы-актеры, которые с одним выражением лица вещают что-то из телевизора, красиво держат пистолет, с прищуром смотрят вдаль. У них море поклонниц, популярность, их называют звездами. Но Сан Саныч остается глыбой. А я его разочаровал...
Дело в том, что довольно быстро понял, что столичный театр мало чем отличается от того, в котором прослужил семь лет. А у меня слишком мало времени, чтобы сидеть и ждать своей Роли с большой буквы, которая поможет прославиться. Нельзя сказать, что я убил те два года или попусту терял время, но что не максимально эффективно его использовал — факт. Думаю, Калягин обиделся. С другой стороны, у него и без меня хватало забот. Et Сetera только становился, ну ушел из труппы какой-то актер. Сан Саныч приглашал в кабинет: он задумал сделать мюзикл, хотел меня в нем задействовать. Но потом пригласил более медийного Максима Леонидова. Правда, я уверен, что сыграл бы лучше. Ну да ладно!
Параллельно с Et Сetera участвовал в спектакле «Гедда Габлер» однокашницы Нины Чусовой, который она поставила в «Сатириконе». Нина мне вообще много помогала. Главный режиссер «Сатирикона» Константин Райкин посмотрел, сказал: «Берем!» — и я два года играл в двух театрах. Когда Калягин спросил:
— Чего таскаешься в «Сатирикон»? — пришлось признаться:
— Там мне платят сто долларов за спектакль, здесь я столько получаю за месяц.
Стыдно было поднимать вопрос денег, но что поделать? Проблема существовала.
Начиная работать у Калягина, я играл всего два спектакля в месяц. Позволить себе на скромные заработки съемную квартиру не мог, мотался из Воронежа в Москву на праворульном «ниссане». Шести часов на дорогу, как правило, хватало. Однажды выехал, как всегда, заранее, но по дороге проколол колесо. Пришлось бросить машину на трассе и добираться автостопом. А на дворе — зима, по скользкой дороге водители еле тащились. В театр вбежал, когда спектакль уже шел. Но Витька Вержбицкий, которого вызвали мне на замену, проявил великодушие: «Все нормально, давай срочно дуй на сцену!» И я успел точно к своему выходу. Это было чудо! А вот к Райкину на спектакль как-то раз вообще не приехал, забыл про него! Я тогда уже снимал квартиру в Одинцово, вел странную, сумбурную жизнь: достаточно сказать, что посеял три паспорта. Мне позвонили из «Сатирикона» без пятнадцати семь: «Вы где?» А я — в Подмосковье! На спектакль не успевал, пришлось отменять. Боялся показываться на глаза Константину Аркадьевичу, так его подвел! Но худрук успокоил: «Ничего страшного, бывает!» Мне от его слов стало еще страшнее, с тех пор никогда никуда не опаздываю.
В 2000 году мировая знаменитость — британец Деклан Доннеллан приступил к постановке «Бориса Годунова» во МХАТе, собрав всех звезд нашей сцены. Спектакль гремел, режиссер откровенно и жестко высказывался о власти. У него играли Евгений Миронов, Авангард Леонтьев, Михаил Жигалов. Не хватало последнего артиста на небольшую роль. Я показался, и меня взяли. Два года гастролировал по свету, выходил на сцену с нашими корифеями, заработал репутацию. Так уж сложилось: если работал у Калягина, Райкина, Доннеллана, значит, хороший артист! А я и правда хороший! Ну уж точно не плохой. Посыпались предложения ролей в кино и театре. Пахал как проклятый, откладывал деньги, успел купить крошечную квартирку в столице буквально за месяц до того, как цены на недвижимость взлетели в пять раз!
— У вас более сотни ролей в кино. Есть любимые?
— Я просто обожаю честного полицейского — капитана Лаврова из сериала «Гаишники». Мечтаю, чтобы кто-то снял продолжение. Отдал этому проекту кучу сил и нервов: мне неоднократно разбивали голову — по сюжету приходилось постоянно драться, вывихнул плечо, летая на тросах. Чего только не случалось! Авторы хотели, чтобы «Гаишники» походили на «Смертельное оружие» с Мэлом Гибсоном. Я изо всех сил пытался соответствовать: входил в кадр не загадочно-скучным, а активным и позитивным. И персонаж платил мне добром, столько адреналина в кровь не вбрасывала ни одна роль! Услугами каскадеров мы в особо сложных эпизодах, безусловно, пользовались, но один как-то на крупном плане промахнулся и двинул мне по голове так, что пробил барабанную перепонку. Теперь тем ухом ни хрена не слышу и нырять не могу.
Съемки вообще процесс травматичный. Так, всегда знал, что у меня не складываются отношения с лошадьми. Боюсь их — не то слово, после того как десять лет назад решил прокатиться верхом. Звали коня Пегас. Скачу, а он учуял где-то вдалеке кобылку и ринулся к ней галопом. В тот момент я распрощался с жизнью и дал зарок больше никогда не иметь дела с этими благородными животными. Но пришлось нарушить обещание во время съемок «Убойной силы». Там я должен был скакать как ковбой, еще и стрелять. И вот бухнул выстрел, лошадь испугалась, понесла и воткнулась головой в автомат с кока-колой. Я из седла вылетел, слава богу, конь не успел меня затоптать.
«Гаишники» снимались долго, режиссеры менялись. Мы с партнером Володей Гусевым работали на проекте уже год. И вот приходит очередной режиссер. Уже не вспомню его фамилию, поскольку ничего путного он до этого не сделал. Первый съемочный день — режиссера нет, группа ждет, мы с Володей тоже. Ничего страшного, бывает. Через час приходит ассистент: «Приехал, давайте быстро в кадр, начинаем работу». Он к нам не подошел, не познакомился, даже не поздоровался. Может думал, это сделаем мы? Но мы уже год на проекте! Сняли первый кадр, Володя засомневался: «По-моему, не очень хорошо получилось, может, повторим?» Режиссер сидел у монитора. Подошли, просим:
— Разрешите посмотреть дубль.
— В монитор тут буду смотреть только я!
После таких слов кровь бросилась мне в голову, отреагировал так, как это сделал бы герой Гибсона. Сгреб монитор и швырнул об стену со словами:
— Теперь смотрите в свой монитор сколько хотите.
С роли меня не сняли, но и режиссера я воспитал, смею надеяться, на всю оставшуюся жизнь.
А моим дебютом в кино стал фильм «С днем рождения, Лола!». Снимался с Володей Симоновым, который в свое время и отправил меня к Калягину, дай бог ему здоровья! Я ничего не понимал, был в зажиме, работали в одном павильоне, в маленькой душной комнатушке. Но заплатили по тем временам немерено — три тысячи долларов. Тут же позвонил маме:
— У меня столько денег!
— Ты что, кого-то ограбил?
— Нет, заработал!
Повисла пауза, помолчав, мама сказала:
— Купи себе что-нибудь.
И я приобрел кожаные брюки, кожаный пиджак и сотовый телефон. Явился в Воронеж гордый собой, ловил восхищенные взгляды земляков, тогда еще мало кто так одевался.
Не стану скрывать, иногда соглашался играть только ради заработка. И проект, словно чувствовал, в ответ платил мне нелюбовью. Сущим адом стали почти трехсотсерийные «Тайны Института благородных девиц». Все снимали в павильоне, где я по двенадцать часов в день сидел под осветительными приборами в шинели или суконном кителе да еще с наклеенными усами. Ой, мамочки, как вспомню тот кошмар! Каждый день снимали тридцать минут полезного времени, то есть такого, которое войдет в фильм, хотя и десять минут — много. А согласился сниматься, поскольку надеялся обеспечить себя стабильной работой в течение года.
Впрочем, случалось, судьба преподносила и подарки. На «Оперативном псевдониме» подружился с Александром Дедюшко. Познакомились-то мы гораздо раньше, когда снимались в рекламе пива. Оба недавно перебрались в Москву (Дедюшко — из Владимира), мало кого еще знали, так что тусовались вместе. Замечательный был парень! В работе проявлял требовательность, спорил с режиссерами. Незадолго до трагической аварии, которая унесла жизнь Саши и всей его семьи, отдыхали на речке. Как сейчас помню, спросил:
— Почему ты на такой машине? В салоне жутко воняет каким-то тленом как в морге, задохнуться можно! Проветривай, что ли, а лучше — купи новую.
— Да все нормально, я привык.
Ровно через неделю узнал, что Саша на том автомобиле разбился...
— Мало вам было актерства, так еще и за сценарий взялись?
Сценарий фильма «Побег» — мой первый и пока единственный опыт — я написал карандашом на коленке. Больше как-то нигде не сочинялось. Делал под себя и Евгения Миронова, хотел сыграть его друга, но продюсеры отдали роль Леше Серебрякову, а мне достался отрицательный персонаж. Работать с режиссером Егором Кончаловским было в удовольствие: он талантливый, умный, образованный, воспитанный. Да, иной раз и поорет на площадке — так народ взбадривает. Зато все члены группы понимали, что от них многое зависит. Всегда поражался, с какой самоотдачей и фанатизмом работает Женя Миронов. Для него профессия — это все. Мало кто с ним в этом сравнится. С близкого расстояния наблюдал, как он играет Гамлета, как затрачивается. Такая возможность выпала, когда получил в спектакле Петера Штайна небольшую роль. У Жени нереальные интонации. Мы однажды долго беседовали на тему: можно ли посвятить театру жизнь? Женя утверждал, что можно. Я сомневался, но он меня переубедил.
В сериале «Ледниковый период» повезло встретиться с коллегой, который и правда отдал театру всю жизнь — Александром Абдуловым. Я его боготворил, ходил на «Поминальную молитву» много раз. Александр Гаврилович смотрелся офигенно! Мечтал хоть немного стать на него похожим. У нас были совместные сцены, текст я вызубрил заранее, а когда вошел в кадр, только и смог распахнуть глаза в паническом ужасе от того, что стою рядом с кумиром. Хотя всем понравилось, прокатило, похвалили: «Хорошо играешь!» Я тогда много курил. Но увидев, как выглядел Абдулов незадолго до смерти, выбросил сигарету и больше не притрагивался.
Еще с одним большим артистом — Сергеем Юрским — познакомился на «Королеве». Однажды нас вместе повезли на съемки в Тверь. Водитель заплутал — навигатор завел его в какую-то даль, растерялся, а Юрский произнес фразу, которая отпечаталась в памяти: «Доверимся дорожным знакам». И он, и Наталья Фатеева вели себя как настоящие звезды — спокойно, корректно, уважительно. И в жизни, и в кадре, и в профессии они существуют достойно. Все относились к ним крайне трепетно. Юрский сам выстроил роль Циолковского, режиссер Кара ему не мешал. У Юры есть очень хорошая черта — его может быть пару часов вообще не видно и не слышно, но работа идет по плану, все делается. Он дожидается момента, чтобы все спокойно запечатлеть на пленку и показать потом зрителям. Знаю несколько режиссеров, продюсеров, которые бегают по площадке, по-идиотски повизгивая, это так неприятно! Если б так вели себя актеры, я бы это мог понять, мы — неврастеники, нам можно, хотя я в последнее время стал меньше этим грешить.
Кстати, роль легендарного авиаконструктора Сергея Павловича Королева получил дня за три до начала съемок. До меня пробовались многие, но видимо, я оказался лучшим. А может, режиссер уже настолько устал, запутался, что решил отпустить ситуацию. Сам я ни на что не рассчитывал. Во время кастинга спрашиваю:
— На кого пробуюсь-то? На охранника?
— Нет, — говорят, — на Королева.
Помню, я даже рассмеялся, но что-то сыграл. Юрий Кара позвонил через пару дней: «Ты понравился нашему консультанту Алексею Леонову». В общем, утвердил меня летчик-космонавт. Позже полетели с ним на частном самолете на юбилей Амана Тулеева. Алексей Архипович с интересом смотрел в иллюминатор: «Ой, какое поле красивое, а рожь прямо золотая! А вон там мы с Юрой садились, погода была плохая». И тут до меня дошло, о каком Юре идет речь. Рядом со мной — человек-легенда, который был знаком с самим Гагариным. Захотелось побольше узнать о космосе.
— А какая там температура? — спрашиваю.
— Сереж, там температуры нет, есть скорость альфа-частиц, которые отражаются от скорости бета-частиц, и разница в отражении...
Я понял, что мне до этого уровня знаний не дотянуться.
Съемки начались с финала — с самой сложной сцены. Постарался выложиться по полной. Я очень гордился этой работой, ведь мой отец был связан с авиацией. Когда похвастался, что играю Королева, папа очень удивился.
— А разве ты на него похож?
— Пап, это фильм про его молодые годы.
Судорожно стал читать про Сергея Павловича. Узнал нереальные факты его биографии и был потрясен! Слава богу, что во время съемок не успел прочитать про него все, иначе не смог бы хорошо сыграть, на меня бы давил груз его личности. А с другой стороны — позже злился: знай о Королеве побольше, может, довел бы роль до совершенства. Когда он сидел в «шарашке», ему сломали челюсть и она неправильно срослась, что аукнулось Сергею Павловичу в конце жизни. Во время операции анестезиолог не смог правильно подключить аппарат искусственного дыхания, все пошло не так, великий ученый умер на операционном столе. Его добил выстрел из прошлого...
Эта картина на многое раскрыла мне глаза. Я уверился, что страна у нас нормальная, большинство людей хорошие. Негатив, который вываливается в Интернете, не имеет с реальностью ничего общего: пограничники несут службу, самолеты летают, поезда ходят. Да и кино снимается.
С возрастом все больше соглашаюсь с Калягиным, который любил повторять: «Кино и театр — это еще не вся жизнь!» Конечно, большую часть своей я посвятил карьере, но у меня имеются и другие интересы. Есть чудесная дочь, в добром здравии мама, рядом любимая девушка, с которой живем счастливо. У меня перед ними обязательства. С годами пришло понимание, что необходимо правильно расставлять приоритеты. Да, профессия не перестает удивлять и она мне нравится. Но я сегодня не готов отдать все ради роли.
— Ну что ж, сами напросились! Как складывалась ваша личная жизнь?
— Как хитро заворачиваете! Официально был женат дважды. С Наталией Комардиной вместе учились, она на третьем курсе, я — на первом, мне исполнилось двадцать два. Молодо-зелено. Оба не были готовы к семейной жизни, через год расстались.
Второй моей женой стала тоже актриса Виктория Адельфина. Мы с Викой прожили вместе четырнадцать лет. До сих пор чувствую, что между нами сохраняется какая-то связь. Это нормально. Не люблю людей, которые говорят, что прошлое было в другой жизни, его лучше забыть. Не стоит ничего забывать. С Викой связано огромное количество надежд, мечтаний и разочарований.
Кто-то обвинял меня, дескать, бросил жену и дочку, когда уехал в Москву. Не бросил и не уехал. Куда было везти маленького ребенка, если иной раз самому приходилось ночевать в машине? Я пообещал Вике: устроюсь, перевезу вас. Что и выполнил, когда купил квартиру. К сожалению, не мог уделять семье столько времени, внимания, сколько хотелось супруге. Постоянно пропадал на съемках, мы иногда не виделись по полгода. Нас развела жизнь.
— Может, жена ревновала вас к партнершам? Большинство из них — дамы яркие.
— Не могу с этим не согласиться. На сериале «Есенин» моей партнершей была американка Шон Янг. Она играла Айседору Дункан. Сели перед съемками обсуждать взаимоотношения наших персонажей, и я почувствовал, что нравлюсь актрисе не только как актер. Я по-английски ни бельмеса, она по-русски — ни слова! Но все же нашли общий язык. В какой-то момент Шон открыла свой шкафчик, а там железный бочонок пива. Предупредила: «Только никому не говори!» И мы втайне от всех с завидным постоянством распивали это пиво в перерывах между дублями. Одна незадача: рядом всегда находился переводчик. Я тогда сильно пожалел, что не учил английский. Так что роман не состоялся. Шон приглашала в гости, я обещал приехать посмотреть, как живет, но пока не сложилось.
Нашу любовную сцену с Жанной Эппле в «Белом мавре...» режиссер Дима Фикс снимал в настоящем курятнике. Кругом несушки-пеструшки, помет, аромат витает еще тот! А Дима режиссер требовательный, его постоянно что-то не удовлетворяло. Сделали двадцать с лишним дублей. Обстановка к любовным страстям совсем не располагала, но мы с Жанной профессионалы, справились. Посмеялись от души. Эппле очень позитивная женщина, мне такие нравятся!
Вике тоже хотелось состояться в актерской профессии. Она высказывала претензии: «Почему ты занимаешься своей карьерой, а мне не даешь этого делать?» Но я тогда не мог ей ничем помочь, сам был далеко не звездой первой величины. Женщине-актрисе сложно совмещать карьеру и семью, она должна для себя решить: либо дети, либо работа. Мужчина и женщина всегда сходятся по любви, а расходятся по разным причинам. Конечно, я виноват, уделял мало времени семье. Действительно мало. Вику можно понять: муж живет насыщенной творческой жизнью, куда-то постоянно летает, снимается, выходит на сцену, почему же она должна сидеть и ждать? Маше тогда исполнилось десять. Я очень сильно переживал, боялся сделать девочке больно. Развод дался обоим тяжело.
Иногда думаешь, ну чего люди расходятся? Может, устают друг от друга или просто завершили какой-то цикл? У меня нет ответа. Так вышло... Только со временем понимаешь: важный отрезок жизни безвозвратно ушел, его уже не вернешь. И был он не таким уж плохим. Мне всегда нравилось, что есть семья, дом. Но условия были тяжелыми, я очень рано вставал, работал много, возвращался никакой. Просто физически не хватало сил на отношения. Тяжело оказалось совмещать семью и профессию, у меня вот не получилось.
Не думаю, что Вике было приятно, когда объявил, что ухожу. Уверен, она никогда мне этого не простит и правильно сделает. Настал момент, когда ее заело, обида взяла верх. Слава богу, хватило ума не вычеркивать меня из жизни Маши и я продолжал общаться с дочерью.
Когда развелись, я ничего не делил, все оставил жене, чтобы дочь росла в хороших условиях. А сам опять начал с нуля. Но это нормально, Вика это заслужила. Она воспитала замечательного ребенка! Маша поступила на журфак, через год, правда, ушла — растерялась, как дальше жить, боялась и не понимала, что делать. Мы долго обсуждали ситуацию. Запомнил ее слова в конце разговора: «Пап, слава богу, что поговорили!» Рад, что помог что-то прояснить. Долго выбирали, куда ей идти учиться. С потерей года дочь перешла на другой факультет, в другой институт. Теперь учит иностранные языки в Высшей школе экономики. Артисткой, к счастью, не стала, не хотел бы, чтобы у Маши была такая же извращенная психика, как у отца. Не нужно ей такого! Это со стороны человеку непосвященному кажется, что актерам живется легко и просто. Но я-то очень хорошо знаю цену, которую заплатил за все, что сейчас имею. Ведь шел в профессию не из-за денег, понятия не имел, сколько получают актеры. Просто нравилось и нравится до сих пор то, чем занимаюсь. Хотя, наверное, мог бы достичь большего.
— Пресса в свое время связывала вас с двумя известными актрисами: Еленой Кориковой и Анастасией Волочковой. В этом была хоть доля правды?
— С Леной мы действительно жили вместе какое-то время. Она очень хороший человек. С тем мужчиной, которого выбирает, Лена открыта и бескорыстна, отдает ему всю себя. Редкое качество для женщины, которое я оценил в полной мере, мне повезло. Судьба свела нас в сложный период: ни у меня, ни у нее работы не было вообще. А это тяжелое время для актеров. Никто не нужен, кажется, что все кончено, наваливается депрессия. Наверное, мы не смогли ее пережить, поэтому и расстались...
А с Настей всего лишь играли в антрепризном спектакле. Кстати, Волочкова в тот период часто бывала у меня в доме, где я живу с любимой женщиной, приезжала обсудить проект, порепетировать. Но если кто-то усматривает в нашем общении нечто большее, не стану разубеждать. Я-то знаю, что за женщина сегодня рядом со мной. С Викторией Савкеевой мы познакомились ночью на дискотеке. Она — учитель в начальной школе и вообще не представляла, кто я такой. Сказала: «Где-то я вас видела, лицо знакомое». Вместе мы уже пять лет, надеюсь, и дальше будем жить долго и счастливо. У нас довольно приличная разница в возрасте: ей тридцать два, мне сорок восемь. Но я с ней счастлив и все боюсь поверить, что такое возможно. В доме наконец-то царит спокойствие. Вика умеет сделать так, чтобы я почувствовал, как сильно ей нужен.
Она разделяет все мои увлечения. Каждое лето я отправляюсь в горы. Обожаю Альпы, сам веду машину по серпантину. Есть фургон, иногда в нем спим, а порой живем в кемпинге, в палатке. Обожаю такие походы! Для меня единственно возможный отдых, когда еду куда хочу и не придерживаюсь никакого режима. Мы бродим по крутым тропам, катаемся на велосипедах, которые возим с собой. Очень люблю забираться высоко-высоко. Знаю каждый альпийский перевал, каждое озеро. У меня на карте помечено: здесь ловят самую вкусную рыбу, тут красивое ущелье, а вот кусочек земли, который швейцарцы подарили генералиссимусу Суворову. Путешествия доставляют мне немыслимое удовольствие!
Сегодня с Викой занимаемся ремонтом квартиры. Въедем в нее по всем правилам и первой запустим кошку. Она еще маленькая, на ладошке умещается! Подобрал в Геленджике, до декабря снимаюсь там в сериале «Под напряжением», который покажет НТВ. Нереальный проект! Играю психолога, помогающего расследовать странное убийство. Хотя по сюжету в картине нет драк и перестрелок, жутковатый получается сериальчик. Так вот, в свободное время пришли как-то пообедать в отель «Кемпински», вижу, в кустах прячется котенок. Выпрыгнул, кинулся мне в ноги и убежал. Я купил корм, игрушечную мышку, подманил котенка и понес к машине. Потом думаю: «Придется ведь жизнь менять» — и отпустил. Но малыш так сильно запал в душу, что через день вернулся. Смотрю, кто-то уже с ним играет. Подошел и говорю: «Отойдите, это мой кот!» Правда, кот оказался девочкой. Назвали ее в честь места, где встретились, — Кемпински. Сделали прививки, вывели блох. Съемки закончатся, заберу в Москву. Вика не возражает. Нам бы еще после кошки кого-нибудь посерьезнее завести — вот было бы здорово! Планируем.
— А что сегодня с театральными проектами?
— Как-то долго не предлагали сниматься, и я подумал: «Почему должен сидеть и ждать?» Надо же на что-то жить. Нашел английскую пьесу, переписал ее, поставил спектакль «Что творят мужчины», с которым нас приглашали и в Лондон, и в Америку. Играю с прекрасным артистом Александром Горшковым, он всю жизнь проработал у Валерия Беляковича в «Театре на Юго-Западе».
До юбилея осталось полтора года. Посмотрите на меня и некоторых моих коллег. Их к пятидесяти не узнать! А я сохранил физическую форму, хотя не делал пластических операций, не омолаживался, не изнурял себя занятиями спортом. Мой спорт — сцена. Выкладываюсь там. Иной раз хотелось бы погулять, выпить — я не ангел, но некогда. Завтра снова самолет и спектакль в двухтысячном зале, который надо отыграть качественно. Как-то коллега спросил: «Не завидуешь тем, кто больше получает?» Нет, я что, должен ходить и переживать, что какой-то актер зарабатывает двадцать миллионов? У меня своя жизнь! Мои приоритеты поменялись. Если ты способен радоваться малому, будешь счастлив. В печаль ввергают завышенные ожидания, когда постоянно ждешь чуда, а оно все не случается. Ну не носят тебя на руках. Ходить из-за этого несчастным? Боже, какая проблема!
Конечно, хочется и большую квартиру, и дом, и чтобы близкие были тобой довольны. Но всего достичь невозможно, я реально смотрю на вещи. Если молодые думают, что они звезды и исключительно вокруг них крутится мир, спешу разочаровать. Пройдет энное количество лет, и они станут никому не нужны. Нет ни одного примера, когда актер стал бы более востребованным после того, как у него появилось больше морщин, чем того требует кинематограф. Нельзя поменять жизнь, желательно научиться хорошо играть по ее правилам. Случай никогда не перевесит судьбу. Я своей доволен, грех жаловаться, она у меня счастливая.
Статьи по теме:
Свежие комментарии